Время живых мертвецов 2. Возрождение/ Зомби

8.2 Один. Два. Три.

Тягучая ночь темным покрывалом осела на день, неся в себе что-то таинственное и неизведанное. Ближе к полуночи небо в одном месте стало светлее, бледное зарево постепенно разгорелось. На небе зажигались один за другим миллиарды звёзд, а после появилась полная луна, словно огромный прожектор, освещая землю свысока льющимся серебряным светом.

Мы стояли у давно заброшенной заправки. Решено было тут переночевать, хоть до города оставалось немного. Дорога Макса утомила, пару раз он клевал носом в руль, и, если бы не я, подталкивающая его то и дело, мы бы точно слетели в кювет. Сейчас Макс почему-то не спал - задумчиво смотрел в окно, подперев подборок рукой. За все двадцать минут он ни разу не шевельнулся и, по-моему, даже на моргнул. Чед, как ушёл «в туалет» четверть часа назад, так и не вернулся. По идее, Макс должен был кидать шутки в роде «провалился в дырку, что ли, ахаха», но почему-то его волновали какие-то совершенно отстраненные мысли. Думаю, это как-то связано с его состоянием, которое я уловила в начале миссии в России.
Я набрала воздуха в грудь и все же решила разбавить тишину:
- Ты... - начала я, но Макс тут же меня прервал.

- Тебе с ним хорошо? - все так же, отдаленно глядя в окно автомобиля, вещал Макс. Меня ошарашили его внезапные слова. Я даже удивилась его столь витиеватому вопросу, от чего напряглась.

- Ты имеешь ввиду Чеда? - я глянула в окно, на заправку, а после снова в затылок парня.

- Да, - выплюнул он.

Я молчала, совсем не знала, что говорить и как на это реагировать; смятение сжало сердце в груди в тугой комок.

- Зачем тебе это знать, Макс? Ты уже сделал свой выбор, - мягко проговорила я.

- Алён, ответь на мой вопрос, пожалуйста, - крайне нежно и ласково сказал Макс и удивил меня вдвойне. - Ты сделала свой выбор в его пользу? Чем он тебя задел? Мне нужно знать.

- Макс. Я не сделала свой выбор ни в чью пользу. Понимаешь? Вы мне оба безразличны. И вообще, зачем ты это спрашиваешь, будучи человеком, уже состоящим в отношениях.

- Черт! - неожиданно закричал Макс и заставил меня чертыхнуться. Он ударил рукой по рулю, от чего раздался громкий звуковой сигнал. - Черт! Черт! Мелкая! Нет! Я... Я никому это не рассказывал, - вдруг успокоился парень и взялся за голову. - Я... я все ещё помню тот момент, когда ты лежала у меня на руках и... и истекала кровью, - говорил он, отрывая слова, будто вытаскивая из себя то, что так давно и усердно пытался спрятать где-то глубоко внутри. - Я понимал всю безысходность конца, я понимал, что теряю уже ставшую важной часть моей жизни. Я не мог это долго пережить, - хрипел он, глотая спасительный кислород. - Я был подавлен... Нет... Я был убит, расколот, испепелён, уничтожен! Я так долго и сильно пил, пытаясь заглушить ту внутреннюю боль, которая миллионами ножей пронзала меня каждое мгновение, что шанс выйти из такого запоя был минимален, - его болезненные вздохи резали душу, а тихие слова пронизывали до самых костей. - Лишь благодаря брату я смог выкарабкаться из той глубокой задницы. И тогда я понял. Я понял, что хочу заняться гуманизмом. Да-да. Я понял, что если не смог спасти твою жизнь, я спасу десятки других. Это, конечно, не сравнится с той утратой, превалирующей утратой, но я все же хоть как-то смогу помочь себе и планете, постараюсь потушить пожар обречения внутри. Я решил податься в спасательную группу... Но было одно «но». Моя астма. Хоть она и на основе аллергической реакции - меня не допускали врачи, - Макс вдруг резко оборвал свой пронизывающийся монолог, а после снова заговорил. - Единственным выходом, который я на тот момент видел - это она... Та девушка, которую ты встретила в больнице; её отец - важная шишка в военной индустрии Лондона. Я смог втереться к нему в доверию через неё и тем самым попасть в группу спасения. Но, черт, мы с ней даже не целовались! Я не люблю её, слышишь?! - Макс обернулся на меня и заглянул в глаза своими, полными горечи. Горечи той утраты, которую он когда-то пережил.
Его миндалевидные глаза горели, горели так ярко, что в тусклом свете я видела его пожар внутри и чашу, до предела наполненную печалью. Все время он пытался это скрыть, но невозможно утаить свои искренние чувства за гранью злости...