POV Филиппа.
Я вновь залип на шатающемся где-то вдалеке Стёпе и не сразу понял, что Макс что-то втирает мне.
Кто знает, что заставило меня отвести взгляд от широкой спины парня — может быть, подозрительно косящийся Влад или прищуривающийся Макс, у которого на лице было написано: «Мы ещё обязательно поговорим об этом, дружочек». Мне даже страшно стало на мгновение, и я решил сделать вид, что не заметил этого выражения лица.
В последнее время все мои чёртовы мысли занимал лишь он. Хмурый вечно парень с разбитым сердцем, который косился на Славу и Влада. Который всё ещё посылал меня куда подальше, пусть и не так злобно, как раньше. Стёпа, конечно, был тем ещё засранцем, но у меня внутри вдруг появилось желание как-то помочь ему, залечить рану. Мы никогда не общались толком, иногда просто пересекались на стычках, и я особо не обращал внимания на его хмурое лицо и чуть ссутуленные плечи, на которые сейчас готов был молиться.
Ибо они были охуенны. Прямо-таки созданы для того, чтобы на них можно было положить ладони, погладить пальцами, сжать немного. Наедине с собой я буквально готов был выть, потому что слегка не понимал, что происходит. В яойных рассказах всегда было понятно, что главный герой влюблён в другого главного героя, пусть отрицает это или не понимает своих чувств.
Я, читая такие рассказы, всегда закатывал глаза и приговаривал про себя что-то типа: «Да не ломайся, вы всё равно будете вместе». И ещё гнусно посмеивался, пуская слюни на постельные сцены.
Сейчас, пялясь в спину Стёпы, я реально не понимал, что со мной происходит. Вроде было всё понятно — если мои чувства окажутся впоследствии не порывом жалости, как я изначально думал, а чем-то большим, то это полный попадос.
Но ощущение неопределённости никуда не исчезало.
— Что-то часто ты начал за ним таскаться, — проговорил Макс, когда Славик отошёл. Знали, что говорить при нём о Степане — не лучшая затея. Пока что больная тема — у Славы всегда лицо морщилось, когда парни каким-либо образом начали говорить о его бывшем друге.
Вообще, я хотел бы, чтобы они помирились как можно скорее, но пока не смел даже заикаться об этом. Что-то внутри меня настоятельно требовало залечить Стёпе рану, помочь «реабилитироваться». Я никогда не был особо добродетельным, просто вдруг в голову ударило. Это было как-то странно — совсем чуть-чуть.
