Ущелье дьявола. Александр Дюма

Глава 61. Круп

Гретхен, не зная в чем дело, машинально побежала за Христиной. Она увидела, что Христина нажала пальцем какую-то кнопку на выступе деревянной рамы панно.
— Что вы делаете, сударыня?
— Зову его.
— Кого?
— Да того, кто может спасти мне ребенка.
— Вы зовете Самуила Гельба? — пробормотала Гретхен.
— Ну так что же! Неужели ты думаешь, что я дам умереть ребенку?
— Зовете его! Так ведь он не доктор, а палач, сударыня, вы взываете к демону!
— Что же мне делать! Я взывала к богу, он не помог. Ах, у меня нет теперь никакого страха, кроме страха за жизнь ребенка. Если он умрет, тогда и мне незачем жить. О, боже мой! Пожалуй, его еще и дома нет? Жизнь свою готова отдать за то, чтобы он пришел сейчас!
И она опять нажала кнопку.
— Теперь он должен услышать звонок, — сказала она, — И, наверное, придет. Пойду к Вильгельму. Она вернулась с Гретхен к ребенку.
— Который час? — спросила она у кормилицы. — Уже, вероятно, прошло два часа с тех пор, как уехали за доктором.
— Увы, сударыня! — отвечала кормилица. — Еще не прошло и полчаса.
А ребенок все метался.
Христина опять сбегала в залу, позвонила и вернулась к колыбели.
Каждая минута казалась ей вечностью. Она не могла усидеть на месте. Кровь стучала у нее в висках. Она то становилась на колени у колыбели, то вскакивала и принималась ходить по комнате. Она тряслась, как в лихорадке, ее волосы растрепались, взгляд стал какой-то сумрачный, при каждом шорохе она вздрагивала, думая, что это идет Самуил.
— Неужели он не придет, и ребенку придется умереть? — говорила она с раздражением.
Она снова прошла в залу и собиралась нажать кнопку еще раз, как вдруг панно быстро открылось.
Явился Самуил.
В другое время один вид его привел бы Христину в испуг. Губы его были сжаты, взор неподвижен, он был сосредоточен, бледен, холоден, на его лице лежал отпечаток какой-то неумолимой решимости. Казалось, в нем замерли все человеческие чувства. Рассудок, сердце — все уступило место воле, и эта воля была суровая, непреклонная, железная, роковая, страшная, смертельная.
Но Христина даже и не взглянула на него. Она прямо бросилась ему в ноги.
— У меня умирает ребенок, господин Гельб! Спасите его! — вскричала она.
— А! — сказал Самуил. — Так это не западня?
— Какая там западня! — воскликнула Христина. — Я прошу у вас милости. Вы ученый человек, вы должны быть добрым. Простите меня за прошлое. Я виновата. Я унижаюсь перед вами, я благословляю вас. Идите скорее. Спасите малютку!
Она схватила его за руку и потащила к колыбельке.
— Посмотрите, — сказала она, — он очень болен, но ведь вы такой ученый!
Самуил наклонился над колыбелью и бросил взгляд на ребенка.
— У ребенка круп, — сказал он холодно.
— Круп? Так у него круп? — воскликнула Христина. — Вы все знаете. Что надо сделать?
С минуту Самуил стоял, как бы раздумывая, потом посмотрел на Христину, которая, дрожа от волнения, ожидала его первого слова.
— Прежде всего, — начал он медленно, — нехорошо то, что здесь столпилось очень много народу. Необходимо, чтобы все вышли из комнаты.
— Уходите все, — сказала Христина. Горничная и кормилица удалились.
Самуил осмотрелся кругом, как бы желая убедиться в том, все ли вышли из комнаты, и заметил Гретхен. Она забилась в угол, дрожа от страха, она боялась взглянуть на Самуила и в то же время не могла отвести от него глаз.
— И ей надо уйти? — спросила Христина.
— Ей в особенности, — сказал Самуил.
— Выйди, Гретхен, — обратилась к ней Христина.
Не говоря ни слова, Гретхен попятилась к дверям, не спуская глаз с Самуила, словно оберегая себя от какого-нибудь нападения. Взгляд ее был дикий, брови нахмурены.
Когда она выбралась из комнаты, она крикнула Христине с порога:
— Сударыня! Смотрите, берегитесь! И, хлопнув дверью, она убежала.
Самуил и Христина остались вдвоем у колыбели.