Поцелуй Дождя

Дождь выстукивает по стеклу торопливую дробь, и мне кажется, что буквы на экране монитора вздрагивают в такт. Если он не прекратится сегодня, то это будет слишком даже для нашей славящейся сыростью страны. Прикрыв глаза, я чуть надавливаю на них пальцами и представляю, как мой город постепенно уходит под слой серой дождевой воды. Как исчезают под ее толщей деревья, крыши домов, и в качестве пафосного финала тонет табличка с надписью «Добро пожаловать в Лидс!»

      Представилось мне все довольно ярко, но даже это не казалось катастрофой по сравнению с почти до конца заполненной текстом страницей, на которой нетерпеливо мигающий курсор не сдвигался с места уже около получаса. Нет, у меня не завис компьютер. Просто я опять не могу закончить фразу. Десятки тысяч комбинаций слов проносятся в голове, но ни одна из них не является подходящей. Потому что здесь дело вовсе не в словах и их сочетаниях. А в том, что я опять застрял. Застрял точнехонько на самой середине романа, глава сорок четвертая, страница двести тридцать первая.

      Я раздраженно отодвинулся от стола и спрятал руки в широкие рукава домашнего свитера. Как же это противно… Сюжет уже ожил, герои требуют продолжения, а я не могу. Я не могу писать дальше, как будто у меня пальцы, когда я их подношу к клавиатуре, перестают двигаться. И я сижу, уставившись на этот чертов экран, как будто в нем заключается смысл жизни. Из шкафа, стоящего у противоположной стены на меня укоризненно смотрят корешки шести моих изданных романов. Довольно успешных, если учесть, сколько сейчас на литературном рынке мистических триллеров. И все они были написаны легко, кроме второго, на середине которого меня впервые и настигло то, что все писатели шутливо зовут барьером, стеной, затором, один из моих коллег это даже запором обласкал. Все мы над этим явлением так издевательски подшучиваем, потому что в глубине души до жути его боимся. 

      В принципе, выход у меня сейчас есть. Оставить этот застопорившийся роман в покое и попытаться внести необходимые коррективы в один из черновиков, которые у меня спрятаны про запас. 

      О существовании этих семи недороманов не знает никто, кроме соседского мальчишки, с которым мы в последний год как-то незаметно сдружились: я, в общем-то, был не против того, чтобы кто-то слегка разбавил мое одиночество — после разрыва с моей второй по счету почти невестой оно стало близко к невыносимому; а он...