Пока есть Вторник. Удивительная связь собаки и человека

АМЕРИКАНСКИЙ СОЛДАТ

Я хочу стоять к краю так близко, как только возможно стоять, не переступая черты. С краю можно видеть то, чего не разглядишь, находясь в центре.

Курт Воннегут[7]

Если бы нужно было указать момент, в который изменилась моя жизнь, я определенно назвал бы то нападение и следующие несколько дней. Годами я размышлял над решениями, которые принял тогда. Каждый день меня мучили боли в спине и голове, бессчетное число раз я вскакивал, увидев во сне лица нападавших, ненависть в глазах мужчины с ножом и отчаянный крик убийцы, которого я застрелил.

От того дня до дня знакомства со Вторником я прошел долгий путь, по большей части очень трудный. Иногда я думаю о капризах судьбы, счастливых совпадениях и окольных путях. А если бы я не попытался продолжить военную службу? А если б не увидел электронного письма СКВП о запуске программы для ветеранов? А если бы Вторника не отправили в тюрьму? Из-за такого необычного воспитания пес провел в СКВП три лишних месяца. А если б мы не встретились и Вторника отдали бы другому?

На самом деле мне очень сильно повезло. Я все-таки обрел Вторника. Но еще больше мне повезло в первые часы после нападения. Младший сержант Пейдж прикончил раненого — второй смылся до того, как он подоспел, — и я вызвал помощь по радиосвязи. В течение следующих суток я то терял сознание, то вновь приходил в себя, так что воспоминания у меня обрывочные. Старший сержант Лэн Дэнхаус склоняется надо мной и говорит:

— Все хорошо, сэр, все хорошо. Вас отправят домой.

Вот я прихожу в себя: я почти голый, мне очень холодно, я привязан ремнями к спинальной доске экстренной помощи. Вот передо мной сияющие приборы ночного видения — это врачи, колдующие надо мной в черной утробе военного санитарного вертолета «Блэк-хоук». А вот мой приятель, первый лейтенант Эрни Эмброуз, широко улыбается, протягивая мне «Плейбой» и диск Дианы Кроу, когда я просыпаюсь на койке рядом с полевым госпиталем. Мне казалось, что ниже пояса я парализован, меня терзали резкие боли, но через несколько часов подвижность ног восстановилась. На третий день из видимых шрамов самым страшным было ножевое ранение и кровоподтек на левой руке, но кровь на белом бинте уже запеклась, и поэтому я был уверен, что эти ранения несерьезны. Никаких увечий, всего лишь незначительный шрам. Я смотрел на черную кровь и думал: «И это все? Какая-то царапина? А я-то думал, что умру».