Бессонница

Через окно струился тусклый свет уличных фонарей. Этот искусственный свет боролся с абсолютной темнотой, ослаблял её, но был не в силах победить. Проходя сквозь шторы, он причудливо преломлялся, наполняя комнату немым мерцанием, которое заставляло предметы отбрасывать слабые полутени. Порой эту тишину ночных красок нарушал светом фар проезжающий автомобиль. Яркий луч прорезал пространство, расширяясь от окна вглубь комнаты. Он резво пробегал по потолку и стенам, оголяя дневные цвета. Эта нелепая игра света и тьмы напоминала яростную и молниеносную битву, после которой всё затихало и возвращалось в привычный полумрак.

Я лежал в кровати, уставив взгляд на пресловутый источник уличного света. Временами я ненадолго закрывал глаза, тщетно пытаясь уснуть. Но это ни как не удавалось. Мысли носились в голове, одно за одним обнажая воспоминания. Каждое требовало к себе внимания, тщательно обсмаковывалось, а затем ему на смену незамедлительно приходило другое. Этот караван не самых радостных измышлений вгонял в тоску. Многое вспоминать не хотелось ни при каких обстоятельствах, а многое просто наталкивало на грустные раздумья, соединяясь с другими воспоминаниями и мыслями в сложные цепочки умозаключений, рисующих безотрадные картины в голове. И в правду ночь странно действует на человека. Не зря ночью надо спать. Иначе не далеко и до покушений на собственную жизнь. Ведь и впрямь можно довести самого себя, попросту безжалостно грызя изнутри. Вот во что могут вылиться упрёки совести, мнительность и просто дурное настроение, слившись воедино.

Уставши от подобного рода размышлений и не желая подвергать себя такому риску, я поднялся с постели. Это окончательно оборвало связь со всякой возможностью уснуть, но так было лучше. Я подошёл к столу и уселся на табурет. Стол был завален кипой исписанных бумаг и старых писем, запачканных чернильными кляксами. На краю его лежал увесистый том сочинений Шекспира и пара книжонок с философией. Я зажёг спичку и подкурил папиросу, пятую за эту ночь и, к великому моему сожалению, последнюю. Я попытался засунуть спичечный огарок в переполненную медную пепельницу, выполненную в форме морской раковины. Это с трудом удалось, так как из неё уже почти вываливались окурки и такие же спичечные палочки, обглоданные огнём. По средине стола лежала газета, вещавшая о том, что испанский король Альфонс XIII заболел гриппом, который получит название от его страны, а ниже говорилось о торжественном открытии мадридского метрополитена, и в предложении, пышно описывающем все его 8 новых станций как-то мистически проявилось имя содействовавшей компании...Метро Alfonso XIII. Только я успел смачно затянуться, как вдруг у меня запершило в носу, и я совершенно случайно чихнул прямо на портрет короля, помещённый в газете. « Все короли шуты и фигляры» - твёрдо заключил я и, зажав папиросу зубами, принялся натягивать штаны. Больше находиться в этом глухом пространстве ночных полутеней было не возможно, поэтому я решил проветрить свою и без того трезвую голову на свежем воздухе. Накинув пальто и прихватив шляпу, я вышел на улицу. На дворе царила тихая и прохладная ночь. Я слабо представлял себе свой маршрут, но факт того, что у меня кончились папиросы, бессознательно направил меня в сторону табачной лавки, хотя она, конечно, была закрыта. Глянцевая брусчатка, отполированная миллионами шагов, выстилала мне путь. На неё сверху вниз косились обшарпанные чёрно-серые фасады домов, их тени нависали над ней, подобно тому, как кроны деревьев нависают над водами, что лижут их берега. Над головой стелилось звёздное небо, измалёванное огнями и пятнами Млечного пути. Я вдруг подумал, что это всё изобразила одна и та же кисть. И небо, и фасады, и берега глянца в каменном омуте, и Шекспира, в конце концов. Всё играло в ночи, и ночь играла всем. Мной, моими мыслями, шагами и светом фонарей, который был призван лишь делать вид, что борется с ней, а на самом деле находился целиком в её власти.