Педагогическая этика.

Глава 3.

Валерке Дорошину парни нравились всегда. С тех самых лет, когда душа начинает томиться, тело хотеть, а мальчишки заниматься известно чем. Пацаны дрочили на журнальных красавиц, поп-звездочек, голливудских актрис, иногда на старшеклассниц. Валерка – на то же самое, только в мужском варианте. Приятелям снились мокрые стыдные сны, в которых к ним приходили то юные прелестные девушки, то зрелые страстные женщины. Валерке же снились парни, парни, парни, парни. Высокие, смуглые, с длинными ногами и широкими плечами, с красивыми, в меру развитыми мышцами. Снились брюнеты, шатены, темно-русые, рыжие. Только блондины не снились никогда. Сам будучи светленьким, Валера в сексуальном смысле на «свою породу» никак не реагировал. Мальчишки росли, начинали мутить с девчонками, получать первые сексуальные опыты и первые навыки отношений. У Дорошина ничего этого не было.

В девятом классе ему нравился парень из одиннадцатого, который встречался с Валеркиной одноклассницей. Валерка ревновал, но понимал, что шансов никаких, ведь у него не было ничего того, что так нравилось парням, к примеру, этих мягких пухлых выростов. Одноклассники по ним тащились. Когда они принимались обсуждать знакомых девчонок, которых с взрослой небрежностью звали телками, этой части тела уделялось огромное внимание. Самому Дорошину «это» казалось каким-то дефектом внешности, вроде заплывшего жиром брюха. «Телки и есть, -- думал он, -- Телки с дойками. Насколько привлекательнее мужская грудь – гладкая, загорелая, красиво подкачанная, с коричневыми плоскими сосками. Неужели кроме меня этого никто не видит?» Поискать кого-то, кто тоже видит, Валера не решался, ужасно боялся спалиться. И даже думать не хотел, во что превратится его школьная жизнь, если это все-таки произойдет.

Его единственный за всю школу сексуальный опыт случился в одиннадцатом классе. Во время школьной дискотеки он обжимался с одноклассником в темном пустом коридоре четвертого этажа. Оба они были пьяны, и Валерка был готов зайти намного дальше поцелуев, а одноклассник – нет. На следующий день, протрезвев, Дорошин до смерти испугался, что одноклассник его сдаст, но, увидев его в школе, понял, что парень боится того же. До самого выпускного они почти не общались.

После школы надо было куда-то поступать, причем обязательно, или – армия. А в армии Валерка себя как-то не представлял. В то время ЕГЭ был только по математике, остальные экзамены при поступлении надо было сдавать, а в школе Дорошин учился далеко не блестяще. Поэтому и выбрал педагогический. Парни в педюшник шли неохотно, и на вступительных к ним относились трепетно.

На втором курсе он понял, что учителем быть не хочет категорически и подписался на параллельное образование по специальности «электроника и вычислительная техника». И на втором же курсе познакомился с Вадимом. Они группой отмечали Новый год, конечно, не в самый праздник, а около. У Женьки – хозяйки квартиры, где проходила гулянка, был старший брат, заявившийся в разгар веселья. Вадим сразу предупредил Валерку, что на долгие отношения рассчитывать не стоит. Месяц, два – не больше. Он, мол, вообще-то не по мужикам, просто зашел в темную комнату, увидел милую девчонку, а когда разобрался что к чему – было поздно. Валерка уже так ему нравился, что все стало пофиг. Валере в то время так хотелось этого – отношений, секса, что он согласился. Вадим, правда, к Валерке здорово привязался, и два месяца растянулись почти на два года. Дорошин даже стал думать, что, может быть, они так и останутся вместе. В Вадима он влюблен не был, тот своим предупреждением сразу в нем что-то придушил. Но вообще Вадька ему нравился, несмотря на то, что был блондином. Он был старше, работал в фирме, торгующей иномарками, головной офис которой находился в Москве, снимал квартиру, так что можно было встречаться без опасений, что вломится кто-нибудь из родственников. Кроме того, он помог Валерке с военным билетом, решив раз и навсегда все проблемы с армией.

Два года скрывать от всех отношения невозможно, где-нибудь обязательно проколешься, и, в конце концов, все стало достоянием общественности. Парней на их специальности было мало, семь человек на три группы, поэтому все они дружили. После того, как все открылось, из шести друзей осталось двое: Лешка, который признался Валерке, что сам в этом смысле не без греха, вот только никак пока не определится, кто ему нравится больше – парни или девушки, и Саша. Сашке было все параллельно, он не имел ни единого комплекса, зато имел твердый принцип: друзей не сдаем никогда, а дружили они довольно тесно. Санек вначале даже ему нравился, в смысле, как парень. Он был в Валеркином вкусе: высокий, темноволосый, хорошо сложенный. Но, к счастью, Дорошин вовремя понял, что у Сашки есть еще один твердый принцип. Он был убежденным натуралом и переходить под другие знамена не собирался ни под каким видом. Может, и к лучшему. Как говорится, друзей не надо иметь, с ними надо дружить.

В конце Валеркиного четвертого курса Вадима послали на стажировку в Москву с прицелом на его карьерный рост. Было все: СМСки, переписка в аське, долгие телефонные разговоры на ночь и даже секс по телефону. Через три месяца Вадим вернулся, они отметили его возвращение сначала в ресторане, потом в постели, после чего Вадька сказал, что уезжает в Москву насовсем. И что у него там невеста. Конечно, он без ума от Валеры и больше всего на свете хотел бы остаться с ним, но ты же понимаешь, Валер, мне уже двадцать шесть, пора определяться в жизни, а голубые отношения – это не совсем то, что нужно для карьеры. Вадька был нежен, целовал Валеркины губы, глаза, руки. Вздыхал: «Ну почему ты не девушка». Валера молчал, отвечал на поцелуи и при этом понимал, что для того, чтобы получить Вадима в бессрочное пользование, мало просто быть девушкой. Надо как минимум, быть девушкой с московской пропиской. Валерка, в общем-то, был благодарен Вадиму за их два года и претензий не имел, в конце концов, его в свое время предупреждали. Но все равно было очень обидно, что его бросили так хладнокровно и расчетливо. На неизвестную ему москвичку он зла не держал, вполне допуская, что наивная девушка искренне влюблена в Вадьку и даже в какой-то мере ей сочувствовал.

После отъезда Вадьки Дорошин не то чтобы впал в депрессию, но сильно затосковал. По Вадиму он не убивался и даже ни в чем его не винил. Он просто думал, что, наверное, он полное барахло, неспособное вызвать какие-то чувства, раз с ним можно так. Поэтому новых отношений не искал, скорее боялся их. Да и трудно кого-то найти, если твои пристрастия осуждаются обществом, и ты при этом застенчив, а самооценка твоя ниже подвала.

И тут его неожиданно поддержала Женька – сестра Вадима. Плакаться друзьям Валера не мог: Сашку он не хотел грузить своими голубыми страданиями, полагая, что натуралу они будут неприятны, с Лешей не откровенничал, опасаясь, что тот решит, будто Дорошин ищет у него утешения. Женька охотно служила жилеткой. Брата она осуждала, Валерку поддерживала, убеждала в том, что он ничуть не хуже других и, в конце концов, поставила на место его разъехавшиеся в разные стороны мозги. После этого они с Женькой крепко сдружились.

Личной жизни практически не было. Изредка он бегал на свидания вслепую, по интернету. Такие встречи были хорошей разрядкой для тела, но ничего не давали сердцу. Валерка убеждал себя, что и не надо, но душа все равно хотела любви. Конечно, можно было попытаться совратить Лешку, но к нему как-то не тянуло. Когда Дорошин был на пятом курсе, то осмелел настолько, что несколько раз заглянул в гей-клуб. В клубе было полно пидовок, которых Валерка терпеть не мог – сладких мальчиков, манерных, броско накрашенных, в блестках и стразиках. Настоящих мужиков, какие ему нравились, было немного и все они были заняты. Один раз он, правда, подцепил дядьку лет тридцати пяти и получил большое удовольствие, когда тот оттрахал его прямо в клубном сортире. На этом их отношения закончились. По обоюдному согласию.

Больше ничего подобного не было. У дядек больше пользовались спросом пидовки, а превращаться в такое Дорошин не хотел, хоть и был в сексе стопроцентным пассом. Ему нравились мужественные парни, и сам он хотел нравиться именно как парень, а не как демографически чистый заменитель девочки. Насчет себя он знал, что выглядит слишком женственно и всячески с этим боролся, подчеркивая, как мог, свои мужские качества – не позволял себе никакой слюнявости, лишней игривости в одежде, раз в неделю ходил в тренажерку, правда, занимался недолго, часа по два, не больше. Гипертрофированная мускулатура ему тоже была не нужна. Сигареты он курил только крепкие. Но не много. От частого курения одежда и волосы пропитывались запахом табака, а во рту было противно и воняло – никакая жвачка не отбивала.

Все эти меры помогали, к концу пятого курса с девочкой его уже никто бы не перепутал. Тем, с чем Валера не смог расстаться в своей борьбе за мужской облик, были серьги и длинные волосы. Подстриженным Валерка себе не нравился. Волосы у него были красивые, природно-светлые, но не блонд, а все-таки русые, еле заметно отливающие на свет золотистой рыжиной. Но если пользовался заколками – то только строгими, простыми. И в ушах носил исключительно «гвоздики», других серег он не признавал. Гвоздики, так же, как и военник, были, в некотором роде памятью о Вадиме – он подарил их Валерке на первую годовщину, тогда Вадька еще не собирался жениться и Валеру баловал. Впрочем, Дорошин продолжал их носить не из каких-то сентиментальных соображений, они ему просто нравились: не то чтобы очень дорогие, но и не дешевая бижутерия – золотые штыречки и малюсенькие «шляпки» из бриллиантовой крошки.

Родители, конечно, со временем тоже все узнали и, понятно, не обрадовались. Они долго полоскали Валерке мозг, но тут, на том же пятом курсе, у него появилась возможность жить отдельно, в бабушкиной квартире, куда он и сбежал. Родаки, в виду отсутствия под рукой Валерки, переключились друг на друга. Папаша Дорошин пилил супругу, что вот, мол, вроде бы родила парня, а оказалось – девку. Мамаша Дорошина целиком брать вину на себя не хотела, и бурчала в ответ, что нечего все валить на нее, еще неизвестно чьи тут гены подгадили. Отец семейства ярился и орал, что это все ее бабское воспитание и попустительство: нечего было позволять патлы отращивать и ухи дырявить. Его половина на это резонно возражала, что он как бы тоже позволял, и потом, у Джигурды, вон, патлы такие, что их детищу и не снились, а мужик, каких поискать, не то, что некоторые, хоть они и с лысиной. После этого Дорошин-старший о сыне начисто забывал и принимался гнобить жену за то, что она, вместо того, чтобы почитать законного мужа, засматривается на всяких там волосатых артистов.

Неизвестно, чем бы это закончилось, возможно, разводом, но, слава богу, Валеркиным предкам надоело пить друг у друга кровь и они унялись. К тому же, Валера был их единственным и горячо любимым сыном и долго терпеть разлад в отношениях они не смогли. А может быть, втайне надеялись, что непутевое чадо когда-нибудь образумится, и они все-таки дождутся от него внуков. С тех пор в семье Дорошиных эту тему старательно замалчивали. Но Валерка старался все равно как можно меньше зависеть от родителей материально – подрабатывал в одной провайдерской компании: по вечерам бегал по квартирам, продвигал интернет в массы. Кроме того, ставил бухгалтершам ломаные программы, чистил им компы от скопившегося хлама и все в таком духе.

Закончив универ, он попытался найти работу по своей второй специальности, и тут оказалось, что в городе не так уж много фирм, которым в штате нужен айтишник, большинство обращалось от случая к случаю. К тому же возможным работодателям не очень нравился диплом педуниверситета, они традиционно предпочитали выпускников технического, в крайнем случае, строительного. Учителя требовались, но в школу Дорошин не хотел. Так и мотался почти год, перебиваясь на временных работах. Отец, поглядев на эти мучения, напрягся и раскопал в техническом университете старого школьного товарища. Товарищ в принципе брался устроить туда Валерку ассистентом преподавателя, но не сейчас. Вчерашнего выпускника не возьмут. А вот учитель с педстажем года хотя бы в два – другое дело. Это было уже неплохо. Университет – это совсем другая зарплата. Да и прочих возможностей масса. К тому же, ассистент – это только звучит лево, а на самом деле тот же препод, только не лекции читает, а ведет практические занятия. Валера вздохнул и отправился в школу зарабатывать педстаж. Но бухгалтерш тоже не забросил, очень уж смешной была зарплата начинающего учителя.

***

Первое время Валерка ходил в школу, как на войну. Шестые – восьмые классы были еще так-сяк, но вот девятые -- одиннадцатые... Эти детки, многие из которых были на голову выше него и выглядели едва ли не старше, как учителя его не воспринимали. Парни разговаривали иронично, шутили злобно – пытались показать свое превосходство, девчонки кокетничали. Шум в классе стоял, как на вокзале. Дорошин сам не так уж давно был школьником и понимал, что силовыми методами ничего не добьется. Имидж у него для этого не тот. Поэтому старался заинтересовать, подолгу готовился к каждому уроку, копался в интернете. Так он не выкладывался никогда: ни в свои школьные годы, ни в универе. Но Валера должен был доказать им, что он учитель, иначе они превратят его жизнь в ад. Сработало. Глупые шуточки прекратились, на уроках стали слушать.

Девчонки кокетничали по-прежнему, интригующих взглядов вроде бы даже прибавилось. Валеру эти заигрывания, естественно, никак не трогали. Но наступил новый учебный год, и он заметил еще один взгляд. Этого парня, который пялился на него, причем, совершенно не стесняясь, Валерка не помнил. Что, в общем, было не удивительно, он пришел в школу в середине последней четверти и запомнил только тех, кто больше всего выпендривался. Парень был чудо как хорош. Темные волосы, карие глаза. В эти волосы хотелось зарыться пальцами, а в глазах утонуть. Высоченный. Длинные ноги, широкие плечи. Красиво подкачанные руки. Дорошин ловил себя на мысли, что не отказался бы как следует рассмотреть и остальную мускулатуру. В общем, все было его, Валеркино – и фасончик, и размерчик. Даже странно, что Дорошин его раньше не замечал. Хотя, они вначале для него все сливались – в одну враждебную массу. Парень не только на уроках на него смотрел, он еще и на переменах старался на глаза все время попасть. Теперь уж Валера его, конечно, запомнил. И фамилию, и имя.

Дорошин, когда понял, что заинтересовался, себя одернул. Конфликт с уголовным кодексом в его планы не входил. Это не только ставило жирный крест на университете, но и прокладывало прямую дорожку в зону. К тому же никуда не годилось с точки зрения педагогической этики. Спасибо, конечно, за внимание, но он как-нибудь обойдется.

Когда он увидел Дениса в «Антигуа» -- сделал вид, что не заметил. Правда, не удержался. Сидя за стойкой, поиграл немного в наблюдение за наблюдающим. Но аккуратно, чтобы Дэн его не спалил. И скорее из любопытства. Ему в тот момент казалось, что он все глупости из головы выкинул. И помог он им тогда абсолютно без всякой левой мысли. Как учитель ученикам. Но дома у Фомина опять началось. Он тащил Дениса в ванную, наклонял к ледяной струе, умывал, потом волок в комнату. И тело, которого он касался, было таким большим и сильным, руки, что за него цеплялись – такими мужскими, глаза смотрели так влюбленно, что Валерка поплыл. А когда Дэн попросил его остаться... В общем, он один знает, чего ему стоило отнять руку и выйти из квартиры.

В понедельник он даже разочарован был, что Денис на глаза ему не лезет и под ногами по всей школе не путается. Он хотел его увидеть. Надо же убедиться, что у парня все в порядке. На последней перемене сам пошел искать. Нашел. Думал просто издали глянуть, как он там, но тот стоял у окна с таким потерянным видом, что Валера не выдержал. Подошел, заговорил и сам не заметил, как начал заигрывать. Хотя, видит бог, не собирался. Он за это дурацкое кокетство себя потом весь вечер материл. Самыми страшными матами. Слово себе давал, что все, хватит, больше с его стороны никакого внимания.

Только про это слово он даже не вспомнил, когда Денис за ними на экскурсию потащился. И потом тоже, когда покататься с ним соглашался. Хотя все это уже ни в какие ворота не лезло. В субботу утром долго расчесывал волосы. Выбирал, что надеть. Потом сообразил, что собирается, как на свидание, разозлился. Волосы резинкой стянул, как в школу. Все равно под шлемом не видно будет. Свитер надел самый скучный – простой, серый. Коробочку с серьгами подальше убрал. Посмотрел в зеркало: все равно плохо. Глаза сияют, как электрические лампочки, сроду так не блестели. Раскраснелся, будто у него температура градусов пятьдесят. Сам себя спросил:

- Что творишь, Валер?

И сам же себе ответил:

- А что? Вроде ничего плохого пока не делаю.

Это предательское «пока» внушало опасения. Так же как сияющие глаза и порозовевшие щеки.

- Ох, смотри, Валера. Доиграешься ты.

Доигрался, конечно. Когда Денис его поцеловал, он не то что не сопротивлялся – сразу обмяк, словно из него все кости вытащили и растекся как амеба. Потому что впервые в жизни все было так, как он всегда хотел. Обнимали так, как хотел, не слабей и не крепче. И целовали – тоже. Целовал Дэн умело. Даже слишком. В его возрасте опыта и поменьше могло бы быть. Но эта ревнивая мысль его уже после посетила. А тогда он ни о чем думать не мог, только чувствовал. И готов был впустить Дениса не только в свой рот, но и в свою жизнь. И отдавал ему в тот момент не только свои губы, но и всего себя без остатка. И его тоже хотел получить целиком и полностью. Потому что уже был уверен, что его целует парень его мечты. Наконец-то. Просто каким-то чудом сумел себя в руки взять. Пока объяснял Денису, что к чему – успокоился немного. Но в душе чуть не плакал: столько лет такого ждал, наконец встретил, и на тебе, облом – зелен виноград. Во всех смыслах зелен. По-хорошему все это надо было тут же прекратить раз и навсегда, но он не смог. На что-то там намекнул и даже что-то такое вроде бы туманно пообещал: мол, школу закончишь – видно будет. Но уж очень ему хотелось перекинуть в будущее хоть какой-то мостик. Пусть даже такой хлипкий. Хотя и понимал, что у этой дурацкой лав стори шансов на продолжение самый минимум. До выпускного еще ох как далеко, не станет Дэн ждать так долго, другого найдет.

***

Через несколько дней после каникул похолодало, последние листья попадали чуть ли не за одну ночь, пошли нудные ноябрьские дожди и Фомин отогнал Хонду в дачный гараж на зимовку. Павлову и Одинцовой он по поводу той субботы высказался коротко: покатались, мол, и все. Друзья сделали вид, что поверили и в душу не лезли. А Дэн мучился неопределенностью. Его вроде бы не отвергли. Но и не скажешь, что приняли. Когда они возвращались в город, он об этом всю дорогу думал. И решил прямо спросить. Но когда подъехали, Валера быстро соскочил с мотоцикла и, на ходу попрощавшись, скрылся в подъезде.

В школе Денис на Валеру старался внаглую не пялиться, чтобы не подставлять. Кроме того, хотел доказать ему и себе что он парень-кремень и способен сохранить в секрете что угодно, просто готовый резидент внешней разведки. Но все равно не выдерживал – осторожно косился из-за Танькиной спины и даже иногда ловил ответный взгляд, который тут же прятался под опущенными ресницами. И по-прежнему провожал до троллейбуса, делая вид, что идет исключительно по своим личным Фоминским делам. Хотя, в общем-то, так оно и было.

Дэн по несколько раз за день закрывал глаза и томился, заново переживая их единственный поцелуй. Со временем ощущения стерлись и потеряли остроту, и он перестал это делать. Но поцелуй все равно занимал особое место в его коллекции воспоминаний. Был его сокровищем, его якорем, Валериным обещанием и залогом будущих отношений. И еще Дэн скучал. Он как будто не просто поцеловал, он словно выпил из Валеркиных губ колдовского зелья. Он был отравлен этим поцелуем, и ему хотелось еще. Хотелось обнять, прижаться, почувствовать под ладонями узкую спину, стянуть с волос махрушку. Трогать губами родинки на шее, целоваться, чувствуя языком острый зубик. Хотелось спрашивать и отвечать, и слушать голос, и чувствовать запах, и чуть касаться пальцами опущенной вниз ладони. Если одним словом, то хотелось быть вместе. И абсолютно, ну просто напрочь, не хотелось видеть в Валере учителя.

Валере тоже много чего хотелось, и весь список его желаний тоже можно было изложить очень кратко. Ему хотелось плюнуть на все и отдаться преступной страсти, пофигистически понадеявшись на то, что Судьба, руку которой лично он во всем этом уже почувствовал, поможет сохранить все втайне. Ради любви ведь стоит рискнуть? Но рассудок, пока еще не бросивший Валерку на полный произвол безответственного сердца, призывал не пороть горячку и не подставляться под крупные неприятности. К тому же, в его представлении, в самой идее связи учителя с учеником было что-то такое пошлое и грязное, что совсем не подразумевало любовь и опускало все до уровня примитивной похоти. Против примитивной похоти Дорошин ничего не имел, но только не в этом случае.

В конце концов, измучившись, он решил, что ни в какие отношения он сейчас вступать с Денисом не будет. Если это все и вправду его, так оно никуда и не денется. А если денется – значит, не судьба. Ради любви ведь можно не только рисковать, но и ждать? Приняв решение отложить любовь на потом, Валерка немного успокоился и продолжал в отношении Фомина придерживаться сухих школьных рамок. Но совсем не смотреть тоже не мог, и тоже косился, быстро пряча взгляд, если случайно сталкивались глазами. И очень при этом надеялся, что никто в классе этих переглядок не видит. Ну, и, конечно же, теплело на сердце при виде высокой фигуры, движущейся параллельным курсом по другой стороне улицы к троллейбусной остановке.

Дэн все-таки не выдержал отчуждения и, в конце концов, воспользовался тем, что в пятницу физика была последним уроком, и не только у их класса, но и у Валеры тоже. Народ быстро похватал рюкзаки и бэги и понесся в раздевалку. Фомин, пережидая, медленно складывал в сумку учебник, тетрадь, ручку, линейку, карандаш, калькулятор, старательно отыскивая каждому предмету достойное место, чтобы, не дай бог, ничего не помялось, не сломалось, не выпало и не завалилось под подкладку. Герка, с изумлением понаблюдав за этими тщательными сборами, было решил Дэна поторопить, но более понятливая Одинцова подхватила Павлова под ручку и потащила к дверям, в которые они вышли последними, если не считать Дениса и Валеру.

Валерий Андреевич уже собрался и тоже ждал, когда все уйдут, чтобы запереть кабинет. Он, конечно, заметил, что Денис намеренно долго копается и не спешит уходить, поэтому не сразу сумел застегнуть свою сумку: дрожащие руки дергали язычок молнии слишком резко и от этого ее заедало. Наконец, они остались одни, и в кабинете наступила тишина. Валера молча сидел за учительским столом, не собираясь облегчать Фомину жизнь наводящими вопросами. Дэн никак не мог решиться и тоже сидел молча, низко согнувшись и уперев глаза в изрисованную столешницу. Немая сцена затягивалась. Валерка вздохнул, все-таки подошел поближе и присел на стол в соседнем ряду.

- Ну, чего молчишь? Говори, что хотел.

Денис вышел из летаргии:

- Валер... Я так не могу...

Валера и тут не стал помогать, он просто сидел на столе и ждал продолжения.

- Я скучаю...

Дэн снова состроил щенячьи глазки, впрочем, совсем не преднамеренно, просто так само получалось. Валерка опять вздохнул:

- Я же все тебе объяснил. Повторить?

- Ты насчет статьи?

-- И насчет нее тоже. Представляешь, как мне в зоне обрадуются? Там мужиков с такой статьей любят. И очень страстно. Но и тебе скандал тоже удовольствия не доставит, поверь. И, в результате, ничего кроме мерзкого осадка от всего этого не останется. Ведь можно от чего-то отказаться сегодня, ради того, чтобы завтра было все хорошо?

Но Денису совсем не хотелось ждать.

- Завтра, послезавтра... Завтра может и не наступить, слышал такое? – сумничал он.

- Балда... -- усмехнулся Валерка, -- Это же просто так говорится. На самом деле завтра всегда наступает. Не спорь с учителем, до твоего выпускного ни о чем и речи быть не может. Иди домой, чудовище.

Это «чудовище» было сказано так мягко и с такой интонацией, что прозвучало почти как «сокровище», и это немного примирило Дениса с суровой реальностью. И он даже попытался чего-нибудь выторговать.

- Можно я к тебе иногда заходить буду?

- Нет.

- А звонить?

- Нет.

- А по скайпу?

- Нет.

- Ну Валер...

- Нет!

- Ну, можно я тебя хотя бы провожу, хоть один раз, сегодня.

Валера опять усмехнулся:

- Ты же и так все время провожаешь. Думаешь, я не заметил?

- Я хочу по-нормальному, рядом. И до самого подъезда.

- Обойдешься. Иди домой, кому говорю.

Валерка запнулся, но потом все-таки сказал, хоть и очень не хотелось:

- И не считай, что ты чего-то там мне должен. Делай, что хочешь. Если найдешь кого-то еще, я пойму.

Дэн уже знал, что если Валера говорит «нет» – это действительно значит «нет», даже если ему на самом деле хочется сказать «да». К тому же его очень задело, что Валерка нисколько не заинтересован в его верности и даже вроде бы не против уступить его кому-то другому. Поэтому он молча встал, повесил на плечо сумку и так же молча вышел.

Разговор с «чудовищем» так вымотал Валеру, что он какое-то время посидел неподвижно, восстанавливая душевное равновесие. Потом поставил себе пятерку за стойкость, запер кабинет, отнес в учительскую журнал, там же оделся и отправился на остановку. Сегодня его никто не провожал. Вот и хорошо.

***

Дэн долго думал о том, что сказал Валера и в итоге все понял и принял, и согласился с тем, что ради светлого завтра стоит помучиться сегодня, тем более, что выбора у него не было. Татьяне с Геркой он снова ничего не стал объяснять, просто сказал, что его отшили. На физике он или демонстративно смотрел в окно, или шептался с Танькой и даже иногда заигрывал с другими одноклассницами. Во-первых, для конспирации, во-вторых, чтобы заставить Валерку ревновать, мстя за позволение делать все, что ему вздумается. Валерий Андреич в ответ даже бровью не вел, только делал Фомину замечания, когда тот слишком резвился. Но трояк Одинцовой влепил, а следом – двойку. Причем за то, за что все обычно отделывались точкой в журнале и обещанием спросить на следующем уроке, поэтому класс удивленно ахнул. Тройбан Танька еще вытерпела, но отхватив пару, разозлилась и предъявила Фомину насчет того, что пусть он к ней на физике больше не лезет. Она не желает провести все зимние каникулы под замком с учебником в обнимку из-за того, что два идиота что-то там друг другу доказывают. Дэн возмутился, посоветовал подруге лечить голову, но слышать было приятно.

Из-за своих переживаний Дэн, конечно, на учебу забивал и сильно съехал по всем предметам. По этому поводу состоялся крупный разговор с матерью, которая заявила, что если Денис после школы собрался не в универ, а в армию, то он, разумеется, может продолжать в том же духе, но в этом случае маман слагает с себя всю ответственность за его будущее и пусть он живет как хочет. Но пусть тогда не удивляется, если заметит, что его карманные деньги и вообще весь прожиточный минимум, включая шмотки, развлечения и оплату интернета, упали ниже некуда. А если он все-таки хочет в универ, то пусть прекратит маяться дурью и начнет нормально учиться. И готовится к тому, что после каникул добавятся занятия с репетиторами.

Слова матери были совсем не пустыми угрозами. Мамка, несмотря на свой романтичный итальянский облик, была селфмейд вумен и вообще железной леди. Она работала главбухом в местном филиале крупной страховой компании и отлично управлялась с десятком сотрудников, а уж с собственным сыном подавно. Но вообще-то в отношении Дэна мать диктатором вовсе не была, \они уважали и любили друг друга. К таким экстренным мерам как сейчас она прибегала очень редко, и Денис за это на нее никогда не обижался. Потому что всегда было за дело.

Ну, и в армию он тоже не собирался. Поэтому кое-как взял себя в руки и начал учиться. Он здорово все запустил, поэтому учеба занимала много времени и спасала от круглосуточной тоски по Валере. Но Денис все равно успевал тосковать. И утешал себя тем, что снова и снова рассматривал Валеркины фотографии. И даже завел смешную привычку, гася перед сном комп, желать любимому спокойной ночи. Виртуальный Валерка серьезно смотрел на него с монитора, чуть склонив голову к виртуальному Дэну.

Валера, заметив, что Фомин больше его не достает, а вместо этого налегает на учебу, мысленно, конечно, одобрил. Но почувствовал себя слегка разочарованным, как если бы ждал, что Денис проявит больше настойчивости. На уроках он наблюдал за Дэном. И, если о нем вдруг упоминали в учительской, тоже настораживал уши. И с удовольствием убеждался, что Фомин не обижен не только внешностью, но и умом. Валерка уже был влюблен, поэтому ай кью Дениса большого значения для него не имел. Но все равно радовало.

Приближался Новый Год, и Дэн отправился в торговый центр за подарком для матери. На первом этаже молла продавали елочные игрушки. И тут же на них могли что-нибудь написать. Денис купил синий шар, затуманенный с одного бока прозрачным морозным облачком. И на этом облачке попросил написать серебром «С Новым Годом!». А с другой стороны сцепленные между собой В и Д – Валера Дорошин. Или Валера и Денис. Как нравится, так и читай. Всю оставшуюся до каникул неделю он таскал шар с собой в школу, уложив в картонную коробочку и напихав туда побольше бумаги, чтобы, не дай бог, не раздавить хрупкую сферу, но подарить так и не решился.

***

Валера собирался встречать Новый Год у себя дома с друзьями. После универа они продолжали дружить: он, Лешка, Саша и Женька. Женька и Леша, как и он, работали в школе. Лешке каким-то образом тоже удалось разрешить все неясности с военкоматом. А вот Санек в армию успел сходить и недавно вернулся. Но диплом педагога пускать в дело не торопился. Сашкин отец с двумя друзьями занимались тем, что делали ремонты, строили бани и прочие дачные удобства. Могли и дачный домик. С ними Сашка и трудился пока.

В последнее время к ним еще примкнули девушка Лешки и Женькин парень. Валера не успел особенно сблизиться ни с той, ни с другим. Потому, что собираться теперь получалось не так часто, как раньше, когда они учились. Но, по его мнению, компании они не портили. Девушку звали Викой, парня Андреем, и Дорошин, конечно, по именам к ним и обращался. Но про себя называл именно так: «девушка Лешки» и «Женькин парень». Сашка, дорвавшись до гражданских радостей, тоже все время с кем-то мутил. Серьезно пока ни с кем, но на Новый год собирался прийти с девчонкой.

Вечером тридцать первого Валерка сидел у себя на кухне и чистил вместе с Женькой картошку. Они с друзьями решили не заморачиваться готовкой непосредственно перед праздником. Пусть каждый сделает что-то дома и принесет с собой. Конечно, договорились, кто – что, чтобы не получить в итоге банкет из семи салатов оливье. Горячее и гарнир к нему логично было готовить там, где собирались праздновать. Поэтому поручили Валере. Женька пришла пораньше, чтобы помочь, а заодно пожаловаться на своего парня, с которым умудрилась поругаться за день до Нового Года. Валера не забывал, как Женька в свое время ему помогла, подставив надежное женское плечо. И всегда был готов оказать ответную услугу. Подруга в этом нуждалась: со своим парнем она ссорилась регулярно.

Женька, обиженно шмыгая носом, изливала Валерке душу, одновременно виртуозно спуская с картофелины кожуру. Дорошин тоже орудовал ножом и слушал ее в пол-уха, потому что Женькины жалобы всегда были примерно одни и те же. Все их с Андреем проблемы сводились, по его мнению, к следующему: люди друг другу не подходят, друг друга не понимают, и, кажется, не очень-то друг друга любят. Поэтому он каким-то кусочком сознания отслеживал Женькину речь, чтобы вовремя подкидывать нужные реплики, сам же при этом думал о том, что еще года два-три, и его друзья переженятся, нарожают каких-нибудь детей, и тогда он останется один. И еще о том, что Денис, кажется, не очень-то переживает из-за того, что они не вместе. Учится себе спокойно, кокетничает с девчонками и, наверное, уже с кем-то мутит. Скорее всего, с этой дылдой Одинцовой. Одинцова была полной противоположностью Валерки и, как он сам считал, во всем его превосходила. В отличие от него она была высокой, особенно на своих каблучищах, яркой, раскованной, и у нее были те самые выпуклости, от которых так пёрло всех нормальных мужиков. Не очень, конечно, впечатляющие, но у Дорошина и таких не было.

Тут Валерка отвлекся от своих мыслей, потому, что натренированный мозг среагировал на Женькин вопрос. Подруга спрашивала, что, по мнению Дорошина, ей делать. Валера в таких случаях обычно советовал успокоиться и подождать, пока Андрей сам прибежит. Или, для разнообразия, долго не дуться и позвонить первой. Но сейчас неожиданно для самого себя сказал:

- Брось его, Жень. Нафига он тебе вообще?

Женька вздохнула:

- Ну, нафига... Так больше же никого нет. Одной, что ли, болтаться? Двадцать четыре уже. Тебя, кстати, тоже касается.

Валерка отшутился, что ему, мол, париться еще рано, двадцать четыре только будет, но потом ответил серьезно:

- Да я-то что... Я же совсем другое дело. Не психуй, Жень, все образуется.

Проблема одиночества у студенток и выпускниц педюшника всегда стояла остро. Как и у геев. Поэтому Валера Женьку хорошо понимал.

***

Дэн тоже собирался праздновать дома и тоже с друзьями. Поведение Фомина во второй четверти убедило школьную общественность, что с ним все в порядке, и все решили, что он просто так прикалывался над физиком. Друзья-предатели активизировались и начали все как один набиваться в компанию. Но Дэн никому ничего не простил. К тому же уже понял, что в таких вещах как любовь и дружба стоит гнаться не за количеством, а за качеством. И всех предателей культурно послал. Поэтому отмечать Новый Год предполагалось в том же составе, что и днюху, не подразумевались только Дина и Яна. Фомин, вообще-то, поинтересовался у Герки, не пригласить ли клонов на пати. Но Павлов равнодушно ответил, что если Фомин хочет, пусть приглашает, он ничего против не имеет. В последнее время Денису казалось, что между Одинцовой и Павловым что-то там такое завязывается. Сам Дэн, влюбившись, посещать Таньку с эротическими целями прекратил и заходил только по дружбе. Татьяна с Георгием, оставшись в этом смысле один на один, получили возможность друг к другу присмотреться, и, кажется, что-то друг в друге разглядели, чему Денис был, в общем, рад. Совет да любовь, как говорится.

Тридцать первого, примерно в то же время когда Валерка чистил с Женькой картошку, Дэн сидел дома в гостиной, устроившись «с ногами» в большом кресле. С новогодним столом они решили поступить так же, как компания Дорошина. Делать Денису было нечего, потому, что мать уже засунула курицу в духовку и сейчас наряжалась. Они с ее «парнем» собирались сначала заехать поздравить его родителей, а потом отправиться на всю ночь в ресторан. Мать уже была одета в гладкое блестящее бледно-желтое, как она сама говорила, «цвета шампанского», платье и теперь накладывала макияж, душилась, расчесывалась, в общем, наводила окончательный лоск. Еще на мамке были благородно прозрачные серьги и колье, и все это очень шло к ее смуглой бледности, чайным глазам, точеной фигурке и глянцевым, струящимся по спине волосам.

Дэн сидел, держа в руке синий шар, и думал о том, что, может быть, еще не поздно пойти подарить, но опять не решался, и, в конце концов, продел в петельку нитку и повесил шар на елку, со стороны стенки, буквами В и Д внутрь, и даже немного замаскировал мишурой для надежности.

Маман закончила прихорашиваться и, выйдя в гостиную, немного повертелась перед сыном.

- Ну, как?

Денис одобрил:

- Классно, мам. Ты у меня девочка что надо.

Маман засмеялась, радуясь комплименту, и почти тут же зазвонил ее телефон. Она взяла трубку, ответила, потом подошла к окну, помахала рукой. Дэн понял, что во дворе рядом с машиной стоит мамкин бойфренд. Мать чмокнула Дэна в щеку, на секунду окутала духами, пожелала хорошо повеселиться, надела в прихожей шубу и сапоги и, подхватив сумочку и пакет с туфлями, исчезла.

Оставшись один, Дэн немного поиграл пультом от телека. Смотреть было нечего. На одном канале шла надоевшая до зеленой тоски «Ирония судьбы», на другом не менее примелькавшиеся «Чародеи», третий вообще показывал сказку «Морозко». Сказка была такой древней, что не заинтересовала Дениса даже в дошкольном детстве. Кабельные каналы тоже наперегонки крутили всякое старье, и даже музыкальные, наверное, назло Фомину, сплошняком гоняли гнусную попсу. Выключив телек, Дэн пошатался по квартире, позвонил бабушке с дедом -- поздравил с наступающим. Старики в новогоднюю ночь не всегда дотягивали до двенадцати и отправлялись спать раньше. Сбор был назначен на десять, и у Дениса оставалось еще часа два свободного, совершенно пустого времени. Фомин подошел к компу, полюбовался Валерой, ненадолго задумался, что бы поставить потяжелее. В результате выбрал «Аматори» и, врубив проигрыватель, завалился на диван.

***

Без пятнадцати десять пришли Герасим с Татьяной, следом подтянулись Крылов с Ирмой и Игорь Мартин. Пока все раздевались, накрывали на стол, выбирали музыку и телеканал, открывали бутылки, стрелки подошли к половине двенадцатого. Они проводили старый год, встретили новый, под бой курантов чокнулись шампанским и загадали желания.

После двенадцати во дворе почти сразу же началась пальба и в черное зимнее небо полетели цветные фонтаны. Палили и в соседних дворах. Следующие полчаса весь город пускал фейерверки, взрывал петарды и громко орал «ура». Они тоже выбежали во двор, взорвали все, что было припасено, поорали, и снова вернулись в квартиру. Денис уселся с телефоном на кухне и упорно жал кнопку «1», пытаясь дозвониться до Валерки, решив, что уж с Новым Годом поздравить не запрещено. Дозвониться не получалось. В эти минуты миллионы людей, так же как и он давили на кнопки, стараясь пробиться друг к другу, и высоко над землей мобильные сети стонали от напряжения, прогибались и даже рвались, работая на износ.

Решив попытаться позже, Дэн вернулся в гостиную. Там под томительный медляк изнемогали две влюбленные парочки. Фомин почувствовал себя не у дел и вышел в подъезд покурить. Мартин, наверное, тоже сам себе показался там лишним и вышел следом. Они выкурили по сигарете, и Денис снова схватился за телефон, и снова не дозвонился, сердито засунул мобильник обратно в карман и только теперь заметил, что Игорь стоит слишком близко. Так близко, что щеке Дэна тепло от его дыхания. Он хотел отодвинуться, но не успел, потому что Мартин притянул его за руку и Денис почувствовал на губах его губы. Целовался он здорово, и Дэн, не успев ничего сообразить, ответил на поцелуй. Какое-то время они увлеченно сосались, и Игорь понемногу теснил его к стене.

Наконец Денис уперся спиной и затылком и тут вдруг осознал, что он в подъезде на лестнице лижется с Игорем, и тот одной рукой обнимает его за талию, а другой уже тихонько расстегивает пуговицы его рубашки. И что его бедро просунуто между ног Дэна и осторожно надавливает на самое дорогое. А сам Дэн одной рукой вцепился в чужой рукав выше локтя, а другой притягивает Мартина к себе за плечи. И при этом ловит неслабый кайф. Стыдно стало так, что его даже прошиб пот, а возбуждение сразу куда-то пропало. Дэн попытался отстраниться, но он был прижат к стене, поэтому ничего не вышло. Тогда он взял лицо Игоря в ладони, но не потому, что вдруг почувствовал к нему нежность, а просто резко оттолкнул от себя его голову.

Игорь тут же все прекратил, отпустил Дениса и, извинившись, тоже прислонился к стене. Они стояли рядом, на расстоянии двадцати сантиметров друг от друга и оба смотрели точно в стенку напротив. И молчали, пытаясь выровнять дыхание. Наконец, Дэн, отдышавшись, так же не глядя на Мартина, спросил:

- Почему? Ты что, меня...

И замолчал, не зная, как продолжить, чтобы не вышло ни смешно, ни пошло. Но тот вопрос понял. Задержавшись с ответом не больше секунды, он спокойно сказал:

- Нет. Просто всегда хотел попробовать.

Потом добавил:

- Давай считать, что ничего не было. Просто забудем. Сможешь?

- Без проблем.

Игорь помолчал еще немного, потом тихо спросил:

- Любишь его?

Денис также тихо ответил:

- Очень.

Мартин кивнул, оттолкнулся от стенки и, наконец, взглянул на него.

- Я домой. Не возражаешь?

Дэн не возражал.

- Тогда я пошел. Увидимся.

- Увидимся.

Мартин ненадолго вернулся в квартиру за курткой, потом снова вышел, кивнул Дэну и стал спускаться по лестнице, не дожидаясь лифта. Дэн смотрел ему вслед и думал, что Игорь высокий, с очень даже неплохой внешностью, сильный, уверенный в себе, и вообще парень классный. Что целоваться с ним было очень приятно, и что если бы Дэн не болел Валерой так сильно, то его слова о ком-то еще только что вполне могли стать правдой. И тут же подумал, что возможно он зря придает такое значение их с Валеркой поцелую, может, Дэн просто застал его врасплох, как только что Игорь его самого. И так испугался этих мыслей, что ему захотелось немедленно услышать, а еще лучше увидеть. Заглянуть в лицо, в глаза, в душу и убедиться, что ничего себе не придумал. Он хотел этого так сильно, что Мобильная Сеть поддалась, сработала и где-то там, за пределами земной атмосферы, в космосе соединила его с Валеркой.

Тот ответил с первого гудка, как будто сидел с трубкой в руках, и Дэн обмер, услышав родной низкий голос.

- С Новым Годом, Валер. Счастья тебе.

- С Новым Годом. Тебе тоже счастья, и побольше.

- Ты где, Валер?

- Дома. Отмечаем с друзьями.

- Я тоже... Валер, я сейчас приду, выйди во двор минут через пятнадцать, пожалуйста, -- быстро сказал Денис и сразу отбился, чтобы Валера не успел возразить.

Дэн вернулся в квартиру, оделся, обулся, вдруг вспомнил, не разуваясь, зашел в комнату и, сняв с елки синий шар, осторожно засунул его в карман. Потом, приобняв за плечи занятых друг другом Татьяну с Герасимом, сообщил им, что они остаются за главных, а он – к Валере, и выскочил за дверь.

- Ты глянь, как рванул, ухажор, -- удивилась вслед Танька, -- Интересно, что он собрался делать?

- Как что? Ухи жрать.

- Какие еще ухи? – затупила Одинцова.

- Ну, какие? Валеркины. Ухажор ведь, -- пояснил Герка.


Весь декабрь лили холодные дожди, но под Новый Год Зима видно тоже решила отпраздновать и не только подпустила морозца, который тут же высушил всю грязь, но и щедро сыпанула снегом. И Денис бежал к Валеркиному дому – одна улица выше и две еще вбок – скрипя по этому снегу ногами, иногда поскальзываясь на застывших лужах, но все-таки ухитряясь не падать при этом. На улице было полно людей, кто-то шел с бенгальскими огнями в руках, кто-то взрывал петарды, кто-то пел, танцевал и выпивал. И все, знакомые и незнакомые, друг друга поздравляли и желали счастья. Желали счастья и Дэну, и он на бегу отвечал тем же, искренне надеясь, что все пожелания сбудутся.

***

Дорошин действительно с двенадцати часов не выпускал телефон из рук. С родителями они поздравились заранее, договорившись не тратить новогоднюю ночь на бесконечный дозвон, друзья были рядом, и телефон он тискал с одной целью: дозвониться до Дениса. Или дождаться его звонка. Поэтому и откликнулся сразу, лишь только мобильник вякнул и на дисплее высветилось «Дэн».

Все то время, что Дэн мчался по улицам, Валера простоял у окна в темной кухне, мучаясь выбором выходить или нет. Но как только в арке показалась знакомая фигура, подхватился и выбежал, чуть не забыв одеться. Они встретились почти точно посередине двора, совершенно пустого, потому что народ, запустив фейерверки, давно уже вернулся к праздничным столам. Дэн с разбегу чуть не вписался в Валеру, но все же сумел затормозить, и теперь стоял, глядя прямо в глаза, слегка разведя руки, как будто хотел обнять и не решался. В другое время Валера такого себе не позволил бы, но сейчас была новогодняя ночь. В эту ночь заканчивался один год и начинался другой, и она стояла между ними, формально относясь и к тому, и к другому, но до конца не принадлежа ни одному. Эта ночь была как бы за скобками, вне времени, и поэтому сейчас было можно все. И Валерка сам положил ладонь Денису на затылок, и, нагнув его пониже, прижался губами к губам.

Мир вокруг них качался и куда-то плыл, а они стояли посреди двора и целовались так, что у обоих дрожали колени. До звона в ушах и полной потери дыхания. До искр в закрытых глазах. Остановились они, когда языки и губы совсем онемели, но и тогда друг друга не отпустили. Валеру ноги совсем не держали, поэтому он стоял, прислонившись к Денису, пристроив голову у него на плече. Дэн зарылся лицом в светлые пряди, отыскал среди них ухо, и прямо в него шепнул:

- Я тебя люблю. Подождешь меня?

Валерка не решился признаться в ответ, только буркнул своим ни с чем не сравнимым, немного охрипшим голосом:

- Куда я денусь...

Но Дэну и этого было достаточно. Он и так был наполнен счастьем по самую макушку.

Женька, увидев, что Дорошин выскочил на улицу, тоже шмыгнула к кухонному окну. В кухне было темно, и ей отлично было видно все, что творилось во дворе. И она внимательно наблюдала это «все», завидуя такой дикой страсти. Заметив, что парочка во дворе больше не целуется, Женька выскочила на балкон и позвала:

- Эй, хватит мерзнуть, поднимайтесь!

Дорошин, хоть и сообразил в последний момент накинуть куртку, но при этом выскочил во двор в тапках и действительно замерз.

- Поднимешься? – спросил он Дениса. Хотя, вообще-то этого не хотел.

После того волшебства, что они только что пережили вместе, казалось нелепым тащить Дэна домой, знакомить с друзьями, объяснять кто он и почему пришел, вместе плюхаться за наполовину уже разоренный стол, что-то жевать и пить. Дэн чувствовал то же самое, и к тому же при этом не знал, что он будет делать в компании взрослых парней и девушек, чей возраст он с возрастом Валерки почему-то не соотносил. Валера сейчас казался ему почти ровесником.

- Нет. Ты иди, Валер, -- Денис заметил, что возлюбленный топчется на месте, поочередно поджимая обутые в тапочки ноги, -- Иди, а я тоже домой пойду.

Дорошин пошел к подъезду, но тут Денис вспомнил, что опять не отдал подарок, поэтому догнал, снова обнял и протянул на ладони невесомый синий шар, каким-то чудом уцелевший во время их прошлых объятий. Валерка взял шар, рассмотрел, слегка смутился, из чего Фомин сделал вывод, что В и Д были прочитаны, как надо, и, быстро чмокнув Дэна в щеку, умчался домой. Дэн еще немного постоял у подъезда и тоже пошел.

Валера с Женькой стояли у кухонного окна, провожая Дэна глазами.

- Слушай, это же тот школьник. Ну, что тогда в «Антигуа»...

- Угу.

- Ничего себе... У тебя там больше таких нет?

- Таких вообще больше нет.

- О как! Пропадаешь, Валер?

- Уже пропал, Жень.

***

Пока Фомина не было дома, Ирма с Серегой почувствовали потребность уединиться и откланялись, оставив Таньку с Георгием в совершенно интимной обстановке. Они теряться не стали и вскоре завалились на Денисов диван, убирать с которого на день постель он ленился и просто застилал пледом. Поэтому Дэн заявился в очень неподходящий момент. Ну, может не в самый, хотя это как посмотреть. Если бы Павлов с Одинцовой были в разгаре процесса, они, может быть, не обратили бы внимания на такой пустяк, как хлопнувшая входная дверь и довели бы начатое до конца. Но Денис приперся, когда Танька только что оплела Герасима гибкими, как тропические лианы руками и ногами, а тот, тяжело сопя, нависал, будучи еще не в ней, но уже на ней. И оба они были совершенно голыми, как Адам и Ева в раю.

Услышав щелчок замка, Татьяна спихнула с себя возлюбленного и быстро набросила его рубашку, которая вполне сошла ей за халатик. Павлов же почему-то решил, что это вернулась мать Дениса, и отчаянно заметался по комнате в поисках трусов, а найдя, принялся торопливо натягивать, от волнения не попадая ногами. Когда Дэн нарисовался в дверях, Герка ошибку понял и почувствовал невыразимое облегчение.

- Кайфоломщик ты, Фомин. Кайфоломщик и гад, -- убито пробормотал он, обессилено валясь обратно на диван.

От пережитого испуга у него, конечно же, все упало, и Павлов боялся, что в ближайшие несколько дней и не встанет.

- Могу уйти, -- пожал плечами Денис.

Он был сейчас абсолютно счастлив и поэтому всех любил, как какой-нибудь хиппи семидесятых годов прошлого столетия. И на полном серьезе готов был пойти пошататься пару часов на морозе, лишь бы дорогим друзьям тоже было хорошо.

- Нет, зачем, -- отозвалась Татьяна.

Она с интересом рассматривала счастливую дебильную улыбку, блуждающую по физиономии друга.

- Лучше мы сами пойдем, да, Гер? У меня родаки в деревню к бабке уехали, до самого Рождества.

Герка смущенно съежился. Он был вовсе не уверен, что после такого стресса хоть на что-то сгодится. Одинцова ослепительно улыбнулась, пообещав Павлову взглядом, что все будет о'кей, уж она об этом позаботится, и тот все же с ней пошел.

Закрыв за друзьями дверь, Фомин вернулся в комнату, подсел к столу, что-то съел, включил телек, тут же выключил, увидев на экране надоевшие до блевоты рожи, немного помотался по квартире и почувствовал, что зверски хочет спать, хотя на часах и трех не было. Мозг был слишком полон впечатлениями и требовал перезагрузки. Денис поправил раскуроченную Татьяной и Геркой постель, которую они, слава богу, не успели ничем осквернить, и улегся. Выключив бра, он подумал, что такая насыщенная ночка у него, пожалуй, выдалась впервые, и что, по-хорошему, надо бы сейчас все осмыслить: и то, что было в Валеркином дворе, и то, что произошло в подъезде между ним и Игорем. Но Дэн уже вырубался, поэтому он решил, что, как известная всем героиня американской «Войны и мира» подумает об этом завтра, и сладко уснул.