Амортенция

***
— Тише,— строго прошипел Драко, но тут же рассмеялся сам, запутавшись в собственных ногах.
Они "крались" по замку, но получалось у них слишком шумно. Коридор кружился, все мутнело от выпитого алкоголя.
— Мы ведь на восьмом этаже?— вдохновенно спросил Гарри.
Малфой пожал плечами.
— Наверное.
Гриффиндорец вдруг схватил его и стремительно потащил куда-то за собой. Он остановился напротив какой-то странной картины с троллями в балетных пачках(?) и начал ходить назад-вперёд. Драко озадаченно следил за его действиями.
Вдруг перед ними выросла дверь. Гарри почему-то обрадовался и потащил за собой Драко.
— Что это?
— Это — выручай-комната! — торжественно объявил гриффиндорец.
Драко плохо помнил, что это за комната, но где-то в затуманенном алкоголем мозгу всплыли воспоминания с седьмого курса. Его даже передернуло, когда он вспомнил, как его опаляли языки пламени и как на метле за ним вернулся Поттер. Чёртово благородство. С тоской Драко подумал, что лучше б ему тогда погибнуть.
— Я думал, она сгорела,— задумчиво произнёс он.
В комнате было уютно, и слизеринца вообще удивило то, как она изменилась. Здесь было почти тёмно, свет исходил только от камина, перед которым лежал огромный мягкий плед. Окно было закрыто шторами. Напротив двери стояла огромная кровать, наличие которой почему-то смутило Драко. По чьему желанию она появилась здесь?
— Я хочу выпить!—торжественно заявил Гарри, и на камине появилась бутылка шампанского. Гриффиндорец взял её и уселся на плед перед камином. Драко сел рядом с Гарри, так близко, что даже чувствовал тепло его тела, он взял протянутую ему бутылку и сделал пару глотков прямо из горла. Поттер довольно улыбнулся. Он наклонился к слизеринцу, и тот почувствовал мягкое, нежное прикосновение к губам. Лёгкие свело. Он открылся навстречу поцелую и накрыл ладонь Гарри. Тот положил руку на его плечо и медленно стал опускать её. Тёплые пальцы пробрались под рубашку, лаская грудь, спину. Драко отстранился лишь для того, чтобы получить немного кислорода и снова отчаянно впился в его губы. Казалось, что Гарри сейчас исчезнет, растворится, будто его никогда и не было, как всегда случалось ночами, когда он снился Драко. Брюнет страстно ответил на поцелуй, переплетая языки,  прижимая ближе переставшее подчиняться себе тело Малфоя. Он опустил блондина на плед, нависая  над ним. Драко почувствовал, как его лицо щекочут пряди тёмных волос, пахнущих терпким кофе и дорогим одеколоном. Он внезапно обнаружил собственные руки на его спине и прижался ещё ближе. Руки Гарри уже беззастенчиво блуждали по его груди. Драко наслаждался этим необычайным теплом, которое никто и никогда не дарил ему. Да и Гарри сейчас... Мозг Драко вдруг прояснился, будто его только что облили ледяной водой. Как он мог забыть? Конечно, Поттер сейчас под действием амортенции… Уже завтра утром или, может, днём, он поймёт, что произошло, поймёт, что Малфой в него просто-напросто втюрился, как какая-то сопливая девчонка. Драко встанет в ряды этих визжащих фанаток Гарри Поттера — национального героя, Спасителя магической Британии. И ему останется лишь надеяться на то, что гриффиндорец в очередной раз проявит своё чёртово благородство, и никто не узнает о его позоре.
Заметив, что Драко перестал отвечать на поцелуй, а его руки остановились, Гарри отстранился и заглянул ему в глаза.
— Что-то не так?— спросил он полупьяным шепотом.
Драко стал торопливо выбираться из-под брюнета.
— Я,— замялся он.— Я сейчас приду.
Он уже не чувствовал опьянения. Только панику, ужас, страх и  отчаяние. Малфой помчался в подземелья. Он торопился, но лестницы, как на зло, не хотели вставать в нужное положение. Добравшись, наконец, до подземелий, он ворвался в гостиную и был несказанно рад увидеть там Паркинсон, сидевшую в кресле перед камином с книгой в руках.
— Панси!— воскликнул он.— У тебя ведь есть антидот, верно?
Девушка ухмыльнулась.
— Струсил, Малфой?
Она, бросив на него надменный взгляд, медленно достала из кармана мантии фиал.
Драко насторожено следил за её движениями. Он задумчиво взял из её рук пузырёк с тоскливо-черной маслянистой жидкостью в нем. Вдруг он, чуть ли не бросившись на Паркинсон, зашипел:
— Приготовила, значит? Знала, что я приду, да?
Он готов был рвать и метать. От вечно спокойного аристократа не осталось и следа.
Панси мерзко улыбнулась, окончательно вводя Драко в ступор, и встала из кресла.
— Знала. Я знала, что ты согласишься, я знала, что ты придешь за противоядием, даже не воспользовавшись таким шансом… Готова поспорить, вы даже не переспали… И ещё я знаю, что теперь ты станешь посмешищем для всего Хогвартса. Опустишься — ниже некуда,— она посмотрела на него, как на что-то абсолютно мерзкое и недостойное внимание.— Знаю, что у тебя нет путей для отступления. Зелье в любом случае перестанет действовать уже завтра, и Поттер всё поймёт.
— За что, Панси?— хрипло прошептал Драко, справившись со вставшим в горле комом.
Он всегда считал, что у него остался хотя бы один друг — поддержка и опора, но…
— Ненавижу тебя,— прошипела Паркинсон, — за всё. И Поттера ненавижу. А ты такой придурок, действительно подумал, что я смирилась с тем, что ты послал меня в одно место и решил именно со мной обсудить, как сильно ты любишь Поттера?
…но теперь он совсем один. Каждый, кто не ненавидит его, считает его куском дерьма. Драко боялся признать, что они все правы. Его не за что любить.
Чувствуя, что не может больше справляться с подступающими слезами, которые безжалостно душили его, Драко стремительно покинул гостиную факультета. На ватных ногах он поплелся в выручай-комнату.
Гарри уже и не надеялся, что Драко вернётся. Слизеринец был не в лучшем расположении духа и, кажется, сильно волновался. Гарри никогда раньше не видел такого острого проявления эмоций, может, тоска была такой сильной, или держать маску на лице мешал выпитый алкоголь. В его серых глазах отражались блики огня в камине.
— Все в порядке?— осторожно спросил гриффиндрец.
Лицо Драко вновь стало каменным, не оставив ни следа печали или волнения. Гарри заметил, как дернулся его кадык.
— Да…
Поттер заметил, что Драко что-то нервно сжимает в руке. Тот немного замялся, но протянул Гарри ладонь со стеклянным пузырьком. Гриффиндорец не спешил брать его.
— Что это?— шепнул он.
— Это… антидот.
— Антидот?— переспросил Гарри.
Драко настойчиво протягивал ему фиал.
— Это,— Малфой с трудом выдавливал из себя слова,— это от амортенции.
Гарри замер. Ему хотелось посмотреть слизеринцу прямо в глаза, но тот упрямо отводил взгляд. Его глаза потемнели и казались почти чёрными.
— Ты подлил мне любовное зелье?— спокойно спросил Гарри, и Малфою вспомнилось случайно услышанное маггловское выражение "затишье перед бурей". Он всё так же молчал.
— Ты подлил мне любовное зелье?!— ещё раз спросил Поттер; в его голосе блондин уловил плохо контролируемый гнев.— Да как ты мог?! Мерлин!
Поттер заметался по комнате, как раненый зверь. Драко хотел что-нибудь сказать, хоть что-нибудь, просить прощения, просить пощады, но так оцепенел, что не мог произнести ни слова.
— Какое право ты имел так поступить? Чёрт возьми, я ведь знал, что это ненастоящая любовь! По-настоящему не бывает так… сильно… Да ты хоть представляешь, что мне пришлось испытать?!
Сожаление о содеянном от последних слов Гарри вдруг развеялось, и Драко поглотила слепая ярость.
— Что пришлось испытать ТЕБЕ, Поттер? Боггарт, подумаешь, сходил со мной на свидание, поцеловался,— Малфой покраснел; несмотря на свою злость, ему было неловко говорить об этом.— Не умер же ты от этого! Твои полдня под влиянием амортенции не могут сравниться с тем, что чувствую я! Я… я…
Он хотел сказать так много, но больше не мог говорить. В горле встал мерзкий, этот прекрасно знакомый, ком. Грудь сдавило. Драко не мог позволить себе плакать. Он даже сумел сдержать жалобный вой, готовый вырваться из груди. Он хотел сбежать от Поттера, но  ноги не слушались. Больно сводило скулы. "Чертов придурок! Да разве ты можешь знать, что сейчас чувствую я? Ты же чертов герой, Спаситель Британии! Все обожают тебя, а я — жалкий Пожиратель Смерти, ненужный никому, каждый ненавидит меня!"— кричало всё внутри Малфоя; он не чувствовал тела и даже не мог понять, говорит про себя или вслух: "Да разве ты выл когда-нибудь от невыносимой боли, понимая, насколько никчемен? Разве ты разбивал кулаки о стены, чтобы заставить себя страдать ещё больше? Разве тебе хотелось причинить себе боль, только потому что ты — это ты? Никогда... Разве ты когда-нибудь захлебывался своими слезами полночи, а потом, просто забывшись от истощения на пару часов, вставал за несколько часов, чтобы привести в порядок опухшие лицо и глаза, искусанные до крови губы? Да разве ты..." Чувствуя, что колени уже подкашиваются, он рухнул на пол, больно ударившись копчиком. Но эта физическая боль даже приносила какое-то облегчение.
— Полдня?
Драко отвлеченно кивнул, не понимая ни смысла вопроса, ни цели. Ему казалось, что он медленно тонет в своих де страданиях, что его накрыло уже с головой, и он не слышит ничего и никого, что он ослеп, оглох, онемел.
— Драко, когда ты подлил мне амортенцию?
Заметив, что слизеринец даже не слышал его вопроса, Гарри схватил его за плечи и легонько встряхнул.
— Когда ты подлил мне амортенцию?!
Драко начал что-то бессвязно бормотать:
— Большой Зал… Утром… сегодня… В тыквенный сок.
— Драко, я не пил утром тыквенный сок, я пролил его, и…
Малфой не понимал, что от него хотят, зачем трясут. "Может, будет бить",— подумалось ему. Он заставил свой мозг хоть немного поработать и проанализировать, что ему сказали.
Гарри наблюдал за тем, как менялось его лицо. Сперва беспросветная тоска, затем какое-то болезненное облегчение. Вдруг его лицо разгладилось, прояснился взгляд. Большими темными глазами Драко посмотрел на него.
— Не пил?…
— Мерлин!
Гарри прижался к его губам, и Малфой отчаянно подался навстречу.
— Гарри,— прошептал он, отстраняясь,— Гарри, я люблю тебя.