Что чувствует сталь

13 Chapter

Моя игра — твой поцелуй...
Остался на губах...
Я выпустил сюжет из рук —
Нет смысла продолжать игру.

Сколько бы Чонгук не упирался и не возражал, Хаиль упрямо тащит полусознательного юношу в свою крохотную квартирку. Было плевать на то, кто и как мог выследить её место проживания и навредить. Раненный Чон истекал кровью и еле держался на ногах, что могло быть важнее? Вся ситуация вызывала дичайший ужас. Руки тряслись, движения выдавались рваными и неуклюжими. Но на суетливость девушки парень лишь устало вздыхал. Ему не было больно. Абсолютно. Дальше больше — он был счастлив.

Ха сгрузила тяжёлую тушу на мягкий диван, тут же убегая мыть руки и искать коробочку с аптечкой. За окном взрывается настоящая непогода с громыхающей молнией и прочими прелестями стихии. Чонгук опрокидывает голову на обивку дизайнерски-изогнутого дивана. Прикрывает отяжелевшие веки. Яркие всполохи играют с чернотой ресниц, мягкое освещение торшера окутывает тело уютом, и парень практически проваливается в сон, но оглушающий грохот чего-то тяжёлого рядом заставляет крупно вздрогнуть.
— Прости-прости, — извиняется Ха, с трудом водрузив тяжёлую коробку рядом с бедром парня, сама устраивается на полу у перевязанной рубашкой ноги. — У меня нет сильного обезболивающего и, я думаю, что следовало бы скорее ехать в больницу, но...

И то как она пронизывает взглядом — у Чонгука всё внутри начинает пульсировать. На то, как потряхивает Хаиль, невозможно смотреть не сглатывая и не ощущая в груди сбившееся к чертям дыхание.
— Это невозможно, — заканчивает Гук, и не понятно — то ли предложение девушки, то ли собственные мысли. Невозможно задыхаться от одного только дрожащего голоса. А ведь истекать кровью мог бы совсем не он.
— Я могу попытаться остановить кровь и обеззаразить рану, но не больше. А здесь...- Глубоко втянув в себя воздух, Хаиль аккуратно стягивает пропитанную алостью ткань. В нос резко ударил запах металла, а к горлу подкатил клубок тошноты. Это хуже, чем можно представить. Хуже чем, когда-либо виданное по ТВ, потому что всё по-настоящему. И в настоящем половина штанины на парне оторвана, как и целый кусок живого мяса с ноги. Удивительно, что голень не истекла литрами крови сразу-же, а лишь медленно сочилась густыми каплями, пачкая пушистый кремовый ковёр. — А здесь нужно зашивать.

Оружие не убило химеру, однако пуля прошлась достаточно глубоко и клетки не могли быстро генерировать и нарастить новую ткань. Может завтра, может через несколько дней, Чонгук будет снова в порядке.

Вата, бинты, спирт — всё раскидывается рядом, но О и не знает за что взяться сперва. Она не врач, не медсестра, откуда ей знать? Все очертания перед глазами расплываются, поселив внутри вязкую мглу и страх о возможности потерять биение чужого сердца. И Хаиль не догадывается, что юноша в данную секунду думает точно о том же. Он слишком отчётливо слышит как её крохотное бьётся о рёбра и этот звук беспощадно громыхает по чувствительным ушным перепонкам, раскалывая всё внутри на осколки. Он слишком сильно всё ощущает внутри себя. Убийственно.

Чонгук приподнимает руку и аккуратно прикасается ладонью к голове девушки, успокаивающе ведёт по затылку, принимая на себя всю силу дрожи, как по проводу пропуская через себя электрический ток. Эта девушка сама как оголённое пульсирующее сердце в его руках, так страшно случайно сдавить и стать погибелью живого. Жутко осознавать, что можешь стать чьей-то смертью, когда она сама является жизнью, которую Чонгук никогда не знал.
— Всё в порядке, я могу сам, если... — начал было Чонгук, но Хаиль вдруг резко начинает мотать головой.
— Нет! Сиди и не двигайся.

Ха уже более уверенно тянется к рулону ваты и, оторвав большой кусок, смачивает его в перекиси водорода. Она не хочет видеть, как кривится лицо парня от неприятный ощущений, но продолжает обрабатывать открытую рану и, когда убирает почти всю кровь, останавливая её, захлёбывается кислородом. Захватив пальцами ватную палочку, девушка проходится ей по чему-то жёсткому, и сначала думает — это кость. Но это не просто кость. Металл.
У Чонгука все кости металлические.
— Что... — Хаиль сглатывает вязкую слюну, борясь с рвотным позывом. Но подняв взгляд на чужое лицо, понимает, как своей реакцией делает Чонгуку больно. В его глазах плещется омут невыплаканных слёз. Омут не нашедший себе выхода и что топит в себе одинокую душу. — Что с тобой сделали? — по венам.

Чонгука пронзает дикий страх. Не может справится с взглядом напротив — он пробирается внутрь, кромсает внутренности и плавит ядом сухожилия. Парня бьёт от поглощающих эмоций и Чон просто не способен справится с ними. Хаиль буквально подкидывает вверх и она впечатывается в жёсткую, часто вздымающуюся грудь. Юноша притягивает её к себе и обвивает тоненькое тело руками, зарываясь носом во всё ещё влажные длинные волосы. Он так сильно нуждается в тепле. Не может контролировать рвущееся наружу сердце. А голова взрывается от едких мыслей своей ничтожности, ведь Хаиль совершенно не знает сущности Чонгука. Всё внутри вопит о том, что должен рассказать всё. Дать возможность думать о себе правильно. Пусть это и будет точкой «невозврата».

Слегка отстранившись, Чонгук опускает свою ладонь на нежность порозовевшей щеки и заглядывает в широко распахнутые глаза, в которых читается полнейшее непонимание происходящего.
— Прости меня за эти знания. Прости, что позволяю заглянуть в настоящую темноту. Но я искренне благодарен за возможность держаться на плаву всё это время. За возможность дышать ещё немного.
— Я не понимаю, — на выдохе. Хаиль ощущает отскакивающее от его губ тёплый воздух и не может пошевелиться, словно в данную минуту происходит одно из самых важных событий в её жизни. Записать на плёнку, вытатуировать под коркой мозга, пропустив через себя до единого слова, не упустив не единого звука. И главное: запомнить этот умопомрачительный запах, исходящий от поблёскивающего влагой тела, будто уже через мгновение она не сможет его вдохнуть. Никогда.
— Сейчас поймёшь, — Чон снова максимально прижимается к девушке и продолжает шептать прямо на ухо, обдав прохладным дыханием кожу. Лишь бы не видеть выражение чужого лица. Не видеть, как в отливающую чернотой радужку глаз вплетается липкое отвращение. — Помнишь те распечатки, которые я тебе давал? F639 — это секретная лаборатория, а я и Пак Чимин являемся собственностью этой организации. Она создаёт сверх-людей, готовит таких как мы к политике, военной деятельности и различной важной социальной жизни. Никто из нас понятия не имеет при каких обстоятельствах оказался там, так же как и не помнит своего прошлого. Нам и не важно. Не волнует ничего, кроме как прямых приказов или большей цели, что заложена изначально. И у каждого есть эмоционально связующий человек. Грубо говоря, мы и есть один человек. Я связан с Чимином для искоренения эмоциональных сбоев. Если эмоции направлены только в одну точку, ими проще управлять и уже можно не переживать, что в ответственный момент не поддашься чувствам, а твоя рука не дрогнет, нажимая на курок. Мы готовились стать солдатами, нас должны были внедрить в армию, чтобы контролировать внешнюю политику изнутри, главные информаторы и сила для шишек повыше. Таким образом в нас заложена сила большая, чем в подопытных из других отсеков. Есть только одна слабость — связующий. Мы не можем жить далеко друг от друга, необходимо видеть и знать, что с тем всё в порядке, и не дай бог кому-то из нас больно или он лишится жизни. Только представь, что все эмоции и чувства направлены лишь на один объект и с тем что-то случится! Мы это не переживаем не только ментально, но и физически. Я сам не знаю, как это до конца работает, и...

Чонгук вязко сглатывает. Под его руками сердце замерло. Хаиль вся скукожилась, неосознанно вцепившись заледеневшими пальцами в край тёмной мужской рубашки. Как жаль, что Чонгук не способен читать мысли. Всё о чём он говорит, как минимум похоже на бред умалишённого. Нужно как-то успокоить испуганную девушку, что угодно наплести, лишь бы эти глаза не посмотрели на него с неприкрытым ужасом, как только Чон осмелится отодвинутся и разжать объятья. Совсем не понимает, когда это появилось в нём. Когда всё тело начало пронзать острыми иглами, что беспощадно вгоняются под кожу? Но и остановится на пол пути он уже не может. Слишком далеко зашёл. До своего сердца.
— В один момент всё начало разрушаться. Я оказался с Чимином запертым в клетке, но его, в отличии от меня, уводили время от времени. Возвращаясь, он не был сам на себя похож. Его мучили. Над ним издевались, резали кожу, проводили немыслимые эксперименты, а он становился всё более человечнее. Чимин плакал, прижимался ко мне. И я просто находился в растерянности и не знал, что делать. Я всеми внутренностями чувствовал его боль, его душевные метания. И не нашёл другого способа спасти, чем решится на побег. На удивление нам удалось выбраться из здания, наделать шуму, но мы потерялись. Кажется, Чимин не смог сбежать.
— Так вот почему... — Так глубоко погрузившись в собственные мысли, Чонгук пугается ворвавшегося в сознание голоса, что завибрировал по ключице и разнёсся мурашками по шее. Хаиль не поднимала головы, не вырывалась из лап чудовища. Однако Чонгук ещё не всё поведал. Далеко не всё.
— Да, вот почему я с подобной жестокостью рвался найти Чимина. Меня уже начинало ломать. С каждой минутой я погибаю. А тот день, когда я подставился под удар и меня избили; тот день, когда ты видела всё собственными глазами, видела мою слабость — я потерял нашу связующую нить. Я больше не чувствую Чимина. Это могло произойти, только если бы один из нас умер. И после этого дня со мной начали происходить действительно странные вещи. В мою голову будто насыпали тонну острых осколков-мыслей и они всё режут и режут! Я словно постоянно истекаю кровью, а сердце ломает все конструкции внутри меня! Я должен был погибнуть на месте, но этого не произошло.

Тяжёлые вздохи. Дышать неимоверно сложно. Чонгук на секунду жмурится и, пересиливая себя, отодвигается назад. С потаённым ожиданием вглядывается в лицо Хаиль, но видит лишь белоснежный чистый лист. Опасаясь абсолютно любой реакции, перемещает горячие ладони на изящно очерченные скулы, фиксируя голову — умоляя смотреть на себя. Очень близко. Практически ныряя в другого человека. Настолько сильное желание почувствовать. Хоть что-то. Словно местами поменялись, оставляя Хаиль совершенно бесстрастной. И лишь в глубине зрачков клубилась непроглядная тьма, где Чонгук утопал, без надежды впредь оказаться на поверхности. Слишком сильно хотелось оставить себе хотя бы крошечное воспоминание, окутанное теплом, с чем он без горести закрыл бы глаза и больше не очнулся. Такого у Чона не найдётся. А так необходимо.
— А ведь я ещё не рассказал самого важного, — шепчет Чонгук, наклоняясь ближе. Слышит, как отмирает девичье сердце, заводится по новым оборотам, отстукивая всё быстрее и быстрее. — Но позволь мне... всего мгновение...

Сантиметр дыхания. Всё тело дрожит от рваного вздоха, чувственно прошедшего по бледной коже. Юноша движется вперёд со скоростью обрушившейся лавины, замыкая собой пространство и путая нити мыслей в клубок, без жалости разрывая их после. На самом же деле, химера наклоняется максимально осторожно и трепетно, всей душой боясь напугать своими действиями. Хаиль не была готова. Никогда не будет.

Мягкость губ касается щеки, невесомо скользя по онемевшей коже и царапая покусанными краями. Непередаваемо остро. Полосует все мышцы и связки — запрещает двигаться. Чонгук захватывает губами воздух и прикрывает трепещущие ресницы, впивается в уголок губ девушки и молит небеса позволить ему дышать. Потому что он не может, задыхаясь и захлёбываясь в истерии мозга. Он целует глубоко, прыгая с разбега в бездну, и получает невыносимую отдачу электрического тока от чужого плавящегося тела. Где-то на подкорке оглушающий вопль — спасайся! Беги! Но сам не отпускает, крепко впиваясь пальцами в затылок, путаясь в тёмных локонах, стараясь привязаться крепче.

Лёд морозит лёгкие — отстраняется так быстро, как только может. Вдыхая и выдыхая, но не открывая глаз. Не смотреть бы, однако остро ощущает пылающий взгляд на своём лице. Чонгук сходит с ума.
— Я не тот с кем бы ты хотела быть настолько близко. Я не человек, Хаиль. Я химера, в которой намешаны ДНК животных. Пантера и ядовитая Африканская змея — Чёрная мамба. В моём теле происходит необычайно быстрая регенерация, поэтому практически никакая рана мне не страшна, а все кости состоят из очень крепкого, бронебойного металла. Ты даже представить не можешь сколько в моих руках силы, — Чонгук громко проглатывает, собравшуюся в горле слюну, и приоткрывает веки. Но лучше бы он этого не делал. Слишком больно врезаться во взгляд напротив. Это словно обрушиться на бетонную стену со скоростью 200 км/ч. В кровь. Зарождающийся коктейль из шока и ужаса выплескивается наружу, и Хаиль в секунду уменьшается в размерах, сжимаясь, пытаясь мягко и аккуратно отодвинуться от юноши. С хищниками опасно вести себя резко. Химера обречённо/печально усмехается, нервно дёргая щекой и позволяя увидеть, как сужается его зрачок и делается опасно узким. — И это тоже не самое страшное, — говорит Чон, разрешая О выкарабкаться из крепкой хватки и глядеть совершенно не веря. А открываться, выворачиваться наизнанку, оказалось намного разрушительнее, чем Гук только предполагал. — А самое страшное, что я мёртв. Я не знаю каким образом погиб или жил вообще когда-то раньше, но я прекрасно осознаю, что не дышал до того момента, как открыл глаза в белоснежной палате лаборатории. Без специального устройства, держащее моё сердце, оно не будет биться. Говорят, что нас спасли от смерти. Дали шанс на вторую жизнь, и поэтому мы обязаны служить создателю, ведь все наши жизни это созданная и запатентованная им вещь.

Всё. Чонгук сделал это. Уничтожил ту частичку зарождающегося огонька чувств. Пусто. Так пусто, словно вместе со словами вышло и то, что копошилось в нём после потери Чимина. С бесстрастием смотрит, как девушка закрывает рот ладонями и пятится назад, сдерживая в стеклянных глазах слёзы. Её страх вполне понятен, но юноша всё равно прикладывает руку к левой стороне собственной груди и чувствует внутри беснующееся сердце, которое, скрипя шестерёнками, вызывает головокружение с искрами боли из глаз. Щёки становятся мокрыми, а вытирать с них влагу нет сил. Все силы уходят на то, чтобы взглянуть последний раз на растрёпанную Хаиль, качающую в стороны головой и судорожно всхлипывающую сквозь пальцы.

Последние старания уходят на то, чтобы встать и повернуться спиной, вдохнуть поглубже и насильно вытолкать себя за дверь, шваркая не двигающимися ногами по полу.

А всё для искоренения жалости в сердце О Хаиль. Ведь мёртвым не нужна жалость. Мёртвым чужда любовь.