The Ritual.

2

Четыре часа, двадцать минут спустя

Валежник хрустел под ногами, разлетаясь на куски. Раздвигаемые ветки хлестали идущих сзади. Споткнувшись, Фил свалился в крапиву, но безропотно встал на ноги и бросился догонять остальных, которые к тому моменту уже почти бежали. Они двигались, сгорбившись, опустив головы. Несмотря на бьющие по лицам ветви и развязавшиеся шнурки, продолжали путь. Пока на крошечной полянке Хатч вдруг не остановился. Он вздохнул и уперся руками в колени. Здесь слой сухостоя и гнилых листьев был не таким глубоким, и колючки больше не лезли под одежду.

Люк заговорил впервые с того момента, как они наткнулись на мертвое животное. Он задыхался, но все равно сумел засунуть в рот сигарету. Вот только прикурить ему никак не удавалось. Лишь после четвертой попытки он наконец выпустил дым из ноздрей.

– Думаю, это охотник.

– Здесь нельзя охотиться, – возразил Хатч.

– Тогда фермер.

– Но зачем закидывать на дерево? – снова спросил Дом.

Хатч снял рюкзак.

– Кто знает. В этом природном парке никто ничего не выращивает. Здесь дикая местность. В том-то и дело. Можно мне сигаретку?

Люк вытер глаза. По его щекам текли слезы. Частицы порошкообразной коры проникли под веки.

– Это убитый волком лось или олень. А потом... что-то закинуло его на дерево. Он бросил пачкой «Кэмела» в Хатча.

Тот поднял ее с земли.

Фил нахмурился, уставившись себе под ноги.

– В лесу есть смотрители. Рейнджеры. Они бы...

Хатч пожал плечами и закурил.

– Не удивлюсь, если мы – первые люди в этих краях. Серьезно. Подумайте, насколько огромен этот лес. Двадцать семь тысяч квадратных километров! Большинство из них – нетронутая природа. Сойдя с последней тропы, мы прошли минимум пять километров, и вряд ли здесь ступала нога человека.

Люк выдохнул дым и продолжил:

– Медведь. Может, медведь его туда закинул. Чтобы никто не съел. В смысле, на земле.

Хатч посмотрел на кончик сигареты и нахмурился.

– Может быть. А в Швеции они большие?

Дом и Фил присели. Фил закатал рукав до локтя, обнажив пухлое белое предплечье.

– Я уже весь исцарапался.

Лицо Дома было белого цвета. Даже губы.

– Хатч! Я засуну эту карту в твою бесполезную йоркширскую задницу. – Он часто разговаривал с Хатчем в подобном стиле. Люк всегда удивлялся вспышкам вербального насилия. Но в этих перепалках не было подлинной ненависти, только фамильярность. Это означало, что у Дома с Хатчем были теперь более близкие отношения, чем у него. А он всегда считал Хатча лучшим другом. Поэтому дружба Хатча и Дома вызывала в нем жгучую ревность. Все они знали друг друга уже пятнадцать лет, но Дом и Хатч были так же близки, как во времена учебы в университете. Даже спали в одной палатке. При таком раскладе Люк и Фил чувствовали себя обделенными. Люку казалось, что Фил чувствует себя так же, как он. Даже если в этом нельзя признаться без взаимных оскорблений.

Дом стянул с ноги ботинок.

– Устроил нам праздник, мудак. Мы заблудились. У тебя же ни малейшего понятия, где мы находимся. Верно, фрукт наструганный?

– Остуди свои ботинки, Дом. Двинем туда. – Хатч указал в направлении, куда они пробирались. – Ты будешь есть горячую фасоль с колбасой на берегу реки. Там сейчас натягивает палатку и разводит костер квартет шведских красоток. Так что расслабься.

Фил хохотнул. Люк улыбнулся. Дом неохотно присоединился к ним, но уже через несколько секунд искренне хохотал. Смеялись все. Над самими собой, своими страхами и над тем существом на дереве. Смех помог им отстраниться от всего, он был необходим.