Смерть Ахиллеса

12

Начать писать свою историю

Глава двенадцатая,

в которой капкан захлопывается

Первое, что увидел Фандорин, открыв глаза, - заполненный розовым закатом прямоугольник окна.

На полу у постели, церемонно положив руки на колени, сидел Маса - в черном парадном кимоно, лицо строгое, на голове свежая повязка.

- Ты что это вырядился? - с любопытством спросил Эраст Петрович.

- Вы сказали, господин, что вы обесчещены и что у вас больше нет идей.

- Так что с того?

- У меня есть хорошая идея. Я все обдумал и могу предложить достойный выход из тяжелой ситуации, в которой мы оба оказались. Ко всем своим многочисленным проступкам я прибавил еще один - нарушил европейский этикет, запрещающий пускать женщину в ванную. То, что я не понимаю этого странного обычая, меня не оправдывает. Я выучил целых двадцать шесть страниц из словаря - от легкого слова вонютика , что означает «человек, от которого неприятно пахнет», до трудного слова во-су-по-мо-си-те-фу-со-то-во-ва-ние , что означает «оказание помощи», но даже это суровое испытание не сняло тяжести с моей души. Что до же вас, господин, то вы сами сказали: ваша жизнь кончена. Так давайте, господин, уйдем из жизни вместе. Я все приготовил - даже тушь и кисточку для предсмертного стихотворения.

Фандорин потянулся, ощущая блаженную ломоту в суставах.

- Отстань, Маса, - сказал он, сладко зевнув. - У меня есть идея получше. Чем это так вкусно пахнет?

- Я купил свежие бубрики , самое лучшее, что есть в России после женщин, - печально ответил слуга. - Суп из прокисшей капусты, которым здесь все питаются, просто ужасен, но бубрики - прекрасное изобретение. Я хочу напоследок потешить свою хара , прежде чем разрежу ее кинжалом.

- Я тебе разрежу, - погрозил коллежский асессор. - Дай-ка бублик, я страшно голоден. Перекусим и за работу.

* * *

- Господин Клонов, из 19-го? - переспросил кельнер (так, на германский лад, называли в «Метрополе» старших служителей). - Как же-с, отлично помним. Был такой господин, из купцов. А вы, мистер, ему знакомый будете?

К вечеру идиллический закат внезапно ретировался, вытесненный холодным ветром и быстро сгущающимся мраком. Небо посуровело, брызнуло мелким дождиком, грозившим к ночи перерасти в нешуточный ливень. В связи с погодными обстоятельствами Фандорин оделся так, чтобы противостоять стихии: кепи с клеенчатым козырьком, непромокаемая шведская куртка из перчаточной лайки, резиновые галоши. Вид у него был до невозможности иностранный, чем, очевидно, и объяснялось неожиданное обращение кельнера. Семь бед один ответ, решил коллежский асессор, он же беглый арестант, и, перегнувшись через стойку, прошептал: