Hassliebe

Глава 8

Натянув края кофты пониже, чтобы согреть озябшие руки, Ида стояла в толпе у барака, пока производился вечерний аппель — пересчитывали всех по блокам. Она знала, что это надолго — только начали, да и сегодня у начальства был праздник, поэтому многих позабирали из бараков себе на потеху. Так что оставалось только стоять на морозе и молиться о том, чтобы не замерзнуть прямо здесь, пока всех пересчитывали по номерам.

Желание Генриха сбылось — она страдала. Она не могла без боли жить, дышать, мечтать и даже просто думать. И теперь она уже не знала, что хуже: отправиться со всеми в газовую камеру или продолжать влачить свое бессмысленное существование?

Прошел месяц с их разговора. За этот месяц Ида видела фон Оберштейна лишь однажды — он шел с каким-то эсэсовцем в сторону ворот, которые вели куда-то далеко за пределы лагеря. Мужчина тоже ее заметил — он шел в метре от нее, их разделяла лишь преграда из колючей проволоки под напряжением, — но, поглядев на девушку пару секунд, просто отвернулся, никак не изменившись в эмоциях; разве что на его губах заиграла еле заметная ухмылка.

На самом деле Генрих следил за ней почти каждый день. Из окон своего кабинета, своего дома, наведываясь иногда на склад или же «случайно» проходя рядом с ее бараками. Просто Ида этого не замечала. А он следил за ней, следил за тем, чтобы ей было чертовски плохо. Он создал все условия, чтобы номер «91077» не попал в «душевую», но продолжал жить в страданиях. Генрих знал, что рано или поздно она сломается, и, создав все условия для этого, лишь с нетерпением ждал этого момента.

Но прошел месяц с их официальной встречи, а Ида продолжала свою никчемную жизнь, путешествуя каждый день из барака на склад вещей и обратно, продолжая существовать рядом с остальными евреями. Генриху казалось, что она готова пойти на смерть, только бы не сдаться ему, изводя его этим. И сам Генрих не знал, что ему с этим делать, но решение пришло ему в голову, когда сегодня вечером он услышал, как в кухне служанка загремела посудой, нечаянно разбив несколько тарелок.

После аппеля, пытаясь согреться у себя на нарах, дыша на закоченевшие руки, Ида услышала, как загремела дверь барака и кто-то позвал блоковую. Через пару минут блоковая вернулась, закричав на весь барак:

— Девятьсот десят семьдесят семь! — Она шла по узкому проходу между трехэтажными нарами, пытаясь выискать нужного человека. — Девятьсот десят семьдесят семь, живо на выход!