Легенда о семи ангелах

7.1

— Пап, пусти, я же сказала, что меня ждут, – пытаясь вырвать свое запястье из стальной хватки отца, девушка что-то невнятно кряхтит, в надежде, что тот смилуется. Вообще, все должно было пройти гладко (в смысле ночной побег из стен родного дома), если бы на пути не стоял проклятый стул с тапками и еще какой-то гадкой вещью.

   Естественно, она через все это перевалилась вызывая падением жуткий грохот, тем самым разбудив родителя, доводя его до ярости. Браво.

   Музей не получалось посещать вот уже недели две, если не больше. Все будто ополчились против несчастной, беря ее жизнь под полный контроль. Лишь мысли о загадочных парнях помогли выжить в эти долгие шестнадцать дней, пускай, иногда эти мыслишки доходили до абсурда.

   Между прочим, в постоянной слежке явно, в прямом смысле, отпечаталась вина Чонгука, лиловым таким следом на шее невинной. За это хотелось скрутить наглого поганца в сигарету и дать выкурить Юнги, ведь прижатой к этому задохлику можно задохнуться от запаха дыма, что выдает курильщика.

   О каждом из шести отмечено нечто особенное, запоминающееся с первого раза: Хосок труслив и эмоционален, Чимин имеет доброе сердце и желание быть обаятельным, Мон великий мыслитель и частично скрытый извращенец, Юнги молчаливый и пофигистичный, Чонгук вспыльчив и непредсказуем, Тэхен... странный? Игривый, большой и забавный ребенок. Чего греха таить, из всех он запомнился больше всего. Но некоторые сказанные фразы, особенно Гуком, внушают беспокойство как за себя, так и за 'ангелов'. Строить догадки круто, однако юная особа решает таки узнать всю правду непосредственно от седьмого, Джина, вроде.

— Прости, пап, – резко дернув руку, она обретает свободу и пользуясь этой секундной возможностью выбегает за дверь, не обращая внимания на злобные выкрики себе вслед. Наверно, своей скоростью она поставила рекорд, ибо сама не успела заметить, как прибежала под дверь музея. Дыхание сбито, сердце стучит по грудной клетке как дятел по дереву, спина согнулась пополам, а ручонка ползет к железной ручке, чтобы скорее войти, но усилий прилагать не приходится — дверь со скрипом открывается, выпуская на свет парня с пепельными волосами, просто огроменным (так казалось из-за согнутого положения) ростом и корзиной в руках.

— О, входи, тебе хорошо бы присесть, – слышится мягкий голос и теплая ладонь на спине, помогающая войти в здание.

— Джин... как ты узнал, что я приду? – набравшись кислорода, интересуется леди.

— Раз тебе известно мое имя, ты, должно быть, знаешь и о моей чувствительности, – чертовски прав. Знает, жаждет узнать больше, шагает на встречу таинственным знаниям.

   То ли за время ее отсутствия сделали реставрацию, то ли девушка успела позабыть, как тут все обстоит. И, признаться, иной выглядела не только обстановка. Молодой человек в действительности отличался от всех своих предшественников. Рядом с ним появилось желание вести себя как можно более адекватно, даже, как не странно, пасть в реверанс и вообще, делать прочие странности восемнадцатого столетия. Воспитан, спокоен, излучает приятное тепло.

— Мы пришли, – девушка так увлеклась рассматривая нового знакомого, что не заметила, когда они успели придти к преграде (в виде высоких и двойных дверей), которая благодаря парню мгновенно перестала быть преградой, открывая путь в небольшую комнату, где посередине стоял длинный такой обеденный стол, а с двух его краев по стулу; на тонкой белой скатерти, четко в середине красовалась ажурная ваза, в ней засохшая роза розового оттенка. Леди осмелилась подойти ближе, намереваясь рассмотреть цветок. — Это Красный миддлемист, самый редкий цветок на планете, как и ты, – она чуть вздрогнула от голоса нарушившего тишину, затем услышав еще и тихий скрип ножек стула, обернулась на шум.

— Присаживайся, – Джин накидывает на плечи гостьи плед, стоит ей усесться поудобнее. На скатерти появляется та самая корзинка замеченная в мужских руках с порога. Сложно было разобрать ее содержимое, но юноша быстро исправляет положение, начиная выкладывать из нее предметы: какая-то ветхая книга, карманные часы на цепочке, белый конверт с печаткой и... яблоко?

— Что это? – на лице искреннее недоумение, пальцы сами тянутся к необычному набору древностей.

— Это все тебе, кроме книги, она моя, – дойдя до второго стула, он присаживается, открывает книгу, начиная аккуратно листать потрепанные временем страницы...