Ядовито-Розовая Ручная Граната

Чуть слышный метроном

Шерлок провел кончиками пальцев по тыльной стороне левой ладони, где задержалось, не желая развеиваться, ощущение - тепло, легчайшее и смутное, как будто кожа не могла забыть руки Джона, сильно сжимавшей его кисть. Он по-прежнему чувствовал жаркое соприкосновение их лбов и дрожащее дуновение дыхания на щеке, хотя всему этому положено было рассеяться в стерильном больничном воздухе ровно в тот же миг, как Шерлок отстранился от друга.

Словно Джон ненамеренно поставил на нем свое тавро мягким, как бархат, но твердым, как бронза, прикосновением.

Знал ли это сам Джон? Происходило ли с ним то же самое? Шерлок по-прежнему испытывал боль: мигрень и ее проявления изнурили и опустошили его, но наблюдательность все еще была при нем. От него не укрылось, как друг облизнул губы, бывшие так близко от его собственных. Он почувствовал, как напряженно звенят, отзываясь во всем теле Джона, колебания «Рискнуть? Или нет?», когда тот раздумывал, сократить ли остававшееся между ними расстояние. И, что куда значимей, Шерлок услышал свой собственный краткий вдох и то, как ускорился чуть слышный метроном кардиомонитора, безжалостно выдавая желания тела.

Затем появился Майкрофт, подобно худшей из возможных дуэний. Это прервало внутренний диалог друга, оставив Шерлока в потрясении, наедине с болью и смутной тягой вновь ощутить мимолетное прикосновение Джона. Прежде он ни разу не рассматривал это как реальную возможность. Ведь именно он решительно положил конец всем попыткам, когда друг осторожно запустил пробный шар. Шерлоку нужен был сосед, не любовник, а мысль о том, чтобы совместить оба понятия в едва знакомом человеке, была лишена всякой логики.

Когда он осознал, как важен для него Джон, что он - неотъемлемая часть жизни и может стать намного большим, было уже слишком поздно. Друг с энтузиазмом увивался за Сарой, за Джанетт и прочими, а Шерлоку оставалось только смириться с упущенными возможностями. Он пытался найти утешение в мыслях, что между ними лишь дружба и не более того, а если ловил себя на том, что разглядывает Джона украдкой, когда тот не видит, - тут же себя останавливал. Теперь же у Шерлока начало складываться впечатление, что он ошибся.

Он опустил веки, отгораживаясь от проплывающего над ним потолка. Проклятье! Ему необходим был весь разум в полной мере, а не то, что осталось - наполовину отрешенное, затуманенное лекарствами, придавленное безостановочно гудящей в черепе болью нечто.