Тени прошлого

20

Дочитав Элиасу историю о сэре Гавейне из рассказов о короле Артуре и рыцарях Круглого Стола, Люциус поправил на сыне одеяло и, убедившись, что тот уже уснул, осторожно поднялся с кровати. Тихо позвав Нонни, он велел ей находиться при мальчике постоянно, а потом включил ночник и вышел из детской. Но пройдя по коридору, зашел не к себе в спальню, а в комнату по соседству. Когда-то она принадлежала Нарциссе. Это была комната леди Малфой, хозяйки Малфой-мэнора. Смежная с его собственной спальней и отделенная от неё лишь внутренней дверью. Он никогда не жил в одних покоях с женой. Так же, как не жил его отец, дед и прочая череда аристократических предков их магического рода. Жена всегда спала отдельно — даже в первую их брачную ночь. Он просто приходил к Нарциссе, занимался любовью, а потом возвращался к себе. Никогда не оставаясь у неё и не засыпая рядом. «Мерлин! Да мне, собственно, и в голову никогда не приходило, что можно остаться и уснуть там…» Со своими любовницами он уж тем более никогда не спал, неосознанно чувствуя, что это может лишь создать ненужное ему ощущение близости. А Люциус Малфой всю жизнь старался не смешивать страсть с деловыми соглашениями. И не путать одно с другим. Поэтому то, что он позволил себе уснуть с Гермионой, даже не будучи близкими, стало для него редким откровением, если не сказать шоком. Он не просто уснул рядом с ней, нет, он проспал всю ночь глубоко и спокойно, и мягкое её дыхание лишь еще больше убаюкивало его. Даже после того, как она заснула в его объятиях и откатилась в сторону, Малфой неосознанно скучал по её мягкому теплому телу и невольно, даже во сне, тянулся к нему. И радовался, когда ощущал, как и она тянется к нему ночью, прижимаясь и то обнимая его, то положив руку ему на грудь, будто проверяя: а здесь ли он. «И это было невероятно!» Малфою почему-то хотелось повторить это снова: хотелось просыпаться рядом с ней день за днем. И видеть её сонную улыбку и дремотные глаза. Хотелось медленно и лениво заняться с ней любовью, той самой утренней любовью, что заставляет быстрей бежать по жилам кровь и дарует запас бодрости на целый день. Он остановился у двери, соединяющей комнаты и дразнящей его осознанием того, что Гермиона сейчас там, за этой дверью… «И ждёт меня!» Довольно улыбнувшись, Люциус прошел в ванную, собираясь принять душ и переодеться, прежде чем зайдет к себе. «Нет, не к себе, к нам…» И наконец-то займется с ней любовью. Займется так, как хотел уже несколько месяцев. «Черт!» Ступив под прохладный душ, он понял, что уже возбужден и потянулся, делая воду еще холодней. Можно было, конечно, заняться мастурбацией, как приходилось это делать перед свиданиями по молодости, но не хотелось. «Господи! Как же хочется кончить, и не просто так, а именно в неё!» Да уж, вчера утром он уже почти достиг цели… Почти проник внутрь: в это жаркое и тесное тепло, обещающее рай на земле… Но! К ним забежал Элиас. Нет, конечно же, Люциус безмерно любил их сына, любил всем сердцем, но в ту минуту ему хотелось просто орать от ярости. И поэтому здесь, в мэноре, он уж предусмотрел, кажется, все случайности, которые могли бы помешать им с Гермионой. «Она должна принадлежать лишь мне! Ночью она должна быть только моей!» Гоня прочь мятущиеся мысли, Малфой выключил воду и вышел из душа, на ходу используя высушивающее заклинание. Лишь волосы до сих пор оставались влажными и, цепляясь за плечи, прилипали к коже. Он надел пижамные штаны, искренне надеясь, что останется в них очень недолго, а потом почистил зубы и, еще раз глянув на себя в зеркало, подошел наконец к той самой двери. И коротко стукнул в неё, прежде чем войти. Спальня была слабо освещена полудюжиной небольших мерцающих свечей, светящихся тут и там. Темно-синие подушки устало развалились на серебристо-серых простынях, едва прикрытые таким же темно-синим покрывалом. И все это смотрелось маняще и сексуально… С другой стороны кровати, стояла Гермиона, освещенная еще и серебристым светом луны, падающим на неё из огромного окна. Её влажные волосы свободно спускались на спину и упрямо завивались по его собственному халату, надетому на нее. И спадающему длинными фалдами вокруг фигуры. Закусив губу, Гермиона напряженно смотрела в ночное окно. Заметив это, Люциус невольно улыбнулся, а затем медленно двинулся в её сторону, надеясь, что она или увидит, или почувствует его приближение… И не испугается. Гермиона, действительно, обернулась почти сразу и улыбнулась в ответ. Нежно, хотя и немного нервно. Люциус замер: ему совсем не хотелось, чтобы именно сегодня, сейчас, она нервничала. «Черт! Эта ночь реально важна для нас обоих. Для нас. Для нашего ребенка. Для нашего будущего…» — По-моему, на тебе надето что-то очень знакомое… — хрипло прошептал он, проводя пальцами по лацканам халата. — Я замерзла, — прошептала Гермиона. Малфой улыбнулся и уже через секунду огонь в камине полыхнул со страшной силой. Демонстрация силы Лорда Рода была довольно выразительной и, хотя он и не хвастался этим, но Гермиона не смогла не восхититься. — Ох! Это было впечатляюще. — Да брось, ничего впечатляющего, — отмахнулся Люциус, но оба они знали, что это ложь. Любое проявление беспалочковой магии было по-настоящему волшебно. Но сейчас сила Малфоя проявилась особенно ярко, ведь он даже не обернулся к камину. — Мне приятно видеть тебя в своем халате… — схватив пальцами за пояс, он подтянул Гермиону к себе. — Уверена, что хочешь этого? Ты не должна делать то, к чему не готова. Я не обижусь… — Это уже случилось бы, если б наш сынок не вломился тем утром и не прервал нас… — прошептала она в ответ. Гермиона понимала, почему он снова и снова задает этот вопрос. Страх, что той ночью в Хогвартсе он изнасиловал ее, все еще продолжал мучить его, несмотря на все ее заверения в обратном. «Как же мне хочется успокоить его! Он же… неправ. Совсем неправ…» — Я абсолютно уверена, что хочу этого, Люциус. Я хочу тебя… — тихо произнесла она и положила ладошку на его голую грудь. С трудом сглотнув, Гермиона медленно блуждала взглядом по телу Малфоя. Он был высок, строен, но при этом приятно мускулист. Широкие плечи, узкие талия и бедра, и очень длинные ноги. Его живот был гладким и твердым, со слегка виднеющимися в полумраке кубиками пресса. Да уж… Этот мужчина, хотя и приближавшийся к пятидесяти годам, явно мог гордиться своим телом. Редкие светлые волоски виднелись в центре его груди, сбегая тонкой линией по животу и исчезая в пижамных штанах. Проведя рукой по шелковистой груди, Гермиона скользнула ниже и тут же улыбнулась, заметив, как он легонько дернулся и напрягся от этого прикосновения. А затем обхватил ее запястье пальцами и убрал от себя. Не давая Гермионе ослушаться, Люциус потянул ее вперед, заставляя сделать еще один шаг навстречу и сокращая расстояние между ними чуть ли не до сантиметра. — Если я позволю тебе продолжать в том же духе, то уже очень скоро мы оба пожалеем об этом, — хрипло произнес он. И потянувшись к узлу на её поясе, медленно развязал его и распахнул халат. С неожиданной для него и для самой себя дерзкой смелостью, Гермиона шевельнула плечами, и вот уже халат скользнул вниз, бесформенной кучей опадая на пол у ее ног. — Ты... — Люциус, казалось, потерял дар речи. Она была одета в короткую, едва прикрывающую тело сорочку нежного серебристо-жемчужного цвета, отороченную небольшим кружевным воланом по подолу. И выглядела просто олицетворением чистоты и невинности, которым и представлялась ему с недавних пор. «Как мог я в ту злосчастную ночь не заметить, насколько прекрасно это юное существо?» — Ты такой красивый, Люциус… — прошептала она, приникая еще ближе. Отбросив волосы за спину, Гермиона увидела, как Малфой тут же уставился на ее грудь, с едва прикрытыми тонкой тканью, сосками, увидела, как он вздрогнул, и невольно улыбнулась. Он был красив, этот мужчина… И, конечно же, знал об этом сам. Знал, что невероятно хорош для своего возраста, несмотря на пережитые пытки и тюрьму. По счастью, время относилось к волшебникам более благосклонно, чем к маглам. Он был прекрасен, Люциус Абраксас Малфой, и по странной иронии судьбы хотел принадлежать именно ей… — Ты постоянно удивляешь меня, — положив руку на изгиб ее талии, Малфой подтянул Гермиону к себе. — Никогда еще ни одна ведьма не смотрела на меня так, как ты. — Люциус… прежде чем это случится… Я хочу, чтобы ты знал — для меня все это очень важно. И деля с тобой постель, я собираюсь разделить нечто большее, чем просто постель… Я… хочу сказать, что это создает для меня определенные обязательства, и… пока в моей жизни будешь ты, никого другого не будет… — Гермиона тяжело глотнула, будто какой-то комок застрял у нее в горле, и продолжила. — И я прошу того же от тебя. Я не выросла в среде чистокровных семейств и не смогу молча терпеть, если у тебя появится любовница. Поэтому… если ты поймешь, что наши отношения не устраивают тебя или же тебе станет нужна другая женщина, скажи мне об этом прямо. И не убивай обманом и изменами… Заметив, как трогательно и взволнованно подрагивают её губы, Люциус ощутил, как внутри что-то кольнуло. Поглаживая Гермиону по спине, он прижался щекой к её щеке. — Обещаю. Хотя, в данный момент и представить не могу, что пожелаю какую-то другую женщину, — он наклонился, коснулся ее губ и понял, что Гермиона почти плачет. А она, отвечая на поцелуй, чувствовала лишь, что может вот-вот взорваться от той бури невероятных эмоций, которые пробуждал в ней этот мужчина. И даже не заметила, как поцелуй стал настойчивей и жестче. Поняла лишь, что проваливается в такой уже привычный водоворот ощущений, когда тело прижато к телу, и руки блуждают, становясь все смелее и смелее, а языки путаются в страстном танце их ртов. Не отрываясь, Малфой медленно двигался к кровати и уже скоро опустил ее на прохладные простыни. Тяжело дыша, Гермиона тут же отползла на самую середину, будто освобождая место рядом с собой. Увидев, что Малфой достал из-за пояса палочку, Гермиона сунула руку под подушку и вытащила оттуда свою. — Когда-то я поклялась, что она всегда будет со мной, — тихо сказала она, вертя палочку в пальцах. — И это очень мудро. Хотя, не думаю, что сегодня они понадобятся нам… — ответил Люциус, открывая верхний ящик прикроватной тумбочки, чтобы бросить палочку туда. И тут же замер, опешив от увиденного. Ящик оказался полон маленьких пакетиков из разноцветной фольги, с самыми разнообразными надписями: «Troyan» и «Durex». Со смазкой и без. Ароматизированные и ребристые (для особого удовольствия женщины). — Да ну черт бы побрал этого Драко! — не удержавшись, возмутился он вслух. — Гм... ничего себе… Хорошо же ты подготовился… Но зачем столько? Про запас? — засмеялась Гермиона, заглянув в ящик. Никогда еще она не видела такого огромного количества презервативов. — Это не моя заслуга! Это у нас все клоун по имени Драко шутки шутит! — прорычал Малфой, захлопнув ящик и бросив палочку на поверхность тумбы. Глядя на него, Гермиона не смогла удержаться от смеха. Люциус выглядел сейчас так, будто готов был придушить бедного Драко. — Не злись… — она бросила свою палочку рядом и потянулась к Малфою. — Он же хотел как лучше. С уже чуточку разглаженным лбом, Люциус прилег на кровать рядом. — Ну, если уж зашел разговор, то нам надо бы обсудить этот вопрос, — он повернулся на бок, пододвигаясь к лежащей на спине Гермионе ближе. — Я просто не очень силен в этих вещах, сказать по правде... Этим всегда занимались женщины. — Я не хочу пока заводить еще одного ребенка, Люциус, — тихо произнесла она, не сдержавшись, и начав гладить его по сильным бицепсам, оказавшимся так близко. — Хорошо. Тогда надо сказать Драко «спасибо», — повернувшись, Малфой потянулся к ящичку, когда почувствовал, что Гермиона останавливает его. — Именно поэтому около месяца назад я начала принимать противозачаточное зелье, — прозвучало тихое пояснение. — Так что… они нам ни к чему. — То есть, ничего больше не надо? — Ну… Если только тебе не нужно защитить меня от чего-то... — усмехнулась Гермиона. Нет, конечно же, она не думала, что Люциус когда-нибудь пойдет на такой риск. Да и слишком уж брезглив был этот аристократ во всём, что касалось личной гигиены. Нет, она всего лишь подтрунивала сейчас над ним. — Уж за это можешь не переживать! — Люциус снова подкатился к ней и склонился прямо к лицу. — Я рад, что нам не придется их использовать. Когда-то давно я попробовал, что это такое, и был не в восторге. Правда, тогда они были... немного другими. А сейчас совершенно не хочу проверять, насколько продвинулся магловский мир в их усовершенствовании… Звонкий смех Гермионы заставил улыбнуться и его самого, хотя Малфой и был поражен этой странной ситуацией. Он, наконец-то, лежит в постели с желаннейшей из ведьм, практически голой и готовой отдаться ему целиком и полностью, и рассуждает об этих чертовых презервативах, которые Драко (чучело эдакое!) сунул в ящик его прикроватной тумбочки! «Да уж, Малфой, Казанова из тебя сейчас никакущий…» — Люциус… — услышал он, как прошептала Гермиона, проводя пальцами вверх по его руке и мягко касаясь шеи. — Да, дорогая? — погладил Малфой в ответ изгиб ее бедра и склонился еще ниже, подумав о том, что сейчас ему уже хочется большего. Гораздо большего. — Мы собираемся проговорить всю ночь? — вскинув руки ему на шею, Гермиона притянула к себе. — Ну уж нет… — Люциус начал целовать её. Мягко, медленно, будто снова вкушая. Он ласкал её рот, пробовал язык, касался острых краешков зубов. Покусывал её губы, пока они не покраснели и не припухли, пульсируя от уже ставшего страстным поцелуя. Пока взгляд её не затуманился от того, что и ей уже хотелось большего. Хотелось его… — Нет, Гермиона, время разговоров прошло… Медленно проведя рукой по изгибу талии, Люциус поднялся выше и мягко коснулся полушария груди, намеренно задев маленькую горошину соска. Тут же отреагировав на прикосновение, Гермиона всхлипнула и, сжимая его за плечи, потянула на себя — стараясь прижать и прижаться, как можно сильней. «Черт! Нет, я все же не буду спешить. Нет, я… Я постараюсь не спешить, хотя эта маленькая хулиганка и прижимает меня к себе, так соблазнительно двигаясь навстречу, что тело невольно дергается и дрожит в ответ на ее прикосновения». Склонившись и мягко прикусывая кожу, Люциус дорожкой поцелуев поднялся от ключиц к шее, дальше — к мочке маленького ушка, посасывая которую, услышал стон; ощутил, как выгнулась Гермиона под ним; как невольно вонзилась ноготками в напряженные мышцы его спины. Не переставая целовать ее, Малфой снова заскользил вниз… И чувствовал, как губы покалывает от ощущения нежного мягкого тела под ним. А разум туманится от эйфории, понимая, что именно от его поцелуев Гермиона дрожит сейчас и тихо стонет, обжигая его кожу горячим рваным дыханием. Спустившись к груди, Люциус на секунду задержал взгляд на вырезе сорочки и тут же наклонился, чтобы начать целовать сливочно-белые полушария, чередуя их одно за другим, пока жадные руки уже стягивали с ее плеч тонкие серебристые бретельки. Шелк свободно заскользил по ее телу, будто помогая Малфою освободить свою хозяйку для него; для того, что он хочет сделать с ней. «Для того, что я сделаю с ней!» Стремясь помочь ему и поскорее остаться обнаженной, Гермиона извивалась, быстро и лихорадочно гладя Люциуса по спине. И ему казалось, что еще никогда в жизни он так не жаждал дотронуться до кого-то. А когда ощутил, как маленькие и жадные ее ручки скользнули и погладили его по груди, опустившись почти сразу еще ниже, на живот, понял, что мягкое и пугливое прикосновение прохладных любопытных пальцев к его разгоряченной коже не просто приятно. Оно — восхитительно. Совсем скоро Люциус снова почувствовал их на спине и в тот самый момент, когда они, едва касаясь, заскользили по позвоночнику, он наклонился и поцеловал сморщенный сосок. И тут же глухо застонал, будто отвечая на ее собственный вздох, так и не прекращая ласкать маленькую сладкую ягодку. И вкушал до тех пор, пока стоны и всхлипы Гермионы не зазвучали одной бесконечной нотой желания… Оторвавшись от одного полушария, Люциус тут же приник ко второму. Реакция этой молоденькой женщины оказалась невероятной. Она так откровенно и так остро реагировала на каждое его прикосновение, каждое движение рук или губ, что на секунду у Люциуса мелькнула мысль: а было ли хорошо с ним, на самом деле хорошо, всем тем, с кем спал он до нее? Или они играли? Потому что никто и никогда не выгибался под ним, не кричал и не задыхался так, как она сейчас. Ждать дольше казалось уже невозможным. Продолжая целовать ее, Малфой наконец стащил сорочку и быстро отбросил ее куда-то в ноги. Жадно оглядел маленькое тело, лежащее под ним: мягкое, нежное и будто сливочное. И на секунду прикрыл глаза. «Дурак!» Несколько дней назад ему казалось, что прекрасней зрелища, чем Гермиона, забывшаяся в дымке оргазма, быть не может — как же он ошибался. Может! Еще прекрасней оказалась она возбужденной и теряющей рассудок от желания. «Стоп! Успокойся. У тебя пять лет не было женщины и нормального секса!» Но циничная мысль, такая привычная для прошлого Люциуса Малфоя, исчезла также быстро, как и возникла. Повзрослев, Гермиона Грейнджер, без сомнения, стала очень красивой женщиной, и Малфой прибил бы любого, кто осмелился бы не согласиться с этим. Она казалась похожей на сочный спелый персик, налившийся пьянящим сладким соком и умоляющий съесть его, наконец. Люциус медленно и дразняще провел кончиками пальцев по ее бедру и затаил дыхание, увидев, как она на мгновение зажмурилась и сжала ладошками простынь. Затем скользнул ниже, слегка пощекотал округлую коленку и замер, легонько поглаживая узкую ложбинку — в том самом месте, где нога соединялась с телом. «Да… видит Бог, она оценила эту чувственную ласку». С наслаждением Малфой наблюдал за ее реакцией, до сих пор удивляясь: почему это нежное существо позволяет ему так много… После той самой первой боли, которую он причинил ей. Люциус почти потрясенно вглядывался в ее лицо, страшась, что увидит в нем опаску и всей душой надеясь на обратное. И снова мысль о прошлом кольнула его. Обычно его женщины лежали в постели с закрытыми глазами (даже Нарцисса!). И было неясно, нравится им то, что он делает, или же нет. Но Гермиона не отрывала от него глаз. Нет… Она не пряталась от него в какой-то своей, истинно женской скорлупе — наоборот, откровенно наблюдала, как пальцы его двигаются по ее телу, и не только наблюдала, но и все это время гладила и ласкала его сама. А когда Люциус дотронулся до ее живота и, обведя легкую округлость, скользнул чуть ниже, Гермиона, облизнувшись, словно кошка, вдруг приподнялась навстречу и, куснув его за нижнюю губу, скользнула ладошками прямо в пижамные штаны и дерзко сжала ягодицы. Застав его практически врасплох, она толкнула Люциуса на спину и зависла над ним, словно нимфа или наяда, желающая одарить своей любовью простого смертного. И копна каштановых волос спадала сейчас вокруг них темным занавесом. — Мне кажется, что на тебе до сих пор слишком много надето, Люциус… — низко и гортанно промурлыкала молодая женщина и невольно приподняла бровь. Казалось, будто сама она удивлена той чувственной смелостью и страстью, что прозвучали сейчас в тишине спальни. — Я лишь любовался тобой, — искренне прошептал Малфой, осторожно дотрагиваясь до ее губ кончиками пальцев. — И надо сказать, ты прекрасна… — Ох же… — Гермиона не сдержала игривую улыбку. — Ты так часто говоришь мне об этом, что еще чуть-чуть и я, кажется, поверю. — Да уж поверь, — глухо пробормотал Малфой, уже притягивая ее к себе и впиваясь поцелуем. И тут же понял, что она, отвечая, судорожно дернула шнуровку пижамных штанов, пытаясь освободить его от них. У нее ничего не получилось. И тогда, сердитая от разочарования, потянулась за его волшебной палочкой, лежащей на прикроватной тумбочке, чтобы быстро произнести заклинание. Секунда — и он оказался полностью раздет! Раздет так же, как в тот день, когда появился на этот свет! — Ну вот… Так-то лучше, — усмехнулась Гермиона, бросая палочку назад. И тут же взвизгнула, перевернутая на спину и прижатая мужским телом к прохладе простыней. — И куда же делась моя маленькая застенчивая ведьма, стесняюсь спросить? — ухмыляясь одним уголком рта чисто «малфоевской» улыбкой, тихо спросил Люциус. — Кто эта развратная лисичка, соблазняющая меня? — Не знаю… Я не знаю, что со мной... Когда мы рядом, хочу прикасаться к тебе все время, хочу целовать тебя, дотрагиваться, хочу чувствовать тебя... всего… — Гермиона тихо шептала, снова соблазнительно изгибаясь под ним и наслаждаясь прикосновением тонких светлых волосков на его груди к своим соскам. — Со мной что-то не так, да? — Нет, глупенькая… С тобой все так. Я очень рад, что ты не боишься меня… после того… после той боли… — Люциус замолчал, испугавшись, что напоминание об их первом разе может испортить и спугнуть волшебную атмосферу, возникшую между ними сейчас. — Я никогда не боялась тебя… Ни тогда, ни сейчас, — путаясь пальцами в светлых волосах, Гермиона притянула Малфоя к себе, чтобы утонуть самой и утопить его в долгом жарком и сладком поцелуе. И пока их рты танцевали древний танец, Люциус снова скользнул рукой ниже: по плавному изгибу талии и дальше, снова по округлости живота. И опять глухо рыкнул, почувствовав, как она раскрывается ему навстречу, будто поощряя. Будто приветствуя его там, где он нужен сейчас сильней всего. Коротенькие кудряшки, так и не удаленные в салоне, казались ему шелковыми, когда он осторожно закружил по ним пальцами. А нежные складочки ниже были гладкими и припухшими: сливочная сущность желания уже просочилась между лепестками медленно раскрывающегося для него цветка. Не отрываясь от поцелуя, Люциус проник чуть дальше и тут же услышал, как хрипло и рвано Гермиона выдохнула, когда он коснулся самой сокровенной ее женской сути. Дрожа от возбуждения, он продолжил неспешное, будто ленивое, движение пальцев. Награда за это оказалась великолепной! Коснувшись клитора, Люциус почувствовал, как она дернулась и громко застонала ему в рот. Она была готова и, видит Бог, ждать дольше он не мог — даже несмотря на благие намерения. Устроившись между ее бедер, Малфой уткнулся лицом в шею Гермионы, мучительно пытаясь хотя бы ненадолго взять себя в руки. «Идиот! И я еще мечтал, что буду полночи медленно смаковать каждый дюйм ее тела? Да я с ума сойду, если не овладею ею сейчас же. Немедленно!» И тут же тихо обрадовался, поняв, что Гермиона крепко обняла его в ответ, прижимаясь так, будто от их объятий зависела жизнь. — Да, Люциус! Да… — всхлипнула она, когда головка возбужденного члена коснулась лона, скользя и готовясь войти. Качнула навстречу бедрами и Малфой мучительно вздохнул, прежде чем медленно толкнуться, проникая в шелковистую плоть. «Мерлин! Она не просто тесная и узкая… она такая горячая!» — ему казалось, что он взмок от пота, продвинувшись лишь наполовину. — Господи! Да как же я не помнил всего этого? — невольно зарычал Малфой, слегка двигаясь назад и толкаясь еще глубже снова. — Это… Это невозможно… такая тесная… такая жаркая... я же… черт! Да я сгорю сейчас в тебе! Гермиона выгнулась еще сильней, и он проник в нее полностью. Затем снова качнулся назад, а потом опять вперед: резко, ловя губами ее мучительный, слегка болезненный стон. И замер, позволяя ей привыкнуть к ощущению полноты. Позволяя телам осознать, как хорошо им будет вместе… Конечно же, он оказался прав. Прошло всего несколько томительных мгновений, и Гермиона снова дернулась ему навстречу, ощутив, что боль первого вторжения благополучно сменилась желанием чего-то большего. Тело, не слушаясь разума, само начало двигаться к Люциусу, само приникало к нему, будто ожидая от него помощи и спасения от ничем неутолимой жажды. — Люциус… пожалуйста, — почти прорыдала Гермиона, и оба они ощутили, как ее мышцы невольно пульсируют, будто умоляя его облегчить и утолить эту жажду. — Мерлин! Не двигайся, прошу тебя… не делай этого, — стиснув зубы, простонал Малфой и зажмурился. «Проклятье! Какого черта я не снял напряжение там, в душе?» Потому как сейчас, находясь внутри самой желанной женщины после пяти лет воздержания, он не просто сходил с ума — он подыхал от желания… Чувствуя, что вспотел и тело бьет крупная дрожь, Люциус попытался взять себя в руки. — Не сдерживайся, пожалуйста, — будто услыхав его мысли прошептала эта маленькая искусительница. — Ты нужен мне… хочу тебя… — повернувшись, Гермиона легонько прикусила его за мочку уха. — Черт возьми... Прости меня, пожалуйста… Не могу больше… — задыхаясь, выдавил Люциус. — Обними меня. Крепче! — он уже почти кричал. — И ногами! Застонал, ощущая, как она обхватила его, скрещивая тонкие лодыжки на пояснице. Затем скользнул руками под ее тело, обхватывая его со спины за плечи, возле самой шеи, и прижимая к себе еще крепче. — Смотри на меня! — почему-то так важно было видеть ее глаза. Ужасно важно. Необходимо! И когда встретился с ней взглядом, начал медленно двигаться. Наслаждаясь каждым толчком, каждым мучительным проникновением, каждой секундой. Наблюдая за ней, за ее глазами… И наслаждаясь тем, что видит в них. — О-о-о… — не отрываясь, Гермиона смотрела на него, по-прежнему крепко обнимая и путаясь в волосах. — Люциус, пожалуйста… — в легком и непонятном для нее самой замешательстве умоляюще прозвучал ее голос. — Да! Ты права... Я не могу больше, Гермиона… так хорошо с тобой… и так давно этого не было... — голос его дрожал от напряжения. Начав двигаться еще быстрее, он сильно и глубоко входил в нее, слегка покачивая бедрами с каждым толчком. Потом опустил руку вниз и, подхватив ее, подтянул к себе еще ближе. — Давай же… двигайся со мной! — Люциус чувствовал, как пот капельками стекает по его спине. — Да, девочка, так… Так! — прохрипел он, когда понял, что Гермиона поймала ритм и начала двигаться, приподнимая бедра навстречу каждому его толчку. — Я... Люциус! О, Господи, это слишком… — она почти плакала, продолжая обнимать и непрерывно гладить его. И тут Малфой почувствовал, как мышцы ее начинают сжиматься, будто затягивая его в некий водоворот чувственного безумства. Почувствовал, как ее тело начинает дрожать от надвигающегося оргазма и вознес хвалу всем божествам, придуманным человечеством этого мира за то, что Гермиона Грейнджер оказалась такой женщиной, о которой можно только мечтать. Нежной, пылкой, страстной — потому что, даже угрожая ему адом, добиться от него терпения сейчас было нереально. «Нет, я, конечно, еще покажу чудеса выносливости! Но не теперь… видит Бог, не теперь!» — Не борись с этим, девочка… Расслабься! Кончи со мной… Кончи для меня, ну же! — будто приказывая, прошипел Малфой, начав двигаться еще быстрей. «Да!» Тело превратилось в единое желание страсти и разрядки, даруемое ему лишь этой влажной горячей плотью. Его собственный оргазм был на подходе: он уже чувствовал, как горячо пылает напряженная мошонка, как сладостная дрожь волнами пробегает по позвоночнику… «Да…» Разрядка была близка. И на какое-то мгновение Люциус испугался, что не сможет подарить наслаждение ей. Что бросит ее одну в печальном и разочарованном женском одиночестве, несмотря на все свои благие намерения. И мысль эта казалось ужасной. Но сладкая ведьмочка, дрожащая под ним, застыла вдруг, задрожав и закричав одновременно, и было непонятно, что будоражит его сейчас больше: эта дрожь или этот крик. Тесная и жаркая, она конвульсивно сжалась, и Малфой излился в обожаемое тело, невольно застонав от оргазма. «Господи! — чувственный звездопад продолжался так долго, что на секунду подумалось: а кончится ли он когда-нибудь? И нужно ли, чтобы он кончался?» Это было хорошо… Нет. Это было лучше, чем хорошо. Нет! Никогда еще это не было так хорошо. И никогда Люциус не думал, что это может быть так хорошо. «Черт возьми, а ведь крутым любовником этой ночью я так себя и не показал… Хотя и надеялся, идиот!» И все же жаловаться на судьбу он не мог. Да и не хотелось. Как можно было опуститься до подобного нытья? Особенно уткнувшись в шею любимой женщине и ощущая, что тело твое окончательно лишилось костей, а смягченный член все еще подрагивает и пульсирует внутри нее. Тихонько приподнявшись на локтях, Люциус посмотрел в лицо, волнующее его сейчас больше всего на свете. И лицо это было покрасневшее и потное, глядящее на него сонными глазами и улыбающееся довольной улыбкой. — Ты как, в порядке? Услышав вопрос, Люциус невольно дернул губой. «И она еще спрашивает?!!» — Я-то? Лучше, чем в порядке, и намного, — довольно усмехнувшись, Люциус наклонился и мягко поцеловал ее. — А ты? — Ох… да… — Гермиона вздохнула и потянулась под ним. — Мне так... так хорошо… — улыбаясь, ответила она. — Прости, я совсем потерял голову, — прошептал Малфой, потершись кончиком носа об ее нос, а потом нежно провел рукой по шее. Мысли путались. Только что у него случился самый нелепый, самый неуклюжий, но и самый прекрасный секс в его жизни. «Нет, не секс!» Он только что занимался любовью. «И, Мерлин, это было невероятно… Пожалуй, это было лучшее занятие любовью за все годы». — А я даже рада, — Гермиона потянулась и ласково разгладила морщинку на его лбу. — Как раз этого и не произошло с тобой в наш первый раз… — И этого… и многого другого. Но сегодня я сплоховал. Хотел любить тебя роскошно и долго, но где-то между находкой презервативов и дальнейшими разговорами планы мои как-то изменились и полетели к черту, — тихо произнес Малфой. — Но чуть позже я все равно займусь с тобой любовью медленно. — Прекрати… Прошу тебя. Как по мне, так все было замечательно, а ты меня пугаешь. Прекрати жаловаться на жизнь, — Гермиона чмокнула его в губы, а затем смешно сморщила нос. — А вообще, хочу сказать… Подвинься чуть-чуть, Люциус. Тебе никто не говорил, что ты мужчина не из мелких? Довольно засмеявшись, Малфой откатился на спину и, по-прежнему прижимая ее к себе, потянулся за палочкой, чтобы очистить обоих. А потом натянул одеяло. На себя. И на уже прикорнувшую к нему на плечо Гермиону. — Нам было хорошо с тобой… — зевнув, он повернулся и поцеловал ее в висок. — Но я почему-то уверен, что дальше будет еще лучше. Намного лучше… Не знаю почему. Но это так, Гермиона. Уже дремлющая, она ничего не ответила, а только прижалась тесней. И Люциус сам не заметил, как уснул.