Февральская оттепель

Старший брат.

И пока мы сжигаем дни, когда нужно сжигать другое, нам – прекрасным и молодым - так легко обниматься с болью. Как любимых ни карауль, сам ударишь ещё словами.
Мы так сильно боимся пуль, что берём и стреляем сами.

В комнате воцарилась тяжёлая, гнетущая тишина, нарушаемая только копошением Николая и равномерным тиканьем настенных часов. Фёдор упорно молчал, с безразличием оглядывая брата.

Как не странно, он ни капельки не изменился.

Темные, аккуратно постриженные волосы, карие, тёплые глаза и лёгкая, нежная улыбка – перед Достоевским стоял всё тот же Михаил, каким Федя запомнил его несколько лет назад. Это было так странно и совершенно выбивало из колеи.
Наверно он уже закончил институт...

На кого он там учился?

Вроде бы тоже филолог... Или журналист?

Ладно, это уже не так важно.

Взгляд Фёдора больше цеплялся за мелочи. Пальто, чисто начищенные ботинки, чёрный портфель – брат создавал впечатление делового, знающего свои цели человека. Федя криво усмехнулся и сдул с глаз вновь выбившуюся прядку. Забавно, Михаил такой ухоженный, чистенький, опрятный, что в глаза буквально бросается очевидный факт – не один.

Девушка? Жена? Невеста?

Что ж, прекрасно – брат смог найти своё место в жизни, возможно даже соулмейта – кто знает?

Но один вопрос: зачем в этом безоблачном мире нужен Фёдор? Достоевский не видел ни одной причины, по которой забытый родственник мог изъявить тягу в общении.
Хотя, сам же накаркал - вспоминал недавно, порывался позвонить. Ну, а в этом случае в действие идет одна жизненная пословица – вспомни го... Кхм-кхм, в общем, не суть.
Гоголь тихо вышел из спальни, незамеченный ни одним из присутствующих. Он просто встал в дверном проходе, наваливаясь плечом на косяк и наблюдая за «гляделками». Тишина давила, а хмурый взгляд Достоевского пронизал, словно тысячи клинков.

- Ну и, что ты хочешь?- наконец нарушил долгое молчание Фёдор, поднимая голову и внимательно смотря в знакомые глаза.

Михаил мягко улыбнулся, топчась на месте и неловко оглядываясь на Колю. Всё-таки заметил. Гоголь тихо фыркнул и «дружелюбно» оскалился, надеясь увидеть у нежеланного гостя испуг. Нет, страх едва ли промелькнул на этом лице – лишь негромкий смешок вырвался из губ и Михаил всё же ответил: