Парень тяжело падает на стул в студии, что тут же раскручивается по часовой стрелке, а его спинка слегка ударяется о рабочий стол. Тяжелый вздох, полуприкрытые глаза. За дверью слышен топот чьих-то ног, и он замирает — ждет, когда не будет слышно ни звука. Он дожидается этого момента и чуть приподнимается на руках — если кто-то из участников группы, вездесущих менеджеров или просто стаффа заметит его здесь, то придется не сладко. Он нагло прогуливает что-то из расписания, что-то важное, за что обязательно влетит: от Бан ШиХека, от менеджеров, за неустойку, а под конец от НамДжуна. От него это слушать больнее всего. Нет, не потому, что РМ младше — что вы, это вообще не принцип, по которому стоит оценивать людей вокруг. РэпМон просто слишком друг, слишком близкий человек, а потому выслушивать наставления от него, такого грозного снаружи, смотрящего сверху вниз, со стальным голосом... И видеть грустные, иногда в чем-то виновные, волнующиеся глаза — просто невыносимо. Ким совершенно не виноват, что у его друга чуть-чуть едет крыша.
Просидев еще немного в полной тишине, он швыряет мобильник на стоящий рядом диванчик. Эта штука ему явно не понадобиться в ближайшее время даже, если позвонит сам президент.
Он вставляет маленький ключ в замочную скважину на тумбочке и поворачивает дважды. В такой тишине слышно движение каждой шестеренки механического замка — это давит на нервы похлеще концерта на весь мир. Наконец что-то щелкает, и он дергает на себя — открывает ящик. Он пуст. В нем лежит только один снежный шар, лежит аккуратно, на всемирно известной успокаивающей ткани с пупырышками, что мы так любим лопать. Он подносит чуть дрожащие руки к нему и берет в ладони, как самую главную ценность этого мира. Юнги не знает, что там ценно у других... У Мина это вот этот маленький шарик, вокруг которого вертится весь его мир.
Он переносит его на стол, смахивая в сторону что-то, что лежит вокруг этого маленького луча света. Он укладывает квадратную голову, уставшую от бешеного расписания, на собственную руку, поднося вторую, и еле заметно постукивает по шарику, тут же отнимая ее подальше.
В окошках маленького двухэтажного домика загорается свет. Где-то там появляется силуэт, что начинает резво мелькать, перемещаясь из одной комнаты в другую. Юнги ничего не делает — просто наблюдает. Где-то там, на маленькой кухоньке ставят чайник цвета розовый металлик, что-то достают из шкафчика — зрение подводит, но он чувствует, что это опять те самые противные пакетики с дешевым чаем. Один из них вскоре опускается в темно-синюю кружку с какими-то желтыми точками. «Звездами» — думает Мин и продолжает наблюдать, как она смотрит в окно, словно на него самого, и улыбается. В ее окно по утрам всегда светит солнце.
Вообще-то Юнги обещал, что она не будет пить этот противный чай, который и чаем-то назвать сложно. Обещал, что привезет натуральный, листовой и очень вкусный. Правда, она это обещание так и не услышала. Юнги матерится сквозь зубы, а потом осекается — надеется, что диалект Дэгу никто не расслышал, и все спихнут на бредящего Хосока.
Девушка удаляется в комнату, вновь не допив несколько глотков. Силуэт вновь быстро мелькает. Шторы открываются и вот перед ним уже не заспанное чудо — самое настоящее, прекрасное, восьмое чудо света. Правда, парень бы поставил его под номером «один». Все остальные не пойдут ни в какое сравнение.
Она бежит на кухню, судорожно хватает что-то из холодильника, кажется, давится сухомяткой и залпом допивает противный чай. Убегает куда-то вглубь и исчезает из поля зрения.
Если бы Мин мог, он бы много ей сказал — как любит до пятен перед глазами, как готов бросить мир к ее ногам, как каждую песню негласно посвящает этому сокровищу, как просыпается ее именем на губах, а по ночам может реально закусывать зубами подушку, чтобы рядом спящий Сокджин не перебудил всю общагу из-за него вот такого, в хуевом расположении духа. Он правда бы хотел это все ей передать. Но...
Она его не слышит. И вряд ли это изменится. Она там слишком давно. А Юнги похож на сумасшедшего.
Из меланхолии его выдергивает хлопающая дверь. Девушка в черных джинсах, с каким-то голубым верхом — «Ее любимая рубашка» — проносится в голове, и Мин мотает головой, избавляясь от наваждения, — в черной кожанке и туфлях на каком-то сомнительном каблуке, накидывает себе на плечо рюкзак с кучей значков, пихает наскоро куда-то в его недра ключи и уходит. Она уходит в самом что ни есть прямом смысле — в стекло снежного шарика. Что за его пределами с ней происходит — он не знает. Но надо бы глянуть на часы и не проворонить ее возвращение.
В голове уставшего и, говоря кратко, «заебавшегося», Юнги проводятся сейчас чуть ли не астрономические расчеты. На самом деле, большую часть времени он тратит на то, чтобы вспомнить, в каком часовом поясе живет — настолько загонялся с этими концертами и турами, что вспомнить банальную информацию о родной Корее кажется невозможным.
Считать в голове по-корейски кажется чем-то заоблачным, и он переходит к английскому.
Он успешно путает все числительные европейского языка нахрен и, чуть не взвыв от собственной беспомощности, на автомате начинает думать на родном диалекте. Да на таком корявом — дома его не было еще дольше чем в Сеуле — что не то что мать, каждодневно общающийся с ним Тэхён вряд ли поймет.
После недолгих умозаключений выясняется, что домой девушка вернется где-то в пол второго ночи, и Юнги обреченно вздыхает. Слово «сон» ему снится. И то, только с субботы на воскресенье, если не накатит вдохновение. В этом мире этого странного снежного шара девушке приходится уходить не то на учебу, не то на работу шесть раз в сутки.
Мин аккуратно убирает снежный шарик и закрывает ящик на ключ. В этот момент в комнату врывается НамДжун, говоря что-то о расписании и смотрит как-то пронзительно.
Мин ничего не отвечает и смотрит куда-то в пол.
***
ЮнГи пулей несется в свою студию, закрывается и вытаскивает снежный шарик. В нем светло и светит солнце, ездят машины... В отличие от темноты за окном студии.
Он любовно вглядывается неменяющуюся картинку, и вздрагивает как в первый раз, когда из стенки стеклянного шарика выходит девушка и направляется в сторону своего дома. Она легка на подъем и вприпрыжку идет к двери.
Мин задумывается, что могло ее так обрадовать. Она могла получить хорошую отметку, зачет автоматом, прибавку к зарплате или просто найти своего суженого... Последнее прочно заседает в голове и парень кусает губы — он не хочет видеть с ней кого-то еще. Кого-то, кто не он. Но мысли атакуют раз за разом и вот в голове роятся вопросы без ответа: она предпочитает блондинов или брюнетов? может качков? а как она относится к музыкантам? может, она любит хулигана? а как она познакомилась с ним? как она вообще общается с парнями?
Мин замечает, что девушка скрылась в недрах дома и он благополучно пропустил момент ее нахождения на кухне, где большое окно. Он тяжело вздыхает и замечает лишь силуэт за занавесками, красноречиво сообщающий, что девушка сидит и читает в одной из комнат. Он вновь убирает шар и направляется спать.
Спит Шуга беспокойно. На утро встает с опухшим лицом — всю ночь плакал.
Канитель обязанностей вновь затаскивает в свой мир Юнги и он не сопротивляется. Работа отвлекает от грустных мыслей и той самой красивой девушки в шаре. Настоящей, живой девушки, что стала жертвой его собственной глупости., но все строчки он продолжает негласно посвящать ей, не зная...
Увы, не зная, что девушка читала далеко не книгу.
В бледных аккуратных ручках с французским маникюрам толстый блокнот в точечку с названием: «личный дневник» и краткой пометкой: «моя любовь к парню из моих снов». На первой странице красуется чуть размазанная полароидная фотография некого парня.
А дальше...
А дальше десятки страниц о снах, о мечтаниях и сотни признаний в любви.
Девушка проводит ладонью по одной из страниц и поднимает взгляд на часы. Рядом с белыми часами стоит маленький снежный шар. Точнее, раньше он был таковым.
У шара разбито стекло, из него высыпался когда-то давно снег, а внутри — никому не известная аббревиатура «A G U S T D»
Слеза скатывается по бледной щеке с веснушками.
