Похитители древностей. Владыка времени.

Глава 13. Когда бездну страданий вдруг озаряет свет истины.

Слишком низкий потолок не позволял распрямить шею. Сырые стены, закопченные от огня факелов, жадно впитывали последние остатки жизни. Тяжелое железо впивалось в кожу. Да осталась ли там вообще кожа? Или лишь одни только клочья, а под ними – кровавое месиво…

Душно… Чудовищно душно… или это не дают вздохнуть поломанные ребра…

Сквозь запекшиеся, чудовищно распухшие и растрескавшиеся губы не прорывалось даже стона.

Сколько он уже здесь? Несколько дней? А может, всю жизнь?

Он уже и не помнил другой своей жизни. Отсюда, из стылого подземелья, она казалась привидевшимся сном. Кажется, было что-то… зелень травы с нереально яркими пятнами одуванчиков, река, девушка… Да, господи, было ли это?..

В привычной и дружелюбной темноте вспыхнуло пятно света, и тело непроизвольно вздрогнуло. Тьма – это хорошо, это покой, почти отдых. Свет – это плохо. Значит, опять идут за ним. Опять будут мучить.

Больным глазам, привыкшим к тьме, даже неяркий свет факела уже сам по себе мука мученическая, он невольно закрыл глаза, но тут же снова открыл их: нельзя показать палачам, что боишься. Единственное, что он сейчас может, – это смотреть им в глаза, и они, не он, они – всегда первыми отводят взгляд. Значит, боятся! Его! Прикованного! Искалеченного! Он едва не рассмеялся.

В желтом круге света появилась рыжая борода и кажущееся плоским, словно блин, лицо, налитое кровью. Видно, честь нам явлена великая: сам пожаловал.

Водянистые глаза посетителя смотрят спокойно – нет в них ни грозовых всполохов, ни лютой злобы, которой, говорят, все злодеи отмечены. Словно болото, затянутое туманом…

– Не жалеешь ты себя. Смотри, до чего себя довел, – послышался голос рыжебородого. Спокойный голос – точь-в-точь к глазам. – А ведь из самых родовитых, по правую руку царя сидеть бы мог.

Распухшие губы повиновались с трудом, и сначала из них вырвался только невнятный сип.

– Ты теперь по правую руку, Григорий Лукьянович, – наконец, выдавил он. – Что же ты совсем о чести запамятовал?

Посетитель потеребил широкой рукой свою рыжую бороду и усмехнулся во весь толстогубый рот:

– О чем говоришь, боярин? Какая честь? Я – пес государев.

А из угла тоненько захихикали. Очень знакомо захихикали, между прочим. Приподняв, казалось, свинцовые веки, Глеб взглянул в направлении звука и, уже не удивляясь ничему, заметил в углу скорчившуюся фигурку. Старик с длинными косицами и раскосыми угольными глазами, казалось, получал искреннее удовольствие.