Истории седого октября

Альберт

Виктория едва не приплясывала на месте от нетерпения. Она словно вновь вернулась в прошлое, в те беззаботные годы, когда ей не исполнилось и двадцати, и ей правили романтические мечты о чудесном мире, который она построит.
Что ж, все удалось — мир построен, будущее неудержимым локомотивом двигается вперед, прогресс не стоит на месте, и чудесное время Просвещения заставляет старую добрую Англию сиять огнями газовых фонарей и передвигаться в паровых каретах.
Черные тафтовые юбки траурного платья волочились по мраморному полу. Виктории захотелось оторвать и выбросить тяжелый шлейф, расшитый черным бисером — настолько неуместным он показался ей теперь. Но было слишком рано.
Еще немного...
Дверь приоткрылась. Служанка, державшая в руках тяжелый канделябр, заглянула в спальню.
— Ваше величество! — приглушенным шепотом позвала она. — Пора!..
Виктория, рассеянно улыбаясь, поспешила к двери. Ей казалось, что даже походка снова стала легкой, как в юности, пока она еще не раздалась в талии и не отяжелела после рождения девяти детей. Предвкушение гнало ее вперед.
Эти женщины поджидали в специально отведенном для них зале в дальнем крыле Букингемского дворца. Крыло это стояло заколоченным уже некоторое время, и время это удивительным образом совпадало со смертью принца Альберта. Сторонний наблюдатель мог бы обратить на это внимание, да только сторонним наблюдателям не было места в вотчине Королевы.
Виктория прошла по длинному темному коридору, освещенному лишь светом от трех свечей, которые несла перед ней служанка, и вышла в зал. Эти женщины повернулись к ней одновременно, и Виктория вздрогнула при виде их уродливых лиц. Сморщенная кожа, бородавки и висящие лохмами седые волосы едва не заставили ее отвернуться, но, как и прежде, Виктория выдержала и это испытания. За годы правления она приучила себя смотреть спокойно и улыбаться вежливо, не делая разницы между красивой фрейлиной и безобразной старухой. Особенно когда от безобразных старух зависело ее будущее, и будущее всей Англии.
— Вот и ты, детка, — проскрипела одна из женщин.
— Вот и ты, моя милая! — подхватила вторая.
— Вот и горе британское! — прокаркала третья.
Эти женщины окружили Викторию и принялись танцевать свои странные ритуальные танцы. Виктория давно должна была привыкнуть, но все равно внутренне вздрагивала при виде конвульсивных подергиваний и вздымающихся рук.
Женщины кружили вокруг нее, увлекая все дальше вглубь обшитого черным мрамором и бархатом зала, туда, где на возвышении стоял гроб без крышки.
— Скоро! — закатив глаза, прокричала одна из женщин.
— Близко! — подхватила вторая!
— Горе британское сходит лавиной! — прорычала третья.
Виктория поднялась по небольшой деревянной лестнице, специально для нее приставленной к постаменту, и склонилась над гробом. Рукой в черной перчатке она провела по бледной холодной щеке.
— Привет, Альберт, — ласково позвала она, улыбаясь сквозь слезы. — Пора вставать. Утро давно наступило...
Хотя на самом деле стояла глубокая ночь, Канун Дня Всех Святых, по улицам ходили ряженые и стучались в случайные двери, а в плотно зашторенные окна не проникало ни единого луча света с улицы.
Виктория наклонилась и поцеловала Альберта в холодный лоб. Несмотря на то, что со дня его смерти прошел почти год, Смерть не тронула его тело. Прекрасное лицо оставалось таким же прекрасным.
Сердце Виктории сжалось от горя. Если и эти женщины не смогут ей помочь... Она исчерпала все средства. Все деньги Британской Империи она готова была отдать тому, кто сможет вернуть ей возлюбленного. Но все терпели поражение. Все — индийские колдуны, китайские заклинатели, русские маги — никто не смог даже на шаг приблизить воскрешение Альберта. И, когда Виктория уже готова была опустить руки, появились эти женщины. Они пришли из Шотландии, из края озер и холмов, где ветрено и пустынно. Они принесли с собой котел и мешочки с кореньями и травами, сушеных петухов и змеиные шкуры, и сказали, что знают о королевской беде — и только им под силу помочь.
Виктория не смогла отказаться от последней попытки.
Теперь ей оставалось только ждать.
Эти женщины развели огонь прямо посреди зала и поставили на него щербатый котел. Виктория опустилась на колени возле гроба, и сквозь ресницы, слипшиеся от слез, смотрела, как эти женщины, пританцовывая, ходят вокруг котла, добавляя то корешок, то порошок, то какие-то кости. Ей было не важно уже, что это и зачем — лишь бы душа Альберта снова вернулась в тело. Виктория в жизни не чувствовала себя такой одинокой, как в этот почти уже год, с середины декабря по холодный ноябрь, в одной затянувшейся зиме.
Эти женщины танцевали и пели, и Викторию постепенно начал усыплять их странный ритуал. Глаза слипались, словно бы в них насыпали песка. Она опустила голову на край гроба и позволила себе задремать, готовая в любой момент проснуться, услышав биение сердца или ласковые слова — Альберт, должно быть, так сильно по ней скучает на той стороне...
— Приходи! — вдруг пронзил тишину крик первой из женщин.
— Покажись! — подхватила вторая.
— Низвергни горе на Британию! — простонала третья.
Виктория встрепенулась. Эти женщины лежали, распростершись на полу, из котла поднимался дым, тянущийся и вязкий, он проникал в рот, нос, глаза и уши Альберта, и Виктория завороженно смотрела, как расцветает румянец на бледных щеках, дрожат ресницы и наливаются краской губы.
Она не знала, сколько времени прошло, пока жизнь возвращалась в Альберта. Но он не открывал глаз, хоть и выглядел как человек, который вот-вот готов проснуться.
— Кровь! — прохрипела одна из этих женщин.
— Королева! — просипела вторая.
— Пролей Британии на горе! — зарыдала третья.
Виктория не вдумывалась в их слова — только услышала, что нужна кровь, и не раздумывала долго. Что значит капля королевской крови по сравнению с жизнью такого человека, как принц Альберт? Недолго думая, Виктория расстегнула камею и уколола себя застежкой. Кровь выступила на кончике пальца красной каплей, и Виктория, повинуясь какому-то особенному наитию, сначала приложила палец к своим губам, а потом, склонившись над гробом, запечатлела на губах возлюбленного поцелуй.
Веки Альберта задрожали, и глаза открылись — его невозможно прекрасные глаза! Виктория уже отчаялась увидеть их вновь, потому могла только безмолвно смотреть и любоваться.
— Где я? — растерянно спросил Альберт, оглядываясь по сторонам. — Почему я.. в гробу? Я— в гробу? Кто вы такая?
Виктория растерянно коснулась его руки.
— Я Виктория, королева Британской Империи. А ты — принц Альберт, мой...
— Нет! — воскликнул пораженно Альберт. — Королева Виктория — совсем юная девушка. Меня обещали представить ей на приеме по случаю ее дня рождения. Это произойдет не раньше чем через два дня.
— Ох, Альберт! — Виктория прижала руки к лицу, не зная, смеяться ей или плакать.
Альберт — ее прекрасный муж, ее верный возлюбленный — вернулся, но душа его помолодела, и он помнил лишь те события своей жизни, что предшествовали знакомству с ней.
— Тот праздник был почти полвека назад, — прошептала Виктория. — Но я помогу тебе вспомнить всю твою жизнь. Меня. Наших детей. Твой народ, что так предан тебе, Альберт. Пойдем. Пойдем, здесь слишком темно и холодно.
Она помогла Альберту выбраться из тяжелого неудобного гроба и, бережно поддерживая под руку, подвела к лестнице. Альберт шел тяжело, словно руки и ноги только начинали привыкать к движению. Но Виктория видела, что с каждым шагом ей становится легче.
Слуги открыли перед ней дверь. Виктория и Альберт вышли в коридор, и в сердце Виктории впервые за долгие месяцы расцвели весенние цветы.
— Этой ночью... — прошептала ей вслед одна из этих женщин.
— Без ошибки! — проскрипела вторая.
— А иначе горе, горе, горе Британии! — прокричала третья.
Виктория, слыша это, лишь улыбнулась.
Принц Альберт, удивленно рассматривал коридоры, по которым она вела его, портреты, на которых был запечатлен, несомненно, он сам, а потом повернул голову и спросил:
— Я правда твой единственный муж?
Виктория остановилась и встала напротив него, держа его руки в своих. По спине у нее пробежал ледяной холодок. Виктория сбросила его одним движением плеч и сказала со всей нерастраченной, сохраненной лишь для него одного нежностью:
— Правда, принц Альберт. Ты — мой единственный муж.