t w i n s

«Я люблю его»

Тэхен не позволил себе сорваться — не тогда, когда на него смотрел готовый расплакаться папа, ища поддержки. Тэхен его обнял и поцеловал в лоб, прижимая исхудавшее тело к себе. Отец обнял их, стискивая до хруста костей и шумно дыша куда-то Тэхену в макушку. Папа выпил чай с земляникой, съел (по факту: отец насильно в него впихнул) кремовое пирожное и лег отдыхать в медвежьих намджуновых объятиях.

Тэхен больше не хотел быть слабым. Он учился старательно сдерживать рвущиеся слезы, когда взгляд падал на заправленную постель прямо напротив собственной. Учился улыбаться — не поломано и фальшиво, а хоть как-то искренне. Учился дышать воздухом, в котором нет бергамота, хвои и ромашки — только выхлопные газы и химикаты. Вместе с ним учился и Сокджин — жить без сына, ставшего слишком взрослым, когда ему едва перевалило за двадцать два.

Тэхен внимательно слушал лекции и оттачивал свои навыки плавными мазками в сюрреалистических и абстракционных картинах. Он любил пейзажи и портреты теплых цветов раньше, а теперь — падшие ангелы и вырванные крылья, геометрические фигуры кроваво-черных цветов и взорвавшееся солнце. Он собирался вместе с друзьями после пар, выпивал стаканчик колы и даже пытался несмешно шутить, но все отчего-то смеялись. Его результаты говорили об очевидном — диплом будет не темнее красного.

Тэхен учился жить без «Чонгук» в мыслях. И выходило у него из рук вон плохо.

Холодно.

Небо затянуто темно-синими тучами с проблесками черного. Ветер, гоняя сухую листву по потрескавшемуся асфальту, треплет угольные волосы и прогоняет сигаретный дым куда-то вверх, в стратосферу. Чонгук плотнее сжал пальцами фильтр, затягиваясь глубоко — чтобы задохнуться.

Потому что в его новой квартире все такое белое — антипод его черной душе. Белые стены, белый пол, белая мебель (которой по минимализму мало), белые шторы и только постельное белье на его кровати — багровое. Как кровь Тэхена, спадающая грузными каплями по его аккуратной шее.

Чонгук хрипло выдохнул дым, на самом деле выпуская его из своей головы. Когда он кончает на лицо какой-то девке, жмурясь до боли, на подкорке сознания его образ, как мантра. Когда он стирает пальцы до мяса о жесткую обивку, он — истинный ангел, — в его голове прочной галлюцинацией. Когда он лежит на холодной постели холодными вечерами, в его голове теплый и домашний мальчик в бархатном берете. Когда он покупает зачем-то белоснежные лилии — ровно две — в его квартире поселяется призрак некогда существующего человека.