Ром

2

Эд приехал домой, точнее, в дом родителей, в третьем часу ночи, ведь именно здесь была его мастерская. В квартире, которую он купил несколько лет назад, ничего не говорило о его художественном прошлом. А теперь хотелось, снова хотелось запереться одни на один с мольбертом, вдыхать запах красок, чувствовать шершавость деревянных ручек кистей и рисовать, рисовать, рисовать... Он гнал от себя прочь мысль, что это Ромка стал толчком, причиной его вдохновения. Просто совпало, время пришло... Но на холсте выходила только поджарая фигура с чётко очерченными мышцами, узкой талией...

Софья Марковна с утра ходила по дому на цыпочках — Эдичка рисовал. Наконец-то, после стольких лет! Но радость её не была долгой. Уже к обеду сын вышел из мастерской злой, растрёпанный, с тёмными кругами под глазами от бессонной ночи, и безапелляционно заявил матери:

— Я еду к себе.

— Но как же, Эдичка...

Эдичка не дослушал, молча натянул пальто и, громко хлопнув входной дверью, ушёл.

Добравшись до квартиры, Эд не глядя бросил ключи на тумбу в коридоре, разделся на ходу, разбрасывая по пути в спальню вещи, завалился в кровать. Всё не то, опять всё не то, ни одного годного эскиза или наброска, кроме того, который он сделал в художественном классе... Сон не шёл, вместо него мысли переключились на Вайзенберга, выворачивали мозг наизнанку, изводили своей реалистичностью, словно Ромка, превратившись в Суккубуса*, затягивал в сладострастную иллюзию, заставлял руки шарить по холодной простыне в попытках нащупать тело, которого, в принципе, тут быть не могло. Оставался единственный способ отключить голову — напиться.

Как назло, первой бутылкой в домашнем баре, попавшейся Эду на глаза, стал ром. Усмехнулся такой шутке судьбы, щедро плеснул напиток в бокал, кинул пару кубиков льда и приготовился расслабляться. Ром искрился в бокале светлым золотом, напоминая Колину о гладкой коже студента. Напиток пах деревом и карамелью. Интересно, а как пахнет Ромка? Ром обжигал язык алкогольной крепостью, которую хотелось заесть подтаявшим горьким шоколадом, на который так похожи Ромкины глаза. Пищевод и желудок загорелись, раздавая тепло всему телу, как Ромкины руки... Ром, ром, Рома... Эд застонал и сполз спиной по дивану, жмуря глаза до разноцветных кругов под веками...

Ромке пришлось через силу заставлять себя идти в университет после выходных. И только угроза получить недопуск к экзаменам из-за пропусков мешала ему свалить в какую-нибудь тёплую страну на месяц, восстановить нервы и выкинуть из головы Колина, который всколыхнул глубоко спрятанную юношескую влюблённость. Тот преследовал его не хуже дементора, пока что только во снах и мыслях, грозя высосать душу до конца, от которой и так после "эксперимента" в художественном классе остались одни ошмётки. Ведь Ромка повёлся, реально повёлся на препода, залипал от одного его имени, постоянно вспоминал запах кожи Эда, её вкус, как тот дрожал под его пальцами... Но ведь это всё утопия. На кой он, гей, сдался этому натуралу? Колин сам сказал, что Ромка нужен ему в качестве подопытной крысы, которую к тому же нужно было наказать за провинность. Ромка даже по университетским коридорам старался передвигаться мелкими перебежками, озираясь на все углы, как больной с манией преследования.