Выслушай меня

Глава 1

Каждый раз, когда Чонгук выходит за пределы своей небольшой квартирки, чтобы посетить какой либо вечер, он начинает чувствовать себя еще хуже, чем раньше. Все люди стараются выдавить из себя непотные для них самих эмоции или же просто выпускают свою вторую личность на волю. Это все очень быстро надоедает, как бы ярко не было украшено помещение, как бы богато не были накрыты столы, ничего из этого не сможет хоть как-то повлиять на внутренние состояние.
Взяв свою небольшую сумку, Чон в очередной раз, незаметно проскользнул к выходу по узким коридорам. Достаточно выйти на улицу, как все встает на свои места. Серые улочки и невзрачные дома, которые располагались вдоль главных дорог. На улице довольно прохладно, повсюду лужи и грязь, это неудивительно для осени, но в этом году она была особенно отвратительна. Даже золотая листва, привлекавшая внимание своей красотой, окрасилась в цвет промерзшей земли. Пока молодой художник брел до своего дома, он размышлял о том, что люди совершенно разучились слушать друг друга, а о помощи стоит промолчать, сколько не разговаривай с ними, каждый попытается вытянуть из тебя лишь выгоду. Чонгуку всего двадцать пять, но он пережил такие ситуации и совершил столько безрассудств, что и говорить об этом страшно. Парень на протяжении долгого времени старался найти хоть какую-то опору или поддержку в лице человека, только все попытки не увенчались успехом. Именно поэтому друзьями становились те, кого он изображал на холстах, только в этом тоже была своя проблема. Если создатель не дал картине слез, она не сможет плакать, а если в глазах нет радости, не сможет улыбнуться. Создать лицо, которое несло бы в себе все эмоции, какую-то загадку или же подарить такие глаза, которые бы заглядывали в душу и сами читали твои секреты и проблемы…вот чего хотел Чон и над чем работал уже четыре года. Подойдя к главному входу, Гук поднял голову наверх. Его квартира находится на третьем этаже, не так уж высоко, но так парень чувствовал себя подольше от всех. Огромные ступеньки, на которых лежал ковер темно красного цвета, привели Чонгука к темной двери.
Открыв ее, художник произнес:
-Я дома…
Квартира была пропитана запахом масленых красок, повсюду разбросаны мелкие вещи, которые не создавали беспорядок, а в какой-то степени предавали живость этому месту. В данном помещении не было ярких деталей ядовитых цветов, интерьеры всех комнат гармонировали между собой, создавая единое целое, порой можно было не заметить, как ты прошел из комнаты в гостиную или прихожую. Французские окна, впускавшие слишком много света, были завешаны полупрозрачными шторами, чтобы хоть как-то приглушить лучи, резавшие утром глаза. Единственная комната, которая максимально отличалась от других, скрывала свой внешний вид за махагоновой дверью. Только в ней Чон чувствовал, что находиться на своем месте, это была его мастерская. Мольберты, холсты различных размеров, тюбики с красками, кисти и многое другое все, что находилось в мастерской, фактически не имело своего место, ведь хозяин вечно все переносил или затевал перестановку.
Бросив перчатки на столик, который находился при входе, Чонгук спешно снял обувь и пройдя через зал, стал переодеваться в своей комнате. На кровати, тумбочках, даже на полу лежали книги с заметками почти на каждой странице, они помогали парню составить тот образ, который он так желал видеть.
Схватив свою записную книжку, которую Гук использовал не для записей, а для набросков, он, пробежав по коридору, оказался в своем собственном мире, где его никто не мог побеспокоить. В мастерской было нечто похожее на кладовую, там хранились все законченные работы или же нереализованные идеи, брошенные на полпути до завершения. Посередине этого маленького хранилища стоял мольберт с холстом, накрытым тонкой тканью. Чонгук считал, что солнечный свет вносит довольно явные изменения в картину, поэтому берег их от него во время рабочего процесса. Обустроив мастерскую, чтобы начать работу, Чон наконец-то сдернул этот кусок полупрозрачной тряпки. Теперь, в глаза художника смотрит милый молодой человек. У парня, который был изображен на холсте, пухлые губы, светлые небрежно уложенные волосы, нежные, прописанные с той же кропотливостью что и лицо руки и на первый взгляд хрупкое телосложение. Перед тем, как начать Гук мог рассматривать его около часа, чтобы понять, чего же не хватает или что должно быть подвергнуто изменению. Из одежды Чонгук изобразил только белую рубашку, которая была явно велика ее обладателю. Чонгук прописывал все детали этой работы, стараясь довести ее до совершенства. Все должно быть проработано так, чтобы тот, кто смотрела на этого милого парня, верил, что это живой человек, который вот-вот появится перед ним. Картина была не простым украшением интерьера, Чон часто разговаривал с ней, обсуждал свои проблемы. Художник считал, что это действительно живой человек, который по непонятным причинам заточен в его творение. В какой-то момент работы, Гук решил, что изображенному парню необходимо дать не только имя, но и подарить крылья. Добавить еще один элемент на холст занимало меньше времени, чем придумать имя. Оно должно нести в себе определенный смыл, подходить данному герою, описывая его внутреннюю сущность. В какой-то момент этого кропотливого процесса, Чон заинтересовался неймингом, что не было зря. Было решено, что ангела, который всегда выслушивал своего создателя и блистал своей красотой, будут звать Чимин. Это имя означало «моя мудрость будет выше небес», так же обладатель этого имени должен был приносить свет, по мнению молодого художника, оно идеально подходило. Сколько бы Чонгук не рисовал, ему казалось, что эту картину невозможно закончить, находя излишки или недоработки, весь вечер, а порой и ночь, парень проводил с кисточкой в руках. Потратив еще пару дней, для работы над крыльями, Чон умерил свой пыл и любовался ангелом, который как всегда загадочно смотрел на него. Выносить данное творение в гостиную, спальню или любую другую комнату, где на Чимина смогут смотреть другие, Гук не хотел. Он считал, что если на совершенно невинное создание будут смотреть люди, души которых уже давно прожгли недобрые чувства и эмоции, его крылья просто напросто почернеют, а взгляд потеряет свой блеск. Было достаточно того, чтобы работа осталась в мастерской, предавая ей еще более значимое значение.
Но вскоре взгляд Чонгука изменился, когда он осознал, что все совсем не так просто. Трудности и проблемы в жизни художника давали о себе знать, поэтому парень стал чаще выпивать спиртное по вечерам. Простые разговоры с ангелом на картине начали раздражать, веди все вопросы или просьбы о помощи оставались без ответа. В конце концов, Чон переставал верить, что когда-нибудь встретит кого-то похожего на Чимина, а мечта о том, что парень на картине на самом деле живое существо, а не простая картинка, угасала с каждым днем. Желание и вера пролетали так же быстро, как и годы работы, только вот, время вернуть нельзя. Пожирающая действительность не давала Гуку покоя, ему становилось все хуже и хуже, хоть парень и перестал верить в свое творение, как в нечто особенное, он продолжал высказывать ей все свои мысли. Немного погодя Чонгук заметил, что краски поблекли, а ангел потерял всю свою живость. Создатель картины, стал тем, кто уничтожал ее каждый день. Не в силах выносить этот процесс, процесс, когда творение рушится на глазах, Чон убрал изображение ангела в самый дальний угол хранилища своих картин, накрыв полупрозрачной тканью.
-Прости меня…но я не могу смотреть, как ты рушишься из-за меня.- сказал Гук охрипшим голосом.- Совсем уже с ума сошел, с картиной разговариваю.
Закрывая дверь ключем, на ткани, которая прикрывала Чимина, появились следы слез.
Прошло почти два года, с того момента, как Чонгук окончательно замкнулся в себе. Это не значило, что он бросил работу и перестал поддерживать какие либо связи с людьми, нет. Если необходимо выйти в свет, Чон приводил себя в порядок и с натянутой улыбкой посещал тот или иной вечер, выполнить чей-то заказ или же просто нарисовать что-то, это вообще не составляло никакого труда. Первые месяца три были действительно тяжелы в плане портретов, потому что, за что бы Гук не взялся, он воспроизводил лицо Чимина. Постепенно забываясь или же отходя каким либо образом от реальности, художник оставил в самом укромного уголке души свое творение, которое все это время пылилось в кладовой. Возможно, так повлияла литература, возможно компании, где Чон проводил от силы раза два, а может Чонгук таким образом отрезал себя от всего, что ему неприятно, но его восприятие действительности кардинально изменилось. Молодой парень, который верил в то, что в мире есть хоть какое-то доброе начало, хотя бы в картинах, уже не верил в людей и тем более в любовь. Взяв самую светлую краску и начав работу, в завершении преобладали более холодные, серые цвета, они будто бы пожирали пейзаж, портрет изнутри. Как бы Чону не было плохо, как бы сильно не темнели краски на холсте, люди видели в этом загадку, особенный стиль, поэтому и покупали работы художника. Оттого, что изменения в Чонгуке, да и в его внутреннем состоянии, парень стал вести беседы сам с собой, сидя в гостиной около камина. Слушателями становились стены кремового цвета и картины, которые еще не отправились обратно в мастерскую или к новому хозяину. Наплевательское отношение к себе, своему творчеству, да и всему миру в целом, убило какие либо признаки жизни Гука. В его глазах уже сложно было разглядеть тот яркий мир, которым он восторгался.
- И долго ты себя будешь мучить?- эти слова произнес человек с довольно нежным голосом, который ласкал уши.
Стоя около книжной полки в гостиной, Чон уронил на пол стакан. Перед ним стоял юноша с светлыми волосами, миниатюрным телосложением и до боли знакомым лицом. Больше всего художника поражало две вещи, одна вытекала из другой. Парень, которому на вид лет двадцать, забрался к нему через окно…а за его спиной можно было увидеть два белых крыла, которые были для него словно шлейф.
Не в силах вымолвить хоть одно слово, Чонгук застыл в одном положении, в то время как незнакомец не собирался терять времени зря.
-Ты хоть понимаешь, как сильно я переживал?!
-Т..ты что-то на тип ангела-хранителя?- пробормотал Гук, сделав один шаг назад.
Немного опешив, на лице Ангела промелькнула улыбка:
-Хранитель? Я скорее…просто твой верный друг, а хотя, называй меня, как душе угодно.
После этих слов юноша дернулся с места и кинулся обнимать Чонгука. Художник пытался сопротивляться, но проведя рукой по крыльям, он почувствовал что-то знакомое, а увидев, как святое создание проливает слезы и вовсе проникся к нему.
«Почему же он кажется мне таким знакомым…»