Не проспи любовь

ГУЛЯТЬ ПО МУЗЕЯМ, А НЕ ЖИТЬ В НИХ

Джерри храпит прямо мне в рот, его тёплое собачье дыхание долетает до меня при каждом выдохе.

- Что ж, это хотя бы объясняет Агнес, - бормочу я.

- Кто такая Агнес, - спрашивает папа с водительского сиденья. На приборной панели ритмично перемигиваются сигнальные лампочки.

- Да никто, - быстро говорю я, и больше папа ничего не спрашивает. Он у меня учёный. Известный нейробиолог, но это вам ни о чём не скажет, если, конечно, вы не занимаетесь тем же. Папе известны все самые загадочные из тайн человеческого разума. Но вот в делах сердечных он ни капли не смыслит. Мне совсем не хочется рассказывать ему о Максе, так что иногда этот недостаток мне даже на руку.

Я потягиваюсь и сажусь.

- Кажется, задремала немного, - говорю слегка охрипшим голосом.

- Поездки тебя убаюкивают с самых первых дней жизни, - поясняет папа в своей вечной профессорской манере. - Ты моментально засыпаешь в самолётах, поездах, машинах... Вы с Джерри проспали несколько часов, но ты проснулась как раз вовремя, - он улыбается в зеркало заднего вида. - Погляди-ка на свой новый город. - Папа неуклюже машет, как Ванна Уайт, ведущая "Колеса Фортуны", будто Бостон - это слово, которое нужно отгадать.

Съезжаем с магистрали, и нас радушно встречает исторический центр, показавшийся за живописной рукой Чарльз. Нью-Йорк, в котором мы прожили десять лет, по сравнению с этим... А впрочем, Нью-Йорк - это Нью-Йорк. Разве можно сравнивать?

Бетонная дорога ритмично шуршит под колёсами: раз-два-три, раз-два-три - и я нервно подыгрываю этому ритму тремя пальцами правой руки, словно на пианино. Музыкант из меня никакой. Перед тем как от меня отказаться - думаю, это был первый случай в истории музыки, - мой учитель сказал папе, что мне "не хватает дисциплины". Но музыка мне др сих пор нравится, особенно ритм. Ритм - это система, а система вносит в мир порядок. Я часто ловлю себя на том, что выстукиваю ритмы, когда нервничаю или сомневаюсь.

На шумной Бэкон-стрит прислоняюсь к пассажирской двери, прижимая к себе коробку с надписью "ВСЁ ДЛЯ КУХНИ", в которой почти наверняка лежат зимняя одежда и собачий корм. Прикрываю глаза рукой от августовского солнца и пытаюсь как следует рассмотреть двухсотлетний дом, стоящий напротив. Забавно: в детстве всё видится громадным, но, когда возвращаешься в те же места, став старше, понимаешь, насколько же всё вокруг меньше, чем тебе тогда казалось, и каким же крошечным ты тогда был. Но наш дом, который сначала был маминым, а до этого - бабушкиным, как был, так и остался гигантским. Странно, что в детстве я ухитрялась в нём не заблудиться.