Записки маньяка

Запись шестая. 8 декабря 1933 года.

Всему есть предел. Всему есть конец. Все, что имеет свойство определенности, все, что возможно рассчитать и подвести под цифры, имеет свой конец. Вселенная, Мир, человек... Вероятно, вычислив формулу душевного вещества, я развею миф о его «бессмертии», потому что все имеет конечную точку. 

 Мои выводы по поводу дефицита душевного вещества в условиях изоляции подтверждались все активнее с каждым днем. И чем сильнее я пытался ограничить их в питании как для физического тела, так и для души, тем серьезнее это на них сказывалось. Выражения, при помощи которых они общались, оказывались все примитивнее с каждым разом. Наслышанный об удивительных способностях людей выживать в одиночку на необитаемых островах, я откровенно терялся. Мои подопытные были либо крайне слабы, либо на них влияло состояние шока, проявляющееся от наблюдений за смертью других, их сумасшествием. 

 Еще одно более вероятное предположение заключается в том, что даже на необитаемом острове строящий свою жизнь человек получает о мире хоть какую-то информацию. Природа имеет свойство меняться, в ней ничто не стоит на месте. Это и позволяет человеку активировать мозг. Стены подвала, изолированные даже от внешних звуков — не меняются. Я еще позволял себе осуществлять перемены во внешней среде, подкидывая пропитание, но потом даже мой еженедельный ритуал перестал приносить для них что-то новое. На начальном этапе еще проявлялись попытки к бегству, что способствовало развитию мозговой и, как следствие, душевной активности. Не реализовавшись ранее, сейчас они потеряли свою актуальность, ведь организмы подопытных оказались ослаблены в максимальной степени. Как итог эксперимента, моя гипотеза о дефиците (или избытке) душевного вещества подтверждалась. Предполагаемое поведение подопытных совпадало с реальным. Если присовокупить к этому опыты с лишением органов чувств, то можно сделать очевидный вывод о том, что для гармоничного развития душевного вещества в человеке, для его созревания (как полноценного семечка внутри плода) информация — основной фактор. Пока человек воспринимает, осознает, думает, сомневается — он ищет себя в мире, он развивается, а вместе с ним укрепляются связи в молекулах душевного вещества, делая его более устойчивым к меняющейся атмосфере. 

 Касаясь моего эксперимента, наиболее устойчивой оказалась девушка Эйми. Так уж вышло, что из-за разлагающегося трупа внутри подвала скончался не только юный мальчик, но и женщина Сэнди, получившая, похоже, заражение крови. Оставшиеся подопытные подходили к состоянию агонии. Пара Мэтью и Карен, например, все чаще сношались друг с другом, хотя по сути общая ослабленность организма не может позволить проявиться столь яростному желанию полового контакта. Создавалось впечатление, будто они сознательно доводили себя до истощения, что говорит об первых признаках сумасшествия. Впрочем, признаки душевной болезни у всех были налицо: неожиданность в реакции, обострение органов чувств наряду с длительными приступами полной апатии, когда подопытные почти не двигались. Отличалась только Эйми, больше напоминавшая притаившегося хищника. Лишь иногда она «пользовалась» Мэтью. Именно «пользовалась». За несколько дней до смерти он совсем перестал двигаться, в редких случаях подползал за водой к бочкам, поедал экскременты — не только свои собственные, но и девушек. На его щиколотках и запястьях стали появляться следы глубоких и серьезных царапин. Я ждал, что с минуты на минуту, бедняга, как и Сэнди, скончается от заражения, но он опередил свою естественную участь. Сначала я думал, что его раны — работа проявлявших недюжинную половую агрессию девушек, доводивших парня почти до истощения. Почти. Я так говорю, потому что основной причиной смерти Мэтью послужило проявление недавно вскрытой психоаналитиками аутоагрессии. К сожалению, я не имел доступа к душевному состоянию подопытных и вполне вероятно, что данные проявления у Мэтью наблюдались еще до попадания в условия эксперимента, но все же... Все же, глядя на то, как он грызет собственное запястье, словно куриное крылышко с хрустящей корочкой, я невольно ощутил постыдный для экспериментатора приступ тошноты. Мне стало не по себе еще и потому, что на протяжении целого дня чувствовалась боль в запястье, хотя я нигде не ударялся. Видимо, с воздухом втянул в себя частицу испаренной души Мэтью и потому смог почувствовать боль вместо него. Иначе объяснить подобный феномен я не могу.