My Bully.

Pt. 2

Кажется, Чимину сотрясли мозги. В его голове как будто всё перемешалось. Так не должно быть. Либо он просто странный.

Уже на протяжении месяца каждую ночь ему снится кудрявый черноволосый парень, оставивший на его теле больше всех ссадин и синяков.

Однажды возвращаясь домой, он снова попал под раздачу. А ведь его даже не собирались бить. Их тогда было всего четверо, но бил только один. Тот, что во снах совсем другой: добрый и заботливый. Но это всего лишь игры воспалённого воображения. Чимин сумасшедший, безмозглый, бесчувственный, он позволял бить себя и издеваться. Последний удар был особо жесток: прямо в солнечное сплетение; дыхание сперло, к горлу подкатил ком, а из глаз потекли слёзы, но даже несмотря на это, Пак утер мокрые дорожки испачканным любимым свитером. Ведь мальчики не плачут.

Тогда ему впервые сильно разбили лицо.

После этого он прямиком направился в больницу, ничего не сказав родителям. Ему наложили несколько швов в области глаза, зашили кожу у виска и приложили щипучие пластыри с заживляющей мазью к разбитым местам.

В школе на него смотрели в сожалением, синяки и ссадины выглядели внушающе, все понимали, что такой, как Чимин, не мог ни с кем ввязать в драку, а значит стал чьим-то мальчиком для битья. Раньше никто не придавал этому значения, потому что Пак все тщательно скрывал под одеждой. Но швы ведь ничем не скроешь.

Через несколько дней после случившегося Чимин стоял в коридоре, ожидая звонка на урок. Ему не хотелось находиться в классе всю перемену. Он стоял у окна, в наушниках играла какая-то неизвестная песня, но довольно приятная. Пак чертил что-то в блокноте. Мимо проходили школьники, которые сочувствующе качали головами, приговаривая. Чимину было все равно на них. Он даже не обращал внимания, до тех пор, пока не почувствовал на себе чей-то взгляд, прожигающий, не такой, как у других.

Чонгук с остальными стоял вдалеке. Он был на класс младше, а все его друзья были одноклассниками Пака, поэтому они каждую перемену толпились возле их кабинета.

Чон смотрел прямо на него нечитаемым взглядом, но Чимин не увидел в нем ни капли угрозы или желания переломать хрупкие после болезни кости.

Чимин в то время пытался скрываться от мамы и папы как можно дольше, он изо всех сил старался не показываться им на глаза. Каждый день после школы он запирался в ванной, проводил там все необходимые процедуры, чтобы раны затягивались как можно скорее.

Через две недели сняли швы, из-за шрама глаза стали немного разными. Чимин на это лишь тяжело вздохнул, а добрый врач похлопал по плечу в ободряющем жесте.

На следующий день вечером Пак, оглядываясь по сторонам, шёл в сторону дома. Он крепко держался за ручки рюкзака, словно это спасательный круг или парашют.

Сзади послышались шаркающие шаги.

Он знал их.

Почти неслышные, несмотря на тяжелую грубую обувь. У Чонгука была довольно лёгкая походка. Наверное, потому что он танцевал.

Чимин ускорил шаг, сердце бешено колотилось в груди непонятно от чего, то ли от страха, то ли от глупого предвкушения и вспыхнувших в голове воспоминаний из сна. Чимин больной, раз может думать о таком, идя по темной улице с преследователем сзади.

Но спустя пару минут им овладела самая настоящая паника, у него задрожали руки, а шаги за спиной как будто стали громче. Пак не знал, что ему делать, поэтому остановился как вкопанный. Голос рвался наружу.

– Что ты от меня хочешь?! – он закричал, при этом вжав голову в плечи.

– Хотел удостовериться, что ты в безопасности доберёшься до дома. Уже темно. – Чон говорил об этом как о само собой разумеющемся.

– У тебя точно не все в порядке с головой, – у Чимина голос дрожал, – сначала избиваешь до полуобморочного состояния, а потом до дома провожаешь. Займись своим делом и отстань от меня.

Он побежал вперёд, чтобы поскорее оказаться дома и закрыться в комнате.

После этого Чимин всё чаще стал видеть Чонгука, раньше он замечал его лишь тогда, когда его дружки или он сам бросались на него с кулаками. Но сейчас Чон просто стоял в стороне и смотрел. Смотрел, смотрел и смотрел. Чимин стал замечать, что еговзгляд начал меняться, но он не понимал, что происходит.

Ещё через несколько дней ему приснился мокрый сон. Пак тогда проснулся весь вспотевший и в панике побежал под ледяной душ. Только этого ему не хватало. Кажется, ему снова пора к психологу.

В школе ему было стыдно, как будто все знали о произошедшем. Словно он опозорился перед всеми.

Во время обеда Чонгук обнаружился в их классе. В комнате было пусто, потому что все отправились в столовую или ближайшие магазины, чтобы купить еды.

Чон сидел за партой Чимина. Он смотрел в окно, задумчиво разглядывая плывущие по небу облака.

– Это моё место, – Пак почти что прошептал.

– Ты пришёл, – Чонгук коротко улыбнулся, – я ждал тебя.

– Зачем?

– Я... – Чон посмотрел Чимину прямо в глаза, – хотел извиниться?

– За что?

– За всё.

Паку хотелось бросить что-то вроде: «тогда долго придётся извиняться», но смелости ему никогда в жизни бы не хватило, и он отвёл взгляд.

– Правда. Я сожалею о том, что сделал, – Чонгук говорил так, будто его заставили это сделать.

Он встал, а Чимин снова почувствовал себя загнанным зверем.

Пак не смотрел, ему как будто была интересна поверхность рядом стоящей парты, чем Чон. Но на деле ему просто было страшно.

– Хён, – Чимин вздрогнул.

Его запястий коснулись чужие руки.

– Правда, извини, – Чонгук погладил кожу в еле заметных следах от спичек и сигарет, которые об него тушили обозлённые подростки.

Чимина трясло, от этого тихого «хён», почти интимного шёпота, от тёплого прикосновения к коже, от присутствия предмета его уже мокрых снов.

Он поднял глаза. И очень зря.

Чонгук был слишком близко.

Настолько близко, что их носы столкнулись.

– Прости, хён.

Горячие губы на губах Чимина.

Пак так и не понял, за что извинился Чонгук в этот раз: за то, что делал раньше или за то, что сделал сейчас.