Келья без прочих радостей

1

Звуки заупокойной мессы доносились из-за двери. Я посмотрел пугливо на Сеню, а он на меня, потом на номер квартиры и на экран телефона.

— Точно эта? — спросил я в надежде услышать "нет". Сеня молча кивнул

— Давай, ты звони.

— Да давай ты.

Это была самая дешёвая квартира на новогоднюю ночь.

— Прощенья у Господа просим.

Голоса завывали в припеве, а поверх записи слышался голос живого мужчины. Я нервно сглотнул и спросил у Сени:

— Неужели так сложно позвонить?

— Вот именно, Рома, неужели так сложно позвонить?

— Надо подумать, — ответил я.

Нечего думать, звонок наверняка не работал, а если работал, то наверняка тише, чем евнуший хор в квартире.

Сеня задумался. В смятении он стал шевелить головой налево-направо, как маятник, и хмурить лицо. Он делал так, когда думал, когда механизмы его мозгов разгонялись до реактивной скорости и казалось когда, что в его большой голове ревёт вентилятор, как в нагретом блоке питания, и всегда, всегда в таких случаях витиеватая дорожка его размышлений выводила к единственно верной и гениальной мысли:

— Позвонишь, если долг прощу?

— Другое дело, — ответил я, и пока я прощупывал в полутьме звонок, Сеня сказал:

— Торгаш, — и завершил непечатным.

Звонок не крепился в стене, как везде, а болтался на проводе. Дыхание встало в моей груди, и под ободряющее "давай" от Сени, я нажал на кнопку, и та выскочила и шаркнула по стене. Тогда я сложил пальцы крабьей клешнёй, цапнул звонок, сжал его, и почуял ладонью, как из тыла звонка появляется шар, светлый и жёсткий, и я с криком одёрнулся.

— Рома!

На миг показалось, будто земля ушла из-под ног и взорвалась где-то внизу, и от страха я зашипел, припал головой к стене и выдохнул трижды. Подошёл Сеня.

— Ты как?

— Я в порядке, — проговорил я, прерывисто выдыхая.

— Ты не в порядке, ты идиот! — вскипел Сеня, — каким же кретином надо быть, чтобы нажимать на звонок сзади.

Месса стихла за дверью. Я стряхивал с пальцев жар. Безымянный слегка покраснел.

Сеня, в далёком будущем – врач, склонился над пальцем, скомандовал:

— Покажи, — и я показал, — Ничего, не подохнешь.

Дохнуло несвежим. Дверь распахнулась, и в коридор хлынул свет, а в проёме нарисовался мужик, точно Распутин из иллюстраций: с прошлого века нестриженный, с тех же времён небритый, немытый и не по моде одетый.

Он вытаращился на нас, стоявших у входа, как на свадебном алтаре и подумал, видно, что Сеня натягивает на меня кольцо. "Хорошо хоть, что не лизнул", - подумал вдруг я и затявкал, как бешеный лис, потому что иначе смеяться я не умел.

Сеня протянул Распутину руку. Тот глянул на неё с презрением и спросил:

— Содомиты?

Сеня мотнул головой отрицательно. Бешеный лис во мне тявкал громче, и Сеня стал подпевать, то есть подтявкивать.

— Содомиты, — заключил Распутин

Сеня опустил руку, затих и толкнул меня в плечо. На невербальном языке нашем то значило: "Рома, заткнись, иначе хата на нэ-гэ накроется". Проверенный метод - я представил Карла Маркса, его заросшее бородой лицо, и смеха как не бывало.

— Добрый день, — проговорил Сеня серьёзно.

Распутин кивнул, но руки не подал. Тело его отодвинулось, и мы проскочили в квартиру, и тут же я встал, как прибитый, увидев квартирные внутренности.

С ужасом я оглядывал семь квадратов, покрытых серой эмалью света. Разумеется, я не ждал от квартиры за несколько сотен роскоши, как то: кресел, обитых шёлком, или золотых унитазов, но здесь, в этой келье не было, загибая пальцы: микроволновки, кровати, раковины, туалета и прочих радостей, а голые стены не знали света искусственных ламп.

— На звонок не нажимать, — строго сказал хозяин, — к патефону не прикасаться, - добавил он, — содому не разводить!

— Да не содомиты мы, — возмутился Сеня.

— Знаем мы вас, не-содомитов. Перетрахают раб раба Божиего, отснимают и крутят на своих этих сайтах, — он сплюнул, — режиссёры треклятые.

Купюры легли на тумбу, и Распутин забрал их. После он протянул Сене большой узорчатый ключ величиной с полторы ладони, погрозил напоследок пальцем и вышел, грохнув тяжёлой дверью.

Так мы заселились в "хату на нэ-гэ".