Оторва

Глава 8

O tempora, o mores!(лат., «О времена, о нравы!», Цицерон)

POV автор.

С самого утра, задолго до начала первого урока, репетиционный зал уже был полон народу; буквально из каждого уголка сцены и сидячих, зрительских мест доносились гул, смех и оживлённая болтовня скопившихся здесь учеников. Развернулся новый раунд одной из самых востребованных среди студентов игр — такой родной для всех «правды или действия», которая обрела новую жизнь после нашумевшей чуть ли не на всю школу вечеринки в доме Ньюманов.

«Интеллигентная группа» — так по-другому называли наиболее громко заявивших о себе учеников — заняла самое сердце сцены, разместившись полукругом и переглядываясь между собой в нетерпеливом ожидании вечно опаздывающих игроков. Внезапно двойная дверь в зал распахивается, и в зале ненадолго воцаряется выжидающее молчание; впустив в репетиционную свет люминесцентных ламп, что озаряли просторные школьные коридоры, к остальным собравшимся присоединились две двойняшки-выпускницы, едва поднявшиеся этим утром с невольно притягивающей всякого нормального человека в шесть утра постели, и недавний именинник, в один день поднявшийся из «низов» в саму Интеллигентную группу.

Полусонный и уже отчасти уставший, парень, подняв голову и изредка поправляя повисший на плече рюкзак, спускался по ступенькам, и девушки шли буквально с Райаном в ногу, подстраиваясь под его не сильно уверенный, но стремительный шаг. Бонни берёт его за руку, почти сразу найдя ту в рукаве тёмно-серого кардигана, что был парню в какой-то степени даже велик, и прижимается к плечу десятиклассника, заставляя других девчонок, давно находящихся в зале, дрожать от удушающей их злости зависти.

Не успевают они и ступить на сцену, как вдруг с распростёртыми объятиями к пришедшим навстречу выбегает вечно радостный и задорный толстяк-Клейтон; на голове, как всегда, волосы спутались в заметные колтуны, давая всем окружающим понять, что к душевой и расчёске он относится с настоящим сердечным равнодушием. Парень берёт ничего не подозревающего Райана под руку и ведёт его к стоящему невдалеке Марвину, и Фернандес бросает мимолётный, извиняющийся взгляд на девушку, от которой его так внезапно оторвали вопреки молчаливому нежеланию отпускать руку Бонни.

— Как утро? — интересуется вечерний ведущий, усмехнувшись и на ходу отпустивший ноющее от столь цепких пухлых пальцев предплечье одноклассника. — Сколько народ вчера выпил! И все до одного стоят на ногах. Признаюсь, брат, это достойно уважения.