Семь

Глава 6

    В этот день было мрачно. Солнце будто и не появлялось вовсе на горизонте событий. Холод покрывал кожу шершавой тканью потрясения миллиметр за миллиметром. Дождь острыми каплями словно разрезал кожу пришедших, прожигал до костей. Пара ярко зелёных глаз следила за этим чёрным парадом — последним праздником. Мёрзлая зелень глаз становилась всё северней, разбавляя цвет вечной жизни льдом тающих айсбергов. Пламя алых губ сдерживало крики, рвавшиеся из глубоко внутри сидящего зверя наружу, и только крепко сжатые кулачки в черных шёлковых перчатках выдавали настоящую её. Сейчас при всех она выглядела сумасшедшей из-за хладнокровного выражения лица среди всех этих наигранно плачущих женщин и горестно склоняющих головы мужчин. А проститься пришли все: сотрудники, одноклассники и сокурсники, друзья, сестра. Конечно, такое грандиозное событие случилось… Все были убиты горем, то и дело всхлипывая. Громче всех, конечно, его дорогая Бес, постоянно падающая в чьи-то руки от горя. А ей было почему-то невыносимо противно видеть слёзы на щеках этой женщины.

«Фальшивка… Все это — лишь дешёвый спектакль. Она его никогда не любила. А я? И я не лучше, хоть он мне был отцом. Но почему тогда сейчас так горько и звонко внутри?»

      Недослушав воспоминания о золотых студенческих годах отца и о том, каким замечательным другом он был, Айрин Мур, скрыв лицо чёрной вуалью, хотела незаметно удалиться с уже ненавистного ей прощания с отцом. Не вышло. Яркие вспышки и громкие голоса репортёров преследовали её от кладбища к машине Эдварда.

«Мисс Мур, что Вы сейчас чувствуете? Почему покидаете церемонию первой?»

«Вы знали, что ваш отец был в плачевном состоянии?»

«Где вы были, когда он свёл счёты с жизнью?»

«Что будет дальше с компанией? Вы уже ознакомились с завещанием?»

«Каково Вам теперь иметь статус самой богатой женщины Лос-Анджелеса?»

      Глупые, назойливые шакалы. Она еле сдерживала себя, чтобы не ответить на какой-нибудь вопрос особенно ядовито, как она умеет. Но нельзя, держись, стисни зубы и держись. Эд помог захлопнуть дверь автомобиля, и сразу стало немного легче: их мерзкие вопли теперь доносились не так отчётливо, и тонированные стекла помогали затемнить и так чёрный мир.      
 — Да что же они сегодня так взбесились? Уже наглеют и на машину бросаются! Как голодные звери… И почему Вы, мисс Мур, не наняли охрану? — возмущённо-ласково, как-то по-отечески спросил шофёр.  
— Эд, давай уже просто поедем. — Комкая край чёрного платья, ответила Мур. Ей очень хотелось наконец отгородиться от мира в своей квартире. Хотя бы на один день. Чтобы отключить связь с внешним миром и побыть наедине с собой.       
— Айри, ты как, девочка моя? — протягивая платок, спросил Эдвард. Самый добрый и понимающий Эдвард. Кажется, только он по-настоящему сейчас беспокоился об этом брошенном всеми ребёнке, скрывающемся за маской взрослой девушки. И уж при нём она больше могла не сдерживать эмоции: приняв платок, расплакалась тотчас. На лице её старого друга появились сочувствие, волнение. Он был тем, кто понимал девочку всегда, кому можно было доверить все свои секреты, кого она любила, как отца, впрочем, он и заменял ей его. Этот человек прошёл многое: чужую войну, смерти всех дорогих людей, но остался несломленным, вечным оптимистом. Он внушал ещё маленькой Айри, что как бы ни была трудна жизнь, её нужно ценить, ведь, в ней много хорошего, как, например, вот это какао с мятным сиропом, которое он сейчас ей протягивает. Он всегда его с собой возил, на всякий случай. Потому что мало ли когда его маленькому другу понадобится помощь и поддержка. И сейчас эти простые жесты, забота, позволили Мур немного отдохнуть. Она была как никогда раньше сейчас благодарна Эдварду за всё, что он для неё делал, поэтому, не желая окончательно расстраивать старого друга, она улыбнулась сквозь слёзы, сказав:       
— Мне тяжело, но я справлюсь, Эд. Я же уже взрослая девочка. Просто отвези меня скорее домой, прошу.       Эдвард лишь грустно улыбнулся в ответ. Он прекрасно знал, что Айрин не такая сильная, какой хочет казаться, что ей нужна поддержка, ведь за железной бронёй этой девушки плачет её ранимая душа. Но что он мог для неё сделать? Просто быть рядом, пожалуй.       Салон автомобиля наполнился запахом какао с мятой, звуками блюза вперемешку с едва слышными всхлипами Мур, потерявшей последнего родного человека. Она осталась одна. Совершенно одна, и что же дальше? Кто подскажет, как ей правильно поступить?       
        Айрин Мур следила за тем, как дождь медленно и беззвучно умирал прозрачными дорожками под её пальцами, находясь в своём укрытии. Холодные пальцы касались такого же холодного стекла. Казалось, сама она превратилась в это стекло, плачущее дождём. Сейчас в некогда зелёных глазах стоял лёд. А за ними? Один только Бог знал, какие чувства разрывали её сейчас изнутри: не забытая с детства ненависть к человеку, отнявшему у неё мать, и, одновременно, желание, чтобы он сейчас был жив, был рядом, хотя бы просто существовал; знать бы, что он всё ещё меряет землю шагами, и она была бы счастлива. Ни за что бы не показала ему этой радости, но и смерти она не хотела. Проучить, отомстить, отнять фирму — да, но не такого исхода она желала. И сейчас ей невыносимо хотелось, чтобы хоть кто-нибудь был рядом, нежно гладил её по голове, согревал в объятиях, шептал совершенную глупость на ухо, заставляющую улыбаться. Но мечты разбивались со звоном о реальность. Её никто не любит, ведь, она не умеет ценить, не умеет дружить, не желает понимать. Она нелюдима, отталкивает людей от себя нарочно, думая, что не достойна их тепла. Что ей остаётся сейчас? По приезде домой завернуться в одеяло, попробовать уснуть, всё ещё продолжая проливать слёзы в подушку. А завтра ей предстоит новый бой: она вступает в права главы медиахолдинга отца.