Педагогическая этика.

Глава 4.

Валеркина компания разошлась по домам уже утром. Дорошин всех проводил, подержал в руках синий шар, обвел пальцем серебристые В и Д. Елку он не ставил, поэтому подвесил подарок к кронштейну настольной лампы рядом с компом. Потом лег, замирая от счастья, освежил в памяти главное событие прошедшей ночи и тоже уснул.

Проснулся он ближе к вечеру. Но, если заснул Дорошин счастливым, то открыл глаза очень недовольным собой и некоторое время лежал, терзаясь мыслями о том, что недавно натворил. Он хоть и убеждал себя, что во всем виноват не он, а колдовская новогодняя ночь, но в то же время понимал, что непростительно забылся и к тому же не знал, как теперь, после такого, вернуться к прохладным отношениям «учитель – ученик». И рассчитывал на то, что за каникулы их совместное помешательство немного забудется. Поэтому, когда позже позвонил Денис, Валерка поговорил с ним слишком сдержанно и даже, можно сказать, сухо. Дэн, кажется, обиделся, и от этого у Валеры еще сильнее испортилось настроение.

Денис действительно обиделся на возлюбленного. Он еще тогда, в ноябре, понял все Валеркины доводы и принял все условия. И он, конечно, понимал, что тому, что стало возможным волшебной ночью, пока нет места в их повседневной жизни, но, все-таки, надеялся на некоторые уступки. Уж по телефону, считал он, можно было поговорить по-человечески, не делая вид, что они еле знакомы.

***

К началу четверти и обида Дениса, и Валерины терзания утихли. Страстные поцелуи в ночном дворе подернулись дымкой, и перешли в разряд бесценных воспоминаний. И все пошло более-менее по-прежнему. Расписание во втором полугодии поменялось, и теперь Фомин ждал не вторника и пятницы, а понедельника и четверга. И еще среды, потому что математичка, которая до этого вела у них информатику, уволилась, и ее часы отдали Дорошину. Так что Дэн получил еще два спаренных академических часа счастья в неделю.

На инфе Валерий Андреич не сидел за учительским столом, а ходил между рядами. Останавливался, наклонялся к монитору, указывал на ошибки, что-то советовал. Бывало, сам брался за мышь. К монитору Дениса он не склонялся никогда, просто смотрел, стоя за спиной. И до его мышки ни разу даже пальцем не дотронулся. Фомин понимал причину и на Валеру не обижался, но все равно расстраивался страшно. И все-таки был счастлив оттого, что любимый учитель стоит за спиной так близко.

Происшествие с Мартиным, о котором Дэн так и не собрался как следует подумать, тоже потеряло свою остроту и после каникул они встретились вполне спокойно. Фомин все же некоторую неловкость чувствовал. Это только сказать просто, что, мол, не было ничего, забудем. Поэтому старался общаться с Игорем поменьше, что было нетрудно, учитывая, что учились они в параллельных классах.

С Герасимом и Татьяной он виделся теперь в основном в школе. Одинцова с Павловым вовсю крутили роман и предпочитали проводить вечера вдвоем. К тому же, все трое уже занимались с репетиторами, готовясь к ЕГЭ и свободного времени было мало. Старалась даже Танька, хотя к учебе всегда относилась с некоторым пофигизмом. Как-то раз Дэн спросил ее, зачем ей «вышка». В армию не идти, девчонка она привлекательная, выйти бы ей замуж за небедного парня и жить в свое удовольствие. На это Татьяна ответила, что небедный парень – это, конечно, хорошо. Просто здорово. И она, Одинцова, такого, если он ей попадется, ни за что не пропустит. Но ты понимаешь, Фомин, муж – это такое явление, сегодня он есть, а завтра может и не быть. Поэтому она считает, что кроме своей, безусловно, сногсшибательной красоты, должна иметь за душой что-то еще. Против этого возразить было нечего, и Дэн согласился, удивившись в который раз Танькиной взрослости.

Но все-таки они иногда собирались вечером у кого-нибудь дома, и в один из таких вечеров, Татьяна, обеспокоенная понурым видом Дениса, вытянула из него всю правду. Он и сам не заметил, как все выложил и про их с Валерой осеннюю прогулку, и про поцелуй на качелях. Про разговор наедине в пустом кабинете. И про новогоднюю ночь, кроме случая с Игорем, конечно. А так же про то, как обстоят дела сейчас.

- Ну, вы даете... -- выслушав, протянула Танька, -- Романтика какая, я от восторга чуть не уписалась.

- Романтика, конечно, штука клевая, -- влез Геракл, -- но, по-моему, чувак, тебя динамят.

И добавил уже для Татьяны:

- Это вам, девчонкам, кроме романтики ничего не нужно. А мужику всегда за любимое тело подержаться хочется.

Они были у Дэна в комнате, и сам он сидел у стола верхом на стуле, а Одинцова с Павловым на диване напротив. И Герка наглядно проиллюстрировал свои слова, сграбастав подругу в объятья и притянув к себе.

- Отлипни, озабочка, -- притворно рассердилась Танька, -- Успеет еще надержаться, а пока пусть романтикой наслаждается. Подумаешь, подождать надо. Ведь бывает, что парень с девчонкой встречаются, а потом он в армию уходит. И ничего, ждут. Целый год. А раньше – так вообще два. И Фомин как-нибудь перетопчется.

- Ну, бывает, что и не ждут, -- заметил Герка.

- Раз не ждут – значит, не любят. А если любят, то дожидаются.

- С чего ты, Тань, взяла, что он меня любит? – уныло заметил Дэн, -- Я, например, не знаю. Он мне этого не говорил.

- Ты, Фомин, правда, такой наивный, или придуриваешься, чтобы мне нервы помотать? -- рассердилась Одинцова, -- Тебе обязательно словами надо? И желательно большими печатными буквами, как в букваре, да? Он кататься с тобой ездил? Ездил. Телефон тебе свой дал? Дал. Целовались вы с ним? Целовались. И на Новый Год, и даже на качелях (романтика, ёлы!). Подождать он тебя обещал? Обещал. Чего тебе еще? Любит он тебя, не сомневайся. Наберись терпения и жди. Я, блин, думала, у него и правда горе какое, а он просто капризничает как дитё.

- Вам, счастливым, не понять, -- Денис выразительно посмотрел на Геркину руку, которая запястьем лежала на Танькином плече, а кончиками пальцев как бы невзначай поглаживала сквозь одежду грудь. Одинцова делала вид, что не замечает нахальной лапы.

***

Как-то вечером в середине февраля Денис забрел в Валеркин двор. Притащился он туда, не преследуя никаких целей. Ноги сами принесли. Не то, что бы он надеялся, что Валера выйдет или хотя бы заметит его в окно. Ничего такого он не ждал, просто сидел в пустой по зимнему времени беседке так близко от своей любви, глядя на его окна (второй этаж, справа от подъезда). Второй этаж – это совсем невысоко, и в светящемся окне кухни было видно сидящего за столом Валерку, который что-то там делал, может, проверял тетради, а, может, готовился к уроку. Сыпал мелкий снег, мельтешил перед окнами белой рябью, и Денис как будто смотрел телевизор со сбитой настройкой. Иногда Валера вставал, выходил, и тогда свет загорался в соседней комнате, потом он возвращался, опять садился за стол. Дэн смотрел это «кино» и ему вдруг показалось, что уже прошли годы, и они давно живут вместе, в этой самой квартире. И он, Денис, просто куда-то отлучался, например, в магазин за хлебом, и вот задержался во дворе покурить, но сейчас докурит и поднимется на второй этаж, в освещенное электрическим светом тепло, где его ждет Валера. И тут же понял, что все так и будет. Просто понял и все. Он не верил ни в гороскопы, ни в судьбу, ни в предвидение, но этой картинке их будущей жизни поверил сразу. И от этого почувствовал себя в такой гармонии с миром, что даже засмеялся. И еще подумал о том, что Валерка из своей освещенной кухни не видит его, сидящего в темном дворе, и не догадывается, что в настоящий момент он незримо присутствует в его жизни.

Валера действительно проверял лабораторные седьмых классов. Батареи вот уже какой день были чуть теплыми, заклеивать окна ему было лень, поэтому он сидел на кухне в старом растянутом свитере и толстых носках, греясь у зажженной плиты. История с батареями и окнами повторялась из года в год, и давно уже надо было пойти и купить обогреватель, но как-то все не выходило. Слишком многого хотелось. Хотелось более-менее приличных шмоток, хотелось новую видюху на комп, хотелось иногда сходить с друзьями в клуб, поехать хоть куда-нибудь в отпуск, а брать у родителей деньги как раз не хотелось. Поэтому он спал в спортивном костюме и носках, а бодрствовал в основном на кухне. Недавно даже комп туда перетащил.

Фомин заблуждался, считая свое присутствие незримым. Валерка его все же заметил, когда выходил покурить в темный подъезд. Он не любил запаха табачного перегара в квартире, поэтому курил всегда на лестнице. Увидев в беседке Дениса, Дорошин усмехнулся и решил никак не реагировать. Через полчаса он вышел в соседнюю комнату, не включая свет, подошел к окну, убедился, что Фомин все еще на своем посту и вернулся на кухню. Еще через полчаса мизансцена повторилась до мелочей, и Дорошин сдался, взял телефон и набрал номер.

- Ты чего там сидишь, горе мое?

- Просто так.

Дэн видел Валерку в окне, слышал в трубке его голос, и ему было кайфово, несмотря на то, что он уже мерз.

- Холодно.

- Ага! – жизнерадостно подтвердил Денис.

- Иди домой, простынешь.

- Не-а!

- Почему?

- Не хочу!

Куда это он пойдет из своего двора?

- Ну, как знаешь.

Валера нажал «отбой». Дэн уходить и не думал и спустя двадцать минут Дорошин снова взялся за телефон.

- Черт с тобой, поднимайся. Двадцать шестая квартира.

Дэн метнулся к крыльцу, потыкал в кнопки домофона, дождался, когда ему откроют, и рванул вверх по лестнице наперегонки с проскочившей вместе с ним в подъезд кошкой. На втором этаже они разделились. Кошка понеслась выше, Фомин же затормозил у Валеркиной двери и нажал на звонок. Звонок тренькнул и Дениса впустили в квартиру.

Они прошли в кухню, Валера включил чайник, через пару минут поставил перед Дэном на стол большую кружку горячего чая, тарелку с печеньем и снова занялся лабами. Валера смотрел в тетради, Фомин медленно пил чай, жевал печенье и смотрел на него. Валеркин загар давно уже сошел, но Дэн и думать забыл, что когда-то считал его бесцветным. Теперь ему в нем нравилось абсолютно все: белая кожа, золотистые ресницы, тонкие, ровные брови, тоже отливающие золотом, аккуратный, чуть-чуть вздернутый нос, изменчивые глаза, которые сейчас были зеленоватыми. Нравился растянутый свитер, старые линялые джинсы, заправленные в толстые теплые носки. Нравился тонкий дешевенький ободок, подхватывающий волосы. От тугого «хвоста» у Дорошина за день уставала голова, поэтому, выйдя из школьного двора, он всегда первым делом стаскивал махрушку. Дома же, если был чем-то занят, пользовался этим самым ободком, чтобы волосы не лезли в глаза. С этой дурацкой причей он, конечно, не показывался никому, ну, может, только Женьке, но ободок был нетугим, в отличие от резинки на голове практически не чувствовался, и, заработавшись, он о нем просто забыл. А Дэну нравилось. Если бы его кто-нибудь спросил, нуждается ли внешность Валеры в каких-нибудь исправлениях, он очень удивился бы, так как теперь на полном серьезе считал его таким совершенством, что дальше некуда. Поправлять такую красоту – только портить. Можно и к «Сикстинской мадонне» что-нибудь пририсовать. Только никто тебе за это спасибо не скажет.

Спустя какое-то время, когда Денис уже допивал чай, Валера, не отрываясь от очередной тетради, спросил:

- Одинцова... Что у тебя с ней? Встречаетесь?

Дэн чуть не подавился печеньем:

- Нет! Что ты! Просто дружим...

- Раньше встречались?

Фомин не сумел соврать и честно ответил:

- Да...

И заторопился объяснить:

- Это давно было! Еще в девятом классе! И недолго, всего-то недели три.

- Я сейчас вообще ни с кем не встречаюсь, -- добавил он для полной ясности, и замолчал, надеясь, что Валера не станет выяснять все подробности их с Одинцовой дружбы.

Но тот ничего выяснять не стал, только молча кивнул и опять уткнулся в лабы. Тогда Денис тоже решил спросить:

- А ты?

- Тоже нет.

- А раньше?

- Встречался с одним. Когда в универе учился.

- Долго?

- Где-то два года.

Дэн заволновался. Два года – это серьезно. Это тебе не какие-то три недели.

- Вы сейчас с ним видитесь? – ревниво спросил он.

- Нет. Он уехал в другой город. И женился.

Фомину немного полегчало. Но он все же решил уточнить:

- Он тебе все еще нравится?

Валерка, наконец, оторвался от тетрадей, сердито взглянул на Дениса: мол, что за допрос? Но, увидев несчастные карие глаза, смягчился:

- Нет. С какой стати? Все в прошлом. Да мы и не любили друг друга, даже когда были вместе.

- Не любили и встречались два года? Как это?

- А вот так. И, кстати, тебе пора. Кажется, ты уже согрелся.

Фомин спорить не стал, надеясь примерным поведением заслужить возможность как-нибудь еще зайти в гости. Валера вышел за ним в прихожую проводить, тем более что входная дверь закрывалась только «вручную» -- ключом или задвижкой. Перед тем как выйти в подъезд, Дэн попытался поцеловать Валерку, но тот ловко увернулся и поцелуй пришелся куда-то в ухо. Ну, хоть так.

***

Недели через две Фомин опять заявился к Валерке. Потом еще и еще – в общей сложности три раза не считая первого. Каждый раз тот сначала гнал Дениса домой, но потом все-таки впускал: такая сложилась традиция. Они пили чай, потом Дорошин обязательно находил себе какое-нибудь дело, которым занимался очень внимательно и с большим старанием, позволяя Дэну себя разглядывать, искать и находить темы для разговора, а так же отвлекать себя разными вопросами. И Дэн, конечно, отвлекал. В результате он уже знал, что Валера живет отдельно от родителей, и что его двухкомнатная «хрущевка» досталась ему от бабушки. Когда Фомин зачем-то решил уточнить: «Что, мол, с бабушкой? Умерла?», Валерка ответил:

- Нет. Почему сразу «умерла»? Замуж вышла.

- Замуж?! Бабушка?!

- Ну да. Отыскала в «Одноклассниках» свою школьную любовь, хотя, кажется, это он ее нашел. Он, оказывается, давно живет в Швеции, держит там какую-то харчевню в русском стиле. Где-то полгода переписывались, потом она за него вышла и уехала к нему. А что тут такого? У меня бабушка не какая-то там старушка в платочке, а очень даже ничего себе дама. Для своего возраста, конечно.

Фомин, в общем-то, не очень и удивился. Валерка сам был необыкновенным, ничего странного, что и бабушка у него не совсем обычная. Бабушка-дама, которая вышла замуж и уехала в Швецию.

Еще он узнал, что Валера в школе долго задерживаться не собирается, а планирует в будущем преподавать в техническом университете. И еще, что беленькую девчонку, с которой он сидел в клубе у стойки, и которая в новогоднюю ночь звала их с балкона домой, зовут Женей, и Валера с ней очень дружит. И что она сестра его бывшего. Вот это Дэну сильно не понравилось, так как устанавливало между Валеркой и «бывшим» пусть призрачную, на расстоянии, но все-таки связь.

Один раз они смотрели по телеку какой-то боевик. И Денис, сидя так близко от Валеры, не очень следил за тем, что происходит на экране. Потому, что чувствовал его совсем рядом и все время думал о том, как просто сейчас было бы опрокинуть Валерку на спину, стянуть свитер, джинсы, толстые носки, придавить к дивану и получить его тут же, всего и сразу. Наверное, у него это вышло бы, учитывая их разницу в росте и весе, эффект неожиданности и то, что Валера, скорее всего, не смог бы сопротивляться собственным желаниям. Но он сдерживал себя, боясь, что получит это все только на один раз, а потом упрямый физик опомнится и пошлет его вовсе. А на один раз Дэну было не нужно. Ему хотелось всерьез и надолго, в идеале – навсегда. Валера тоже хмелел от близости и сидел, гадая, решится Дэн или нет, а если решится, то как поступит он сам, убеждая себя, что, конечно же, ничего не позволит. И напряжение, сгустившееся в комнате, было настолько материальным, что не давало обоим дышать.

В тот раз, проводив Дениса, Валера почувствовал облегчение пополам с сожалением от того, что, все-таки, ничего не случилось, и решил положить конец этим визитам, но был совсем не уверен, что сможет. А Дэн шел домой и думал, что, может быть, все же надо было решиться, и тут же возражал сам себе, что поступил правильно. Зато перед сном, задыхаясь от наслаждения, он в растревоженном воображении делал с Валеркой все, что хотел, доводя себя до полного изнеможения и жалея о том, что не может сейчас получить в свою полную власть его настоящего.

Ситуация, что говорить, складывалась мучительная и неестественная для двух молодых, к тому же влюбленных, организмов. И неясно, как поступили бы в дальнейшем несчастные жертвы педагогической этики: возможно, так и дотянули бы до Денькиного выпускного, а, может быть, не выдержали бы и, послав все к черту, уступили бы своим желаниям. Это так и осталось неизвестным, потому что в город принесло Вадима.

***

В начале апреля Дорошину исполнилось двадцать четыре. Дэну он о своем дне рождения не сказал и вообще отмечать не собирался. Но друзья все-таки пришли поздравить, и получилась небольшая вечеринка с наспех организованным фуршетом. А через несколько дней приехал Вадим.

Вадим был вполне доволен своей жизнью и о Валере не вспоминал. То есть, вспоминал, конечно, как часть своего прошлого, но не больше. В родной город он приехал по делам службы, в тот самый филиал, где когда-то начинал. Такая командировка была не первой, и ни разу у него не возникало желания встретиться с Валеркой. Дорошин обо всех этих визитах знал от Женьки и тоже никаких эмоций при этом не испытывал. Но в этот раз Вадька вдруг вспомнил, что у бывшего любовника недавно был день рожденья и неожиданно ощутил потребность повидаться. Без всяких эротических целей. Просто захотелось увидеться и поговорить. Поэтому он позвонил Валерке и пригласил посидеть в кафе, а чтобы с самого начала не возникло никаких неясностей, позвал еще и Женьку. Валере тоже вдруг стало интересно посмотреть на Вадима. Между ними давно все было кончено, никакого подвоха от этой встречи он не ждал, поэтому легко согласился. Если бы он мог знать, чем это обернется, он не то, что не пошел, он трубку бы не взял. Но Валерка ни о чем плохом не думал. Более того, в последнее время он почему-то, без всяких на то оснований, чувствовал себя и свою любовь под особым покровительством Судьбы. И как-то упускал из виду, что Судьба все-таки женщина, а, значит, способна на определенное коварство.

В кафе Вадим пришел не только с Женькой, но еще и с букетом алых роз. С тех пор, как Валерка расстался с Вадимом, ему никто не дарил цветов, и от него он сейчас их тоже не ожидал. Но повод вроде бы был вполне приличный – недавний день рожденья, а розы были дивно хороши: упругие, свежие, на длинных стеблях, усеянных густыми темно-зелеными листьями и крепкими острыми шипами. И Дорошин принял букет с удовольствием.

Денис этим ранним апрельским вечером возвращался от репетитора, не торопясь, прогулочным шагом, глазея по сторонам, разглядывая прохожих, витрины и вывески. И вдруг резко затормозил перед большим, от пола до потолка, окном кафе. Потому что в освещенном теплым оранжевым светом зале увидел за столиком Валеру в обществе той самой Женьки и какого-то парня. И роскошный букет роз. Незнакомец был одет неброско, но, сразу видно, дорого, держался очень уверенно, ослепительно улыбался и, похоже, был душой этой маленькой компании. Во всяком случае, говорил, в основном, он. Дэн попытался убедить себя, что это парень Валеркиной подруги, но между ними было такое заметное сходство, что не оставалось никаких сомнений: брат и сестра. Фомин на память не жаловался, особенно в том, что касалось Валеры, поэтому тут же мысленно пошел дальше и сделал вывод, что это ни кто иной, как «бывший» его любимого.

Это открытие в сочетании с пышным букетом вызывающе красных, наглых роз потрясло его настолько, что он некоторое время стоял, тупо пялясь в окно, не имея в голове ни одной мысли, а в душе ни единого чувства. Потом мысли и чувства вернулись, он ощутил, как бросилась в голову и застучала в висках кровь, затрепыхалось, больно ударяясь о ребра, сердце, и ему захотелось ворваться в кафе, подбежать прямо к столику, за которым приятно проводила вечерок бессовестная троица, и тут же, на месте, прояснить ситуацию. К счастью, ему хватило ума так не делать. Ждать у дверей он тоже не стал, а вместо этого побрел в Валеркин двор и устроился на лавочке у самого подъезда, твердо решив непременно дождаться свою неверную любовь и выпытать у него все.

Вадим, собираясь на встречу, думал, что повзрослевший за прошедшие три года Валерка наверняка утратил очарование юности, стал с виду грубее и проще, и что, наверное, все же лучше было бы с ним не видеться и сохранить в воспоминаниях прежний образ. Но бывший возлюбленный ничем его не разочаровал, и Вадька даже решил, что неплохо себе позволить маленькое романтическое приключение в память о прежних чувствах. Обретя вполне определенную цель, он, как обычно в таких случаях, воодушевился и принялся источать обаяние и рассыпать перлы остроумия. Женька даже забеспокоилась и пнула носком сапога Валерку под столом, одновременно сурово сдвинув брови. Дорошин ничего в этой пантомиме не понял и удивленно вытаращился на подругу. Поэтому, когда Вадим ненадолго отлучился, Женя открытым текстом заявила приятелю, чтоб тот не вздумал вестись на Вадькины заигрывания. Он, мол, сегодня здесь, а завтра – ищи его свищи, а Дорошин опять будет потом мучиться из-за минутной прихоти ее братца. У Валерки и в мыслях не было на что-то там вестись, более того, он уже немного устал от фонтанирующего обаянием и остроумием Вадима и был совсем не против завершить вечеринку, о чем прямо сказал Женьке. Когда Вадим вернулся, Женька предложила разойтись по домам, потому, что ей, знаете ли, завтра вставать к первому уроку. Брат не спорил: конечно, Жень, мы все понимаем, ты, разумеется, ступай домой, а мы с Валерой еще немного прогуляемся по свежему воздуху. Женька планировала не совсем такое развитие событий. Она рассчитывала увести брата с собой, поэтому жалобно захныкала, что, мол, нехорошо девушке вечером шататься одной по улицам. Брат на это мягко, но решительно возразил, что время, Женечка, еще совсем детское, на этих самых улицах полно людей, так что за свои жизнь и честь тебе волноваться не стоит. Жене ничего не оставалось делать, как пойти домой в одиночестве, на прощание еще раз строго посмотрев на друга.

Дорошин не ожидал, что Вадим за ним увяжется и попытался увильнуть, сказав, что ему тоже завтра к первому уроку и он, пожалуй, тоже пойдет домой. Вадька ответил, что ему, в общем-то, все равно, где гулять, почему бы не к Валеркиному дому, и они все-таки отправились вместе. Валерка желания своего экс-любовника возродить в этот вечер былое не разделял. Поэтому во дворе остановился от своего подъезда довольно далеко, тепло пожелал Вадиму спокойной ночи, сказав, что его идея встретиться была замечательной, но ему пора. Вадька попытался набиться на чашку кофе, к тому же, он ведь до сих пор не видел Валерину квартиру и умирает от желания с ней ознакомиться. В ответ Дорошин соврал, что кофе у него нет, а квартира – чего ее смотреть, хрущевка она и есть хрущевка, две комнаты: большая «распашонка» и следом узенький «пенальчик». Тогда Вадька, отбросив намеки, привычно, как раньше много раз делал, притянул к себе Валерку и накрыл его губы своими. Валера слабаком не был, но Вадим был заметно крупнее его. И Дорошин не стал зря тратить время на бессмысленную борьбу, а просто с силой впечатал каблук нахалу в модный ботинок. «Шпилек» он, конечно, не носил, но наступил от души, поэтому Вадька избежал тяжелой травмы стопы, но от неожиданной боли выругался, выпустил Валерку, чем тот и воспользовался: повернулся и пошел домой. Вадим не настолько был распален, чтобы добиваться своего «бывшего» силой. Он пожал плечами, мол, не очень-то и хотелось, и удалился.

***

Дэн, заметив Валеру, входящего во двор в сопровождении Вадима и с чертовым букетом в руках, ощутил такую боль, словно проклятые розы своими шипами впились ему в сердце. Последующая сцена и вовсе повергла его в шок. Во дворе было темно, парочка стояла довольно далеко, разговаривала тихо, и Денис не уловил истинный смысл увиденного, решив, что наблюдает теплое прощание и возрождение прежних отношений. Поэтому, когда Валерка приблизился к крыльцу, ярко освещенному лампочкой над дверью, Дэн даже не смог ничего сказать и просто молча встал у него на пути. Валера увидел отчаяние и боль в любимых глазах, понял, как выглядело их с Вадимом расставание со стороны, его сердце мучительно сжалось, и он даже побледнел, хотя при его белой коже это казалось невозможным. Он тоже не нашел, что сказать, поэтому просто вошел в подъезд, поднялся на свой второй этаж и открыл дверь в квартиру. Дэн молча поднялся за ним, также молча последовал в прихожую, а затем в комнату, причем от волнения оба забыли разуться. В комнате Дорошин положил букет на стол и повернулся к Денису лицом.

Фомин с большой обидой и горечью поинтересовался, что все это значит. Почему это, в то время, как он, Денис, считает, что между ним и Валерой совершенно особенные взаимные чувства, терпеливо ждет и ходит от этого счастливым, тот позволяет себе за его спиной бегать на свиданки к своему «бывшему», целуется с ним и принимает от него букеты. Хотя в свое время этот хмырь совершенно подло Валерку бросил. А вот Дэн, например, с ним никогда бы так не поступил.

Валера решил, что не позволит разгореться скандалу на пустом месте, будет вести себя так, как и подобает взрослому человеку, и постарается рассеять все неясности. И спокойно ответил, что никакой свиданки не было, а была встреча старых знакомых, поцелуй является просто попыткой бывшего бойфренда урвать кусочек секса и ничем больше, а букет тоже имеет вполне разумное объяснение в свете недавнего дня рождения. Дэн обиделся еще больше и упрекнул Валерку, что тот даже не подумал сообщить ему о такой важной дате. А что касается букетика к именинам от «бывшего», то он, Денис, не потерпит, чтобы этот гербарий валялся в комнате его возлюбленного, и сейчас же найдет ему достойное место. Затем он схватил злополучные розы, сделал два широких шага к балконной двери, рванул ее на себя, вышел и отправил букет в полет, через секунду с удовольствием услышав, как он шмякнулся о землю.

Валерка, хоть и решил не поддаваться эмоциям, почувствовал сильную обиду, так как совершенно справедливо не считал себя ни в чем виноватым. Внутри у него уже все дрожало от гнева, но он все же сдержался и, надменно задрав подбородок, холодно поинтересовался, почему это парень на семь, ну хорошо, на шесть с половиной, лет его младше считает себя вправе учить его жить и указывает ему с кем встречаться. И на каком основании он смеет хватать принадлежащие ему вещи и выбрасывать их на улицу. Так что пусть он лучше немедленно спустится и принесет букет назад. Дэн разобиделся просто вдрызг и возмущенно заорал, что, значит, он ни на что права не имеет, и ему ничего нельзя, тогда как другим позволено все. А насчет букета – так он считает, что этому мерзкому пошлому венику на асфальте самое место, и он шагу не сделает, чтобы доставить эту гадость обратно. Тогда Валера задрал подбородок еще выше и, исхитрившись посмотреть на Фомина свысока, заявил, что в таком случае сделает это сам и чеканным шагом вышел из квартиры. Честно говоря, этот «мерзкий пошлый веник» был ему абсолютно не нужен, более того, он его уже ненавидел. Но Дорошину, что называется, «вожжа попала под хвост» и он таким образом решил поставить Дениса на место.

Фомин, оставшись в квартире один, сначала растерялся, но потом решил, что догонит Валерку, все-таки отнимет проклятый букет, изломает на мелкие палочки и выбросит в дворовую помойку, поэтому выбежал следом. Но когда он спустился на один пролет, Валера уже поднимался ему навстречу, ухватив многострадальные цветы за самые концы стеблей и волоча их в опущенной руке так, что пышные красные головки подметали ступеньки. Дэн потребовал отдать цветочки ему, но Валера твердо решил настоять на своем и молча спрятал букет за спину. Такое нежелание расстаться с подарком «бывшего» взбесило Дениса до крайности. Он уже не отдавал себе отчета в том, что творит, просто чувствовал, что ему очень больно и хотел в отместку уязвить побольней Валерку. Поэтому, не соображая, что несет, заорал, что если Дорошину так нравится вертеть задницей направо-налево и тискаться с кем ни попадя, то он, конечно, запретить ему этого не может, потому, что действительно он Валерке никто и звать его здесь никак, но вот эту паршивую метлу притащить обратно в дом не позволит. Обвинения в блядстве Валера не вынес, он почувствовал, что с него хватит и швырнул букет Денису в лицо:

- На, подавись! Щенок!

Затем оттолкнул Дэна и поднялся мимо него к квартире. У двери он остановился и, чувствуя обиду и гнев, четко и ясно сказал:

- Пошел вон.

Фомин инстинктивно поймал букет и поначалу даже не почувствовал как саднит поцарапанное розами лицо. До него с опозданием начало доходить, что он, поддавшись эмоциям, слишком зарвался, наговорил любимому лишнего и, похоже, всерьез его обидел. Растерявшись, он смог только пробормотать:

- Валер...

Валерка, уже переступив порог квартиры, обернулся и так же внятно, как недавно «пошел вон» отчеканил:

- Валерий Андреевич.

После чего хлопнул дверью и закрылся изнутри.

Дэн бросился к двери и, забыв про звонок, принялся лупить кулаком в толстый стальной лист, который гулко стонал под ударами. Дорошин не открывал, и Денис в отчаянии лупил снова и снова, хлестал неприступную дверь букетом и орал, чтобы Валерка его впустил. Но Валера, запершись, сразу же убежал в дальнюю комнату, бросился на постель и лежал, закрыв ладонями уши. И не реагировал ни на грохот в дверь, ни, тем более, на крики Дениса. Зато среагировали соседи. Дверь рядом с Валеркиной приоткрылась на длину цепочки, и высунувшаяся в щелочку бабулька испуганно пискнула, что если молодой человек сейчас же не прекратит это безобразие, то она позвонит в милицию. Дэн обернулся на писк и зыркнул на бабку такими бешеными глазами, что та ойкнула и быстро захлопнула дверь.

Однако бабке удалось отвлечь Дэна от бессмысленного занятия. Он остановился, с удивлением посмотрел на пучок голых исхлестанных прутьев в своей руке, бросил их на нежный алый ковер, устилающий цементный пол перед Валеркиной дверью, повернулся, медленно спустился по лестнице, вышел на улицу и отправился домой. Он уже чувствовал и царапины на лице, и до крови пораненную шипами ладонь, и сбитые суставы пальцев, но совершенно не ощущал душевной боли, как будто физические страдания анестезировали сердечные.

Позднее, когда Дэн уже пришел домой, душевная боль вернулась. Он страдал не только от предполагаемой Валеркиной измены. Его убивало презрительное «щенок», жгло хлесткое, как пощечина, «пошел вон» и мучило холодное «Валерий Андреевич», рекомендованное в качестве обращения к учителю. Он чувствовал, что все разрушено, пропало, и вымещал отчаяние на диванных подушках, нещадно их избивая, как недавно бил в стальную преграду.

Валерка в это время, лежа пластом, горько рыдал. Рыдать Дорошину было крайне противопоказано, особенно на ночь: тонкая нежная кожа от слез моментально краснела и отекала. Но он не мог остановиться. Он чувствовал себя оскорбленным, униженным, несправедливо обвиненным. К тому же злился на себя за то, что он, взрослый парень, учитель, не сумел справиться с обидой и найти разумный, спокойный выход из этой дурацкой ситуации. Так и уснул в слезах. Проснувшись утром, он побрел в ванную, увидел в зеркале свои набрякшие, красные веки, опухшие губы и нос, позвонил в школу сказать, что заболел и отправился в поликлинику. Участковый терапевт, осмотрев эту красоту, без слов дала на три дня больничный, несмотря на то, что температуры у Дорошина не было.

Дэн в школу просто не пошел. Без уважительной причины. И три дня валялся на диване, давя тоску и слушая «Арию», которая пела о том, что «все как вчера, но только без тебя» и о том, что «за дверь я выгнан в ночь».

***

Денис три дня провел не только в тоске, но и в размышлениях. И понял, что слишком погорячился. Если подумать, то подсмотренная им во дворе сцена не очень была похожа на нежное прощание. Слишком решительно Валера вывернулся из объятий «бывшего». И ушел, ни разу не обернувшись. Так что, скорее всего все было так, как он и говорил, и ни в чем он перед ним не виноват. Но Дэна по-прежнему уязвляли, мучили и глубоко оскорбляли слова, брошенные Валеркой напоследок. Поэтому он думал, что ни за что не пойдет каяться первым, но если Валера сделает хотя бы маленький шажок к примирению, то он готов не только тут же все простить, но и просить прощения сам.

Дорошин тоже остыл и решил, что был слишком резким с Денисом. В конце концов, вся эта история с Вадимом, цветами и поцелуем со стороны действительно выглядела совершенно однозначно. А уж то, как он сдуру цеплялся за этот идиотский букет, было и вовсе непростительным. Но его очень обидело обвинение в распутном поведении, и он решил, что ни в коем случае не проявит инициативы сам, но когда Дэн придет мириться, не будет упираться ни секунды.

Вернувшись в школу, они примерно неделю осторожно поглядывали друг на друга. Фомин на уроках сидел тихо и делал вид, что прилежно учится, но на самом деле наблюдал за Валерой из-за Танькиной спины как партизан из засады. Валера на Дениса, казалось бы, вообще не смотрел, но почему-то все равно во всем классе видел только его. Каждый старательно выискивал в другом признаки раскаяния и стремления к миру, но так и не находил.

К несчастью, ни один из них не имел сколько-нибудь серьезного опыта в таких отношениях. Дэн влюбился впервые. До этого все его шашни с девчонками имели чисто физиологическую основу, и в них доминировало стремление поскорее довести дело до логического конца. Когда же эти блиц-романы заканчивались, Фомин не страдал ни минуты, какое-то время наслаждался свободой и одиночеством, а потом легко находил новый объект. И у Валеры это тоже было первое серьезное чувство. Он, конечно, долго встречался с Вадимом, но его он не любил, а это все же совсем другое дело. Поэтому ни один из них еще не знал, что в любви нет места не только самолюбию, но, пожалуй, и гордости. И что ради нее стоит не только рисковать и ждать, но иногда и унизиться, по крайней мере, в том смысле, какой они оба в тот момент вкладывали в это понятие. Оттого оба страстно желали примирения, но ни один не хотел сделать первый шаг.

Убедившись, что никаких действий от Валерки не дождется, Дэн снова обиделся. И пустился во все тяжкие, демонстрируя бесшабашное веселье и активно ухлестывая за девчонками. Девчонки терялись, изумляясь тому, что в школе Фомин вьется вокруг них с энергией молодого петуха, но, тем не менее, ни одну не зовет на свидание. Особенно галантным кавалером Дэн становился на уроках физики и информатики и еще на переменах, если в коридоре показывался Валерий Андреевич.

Валера, конечно, не мог отплатить Фомину той же монетой, поэтому на переменах просто проходил мимо, высоко задрав и без того вздернутый нос. Во время же учебного процесса мстил тем, что каждый раз вызывал его отвечать, не пропуская ни одного урока, и при этом был крайне придирчив. Валерию Андреевичу уже было плевать, что об этом подумает класс, тем более, что до последнего звонка оставалось всего ничего.

Фомин старался не ударить лицом в грязь, и каждый раз вызубривал физику с инфой буквально наизусть. Но однажды вечером на него напала такая тоска, что он послал все к черту и ничего не стал учить. Валерка как всегда его вызвал, и 11 «Б» с изумлением наблюдал их перебранку, небрежно замаскированную под выговор учителя ученику.

В этот раз Валерий Андреевич, спросив, что Фомин может им всем рассказать о классификации элементарных частиц, вместо привычного четкого ответа услышал:

- Ничего, Валерий Андреевич.

- Почему? – поинтересовался Валера.

- Не выучил, Валерий Андреевич. Некогда было, с девушкой на мотоцикле катался, -- отвечал Дэн, честно глядя учителю в глаза.

Валера, внутренне вздрогнув, внешне спокойно заметил:

- Тебе, Фомин, не о девушках думать надо.

- О парнях что-то не хочется, Валерий Андреевич, -- нахально возразил Денис, глядя, как на бледных щеках выступают красные пятна, и чувствуя, как от этого мучительно и сладко сжимается сердце.

- Об учебе тебе надо думать, Фомин. Ты ведь, кажется, ЕГЭ по физике сдаешь? А у тебя одно на уме.

- Это все гормоны, Валерий Андреевич, вы же понимаете. Сами ведь молодым были, -- продолжил хамить Дэн, на этот раз в отместку за «щенка».

Валера чудом сдержался, хотя внутри у него уже все дрожало от обиды и ревности.

- Ставлю тебе точку, Фомин. Хотя ты заслуживаешь два балла.

- Вам виднее, Валерий Андреевич, чего я заслуживаю.

Валерка, сжав карандаш покрепче, чтобы не дрожали пальцы, влепил в журнал жирную точку, обломав остро заточенный грифель.

- Вы так журнал порвете, Валерий Андреевич, -- нагло прокомментировал Денис и с высоко поднятой головой отправился на свое место, где сел, развалившись с видом триумфатора.

Валера быстро задал 11-му «Б» самостоятельно изучать следующий параграф, выскочил из класса и спустился в школьный двор, где выкурил подряд две сигареты, старательно давя в себе злость и подступающие слезы. При этом сердито думая, что из-за наглого Фомина у него совершенно расшатались нервы, и от этого глаза все время на мокром месте, как у девчонки.

Дэн, после того, как Валера вышел, сразу утратил победный вид, сник и, посидев немного, побросал в сумку вещи и тоже вышел из класса. Они встретились на лестнице, когда один спускался, а другой поднимался, и каждый почувствовал, что, возможно, настал тот момент, когда, наконец, прекратится эта бессмысленная ссора, стоит лишь кому-то остановиться и заговорить. Но ни один из них не остановился вовремя, и они прошли мимо друг друга, как двое незнакомцев в уличной толпе.

Все это время Дэн чувствовал себя так, будто бы время остановилось в момент их ссоры. Он ходил в школу, отчаянно веселился, заигрывал с девочками, учил уроки, занимался с репетиторами, но все это происходило как бы помимо него. Просто жизнь двигалась дальше и несла его в своем потоке, но его личные часы так и стояли на той отметке, на которой замерли в тот несчастливый вечер. Более-менее живым он ощутил себя лишь тогда, когда, не выучив урок, хамил Валерке. Герка с Татьяной, конечно, заметили, что у друга в жизни не все ладно, но он при первой же их попытке выяснить, что случилось, Дэн твердо сказал, что ничего объяснять не будет, и они к нему больше не приставали.

Дорошин тоже жил, словно по инерции, бессмысленно отбывая день за днем. Он скучал по Денису, вечерами стоял у окна, глядя как сгущаются нежные весенние сумерки и ждал, что Дэн, как раньше, придет в его двор, и постоянно держал телефон под рукой, чтобы сразу ответить, если он все-таки позвонит. Женя, видя его страдания, ворчала, что подкараулит Фомина у школы и устроит ему хорошую трепку. Она не для того три года назад старалась, собирая Валеру по кусочкам и чинила его разбитую в хлам самооценку, чтобы из-за какого-то мелкого, пусть не по размерам, но по годам, гаденыша все ее усилия пошли прахом. Валерка на это отвечал, что если Женька так поступит, то он знать ее больше не захочет. Поэтому она ничего такого делать не стала. Хотя, может быть, и зря.

Оставшиеся учебные недели пролетели быстро, прозвенел последний звонок, следом промелькнули экзамены. За все это время они встретились лишь однажды, на консультации перед ЕГЭ по физике, но даже тогда, понимая, что скоро у них вообще не будет причины видеться, ничего не сделали, чтобы прекратить это мучительное для обоих отчуждение.

***

На вручении аттестатов Валере делать было нечего. В этом мероприятии кроме выпускников и их родителей традиционно участвовали классные, руководство школы и представитель районо. Но он все равно пришел и стоял в вестибюле, подперев спиной колонну, и в открытые из-за летней жары двери актового зала видел часть рядов и сцену, на которую поднимались совсем взрослые юноши и девушки. Денис, к сожалению, сидел в той части, которая Валере была не видна, и он стоял, ожидая, когда придет очередь Фомина получать документ, с которым они оба еще недавно связывали такие надежды.

Ждать пришлось долго. Сначала аттестаты и награды вручили медалистам, потом выпускникам 11-го «А» и только потом 11-му «Б». Выпускников вызывали по алфавиту, поэтому Фомин должен был выходить последним. Дорошин терпеливо ждал, глядя как по очереди поднимаются на сцену его бывшие ученики, и, наконец, увидел, как Дэн показался в проходе, как и все поднялся по ступенькам, получил от директора поздравления и аттестат, крепко пожал ему руку, обернулся к залу, широко улыбнулся, подняв над головой тонкую книжечку, и пошел обратно. Валера смотрел и думал о том, каким красивым и взрослым выглядит Денис в строгом сером костюме и галстуке, и еще о том, что наконец-то пришел день, которого они оба так ждали, но в этот день они почему-то не вместе. Еще он думал, почему же все получилось так глупо, что надо было отбросить дурацкое самолюбие и первым пойти на мировую. И даже о том, что, возможно, не стоило придавать такого значения педагогической этике, но теперь, кажется, поздно, потому, что Дэн, похоже, совсем о нем не тоскует – улыбается себе во все тридцать два. Затем он подумал, что, наверное, видит Дэна в последний раз и почувствовал, как сдавливает горло, а глаза опять становятся мокрыми. Когда Денис опять вышел из его поля зрения, Дорошин отлип от колонны и медленно побрел к выходу.

Фомину, когда он возвращался со сцены, показалось, что в вестибюле стоит Валера, и он ощутил, как сердце стремительно рухнуло. Он сел на свое место рядом с матерью, отдал ей аттестат, кое-как высидел, к счастью, недлинные, речи директора и представителя районо и поспешно выбежал из зала, но Валера уже ушел. Дэн решил, что ему просто померещилось, а, на самом деле, физик и думать о нем забыл, и тоже расстроился страшно.


***

Вечером в кафе Денис сначала вместе со всеми поднял официальный бокал шампанского, а потом в туалете в чисто мужской компании еще несколько раз пластиковый стаканчик с нелегальной водкой. Начались танцы и он, как и все, попрыгал под музыку, затем пригласил на танец Одинцову, затем еще кого-то, потом еще и еще. Иногда Денис ловил взгляд серых глаз Игоря Мартина. Игорь, в элегантном костюме, с модной аккуратной стрижкой, казался очень взрослым и был похож на молодого топ-менеджера. Дэн делал вид, что не замечает его внимания. Потом его снова позвали в сортир для продолжения подпольного банкета. Ни танцы, ни алкоголь не подняли Фомину настроения, наоборот, он затосковал еще сильнее. Его раздражали громкая музыка и веселящаяся толпа, и Дэн, предупредив классную, что идет домой, покинул выпускной бал.

За порогом кафе была роскошная летняя ночь, где-то в этой ночи бродили счастливые парочки, и она была их без остатка. К ним верным псом ласкался теплый ночной ветер, для них по асфальту метались тени, их пути сопровождали желтая летняя луна и маленькие луны фонарей, и даже почти невидимые в городе звезды светили тоже им. И они, обладая волшебной силой влюбленных , могли делать с ветром, тенями, луной и звездами все что захочется. Денису же в этой ночи не принадлежало ничего, и сам он не принадлежал ей, по-прежнему оставаясь в апреле.

Мартин тоже вышел из кафе и молча пошел рядом. Дэн понимал, что Игорь идет с ним не просто так, но не стал возражать. Ему было все равно. В молчании они дошли до дома Дениса, вошли в подъезд, поднялись на один пролет и там, в закутке между стенкой и шахтой лифта Мартин, как когда-то зимой, притянул его к себе и поцеловал. В этот раз Дэн его не остановил. Поцелуи и водка туманили голову, и было горько от того, что с Игорем он может целоваться сколько угодно, а вот с тем, кого любит, уже никогда. Игорь целовал его страстно, жадно мял и тискал, вжимался каменным стояком, шептал ему на ухо какую-то смешную ласковую чушь, и Дэн подумал, что, кажется, Мартин, и правда, в него влюблен, но ничего при этом не почувствовал. Потом распалившийся Мартин встал перед ним на колени и расстегнул его брюки. Дэн, глядя сверху, как Игорь тычется в низ его живота черной растрепанной шевелюрой, чувствовал, что с точки зрения физиологии все очень здорово, но он предпочел бы видеть у своих ног вовсе не его. Поэтому был полностью удовлетворен телесно, но душой – нет.


Мартин, пока отсасывал Дэну, успел и себе подрочить и тоже кончил. Они снова стояли рядом у стены, курили, потом Игорь, глядя немного в сторону, спросил его, что, может быть, у них все-таки что-то получится, но Денис в ответ только неопределенно пожал плечами. Он считал, что Валера для него потерян, но никого другого все еще не хотел, поэтому не стал обнадеживать Игоря. Хотя с ним было классно.