Семнадцать || Seventeen [drabbles]

Кёнсу [встречается ненормативная лексика]

Тишина. Она наступила в квартире внезапно, неожиданно, словно вдруг ударили обухом по голове и сунули в мешок, приглушая все внешние звуки.

Устал. Перегорел.

А ведь когда-то он казался Т/И неутомимым!

В нем и сейчас бурлила жизнь, била ключом, нуждаясь в высвобождении, да только другого выхода, кроме как биться в истерике, ей больше не было. И навряд ли когда-нибудь будет.

И в голову, как назло, лезут тяжелые мысли. Мрачные воспоминания о том беззаботном, счастливом времени, когда он, забывшись, танцевал. Танцевал, отдавшись безумию танца весь, без остатка.

А сейчас этот неутомимый мужчина сидел в гостиной, сломленный и потерянный. Потому что единственный смысл жизни вдруг исчез, разбив сердце, исколечив душу.

Он больше не мог танцевать.

Даже от мыслей об этом становилось тошно. Тошно до боли в желудке, до оскомины.

В той страшной аварии не было его вины. Вообще ничьей вины не было, и от этого становилось еще противнее, еще безысходней и больнее, потому что хотелось ненавидеть, жутко хотелось, а ненавидеть было... некого.

И Т/И тихо сидела на кухне, подавляя всхлипы, рвущиеся наружу. Она снова и снова смотрела, как Кёнсу медленно убивает себя, сгорая от ненависти к самому себе, как он вновь и вновь разносит их маленькую квартирку, где еще недавно теплилось их маленькое счастье.

Теперь здесь не было ничего. Ни счастья, ни радости. Они тихонько покинули двушку на окраине города еще тогда, когда на телефон девушки позвонили с незнакомого номера и сообщили, что ее молодой человек попал в аварию и теперь находится в реанимации.

Сколько трудностей они пережили за все эти месяцы, сколько истерик Т/И выслушала, игнорируя ноющую боль в груди! Но ничего не менялось. Кёнсу продолжал изматывать себя, изматывать ее... Она больше не надеялась на счастливую жизнь с ним.

Собравшись с мыслями, она встала, вытирая остатки усохших слез. Половицы в коридоре противно скрипели. Кёнсу давно обещался починить их, но теперь его обещания, как и клятвенные признания в любви, были для Т/И пережитком тяжелого общего прошлого. Время не стояло на месте, и она не намерена была останавливаться.

  - Я ухожу, - ее голос показался ей чужим.

Кёнсу поднял голову, глядя на нее пустым взглядом. Снова ему нет до нее дела. Снова она помешала ему заниматься самокопанием.