Грозовой перевал

20 глава

Опасаясь, как бы Хитклиф не исполнил свою угрозу, мистер Линтон поручил мне с утра отправить мальчика к отцу на лошадке мисс Кэтрин.
— И так как впредь, — сказал он, — нам не придется оказывать на его судьбу никакого влияния, ни доброго, ни дурного, не говорите моей дочери, куда он уехал. Отныне она не может общаться с ним; а чтоб она не волновалась и не рвалась навестить Перевал, лучше ей и не знать, что брат живет поблизости. Скажите ей только, что его отец неожиданно прислал за ним и мальчику пришлось от нас уехать.
Линтону не хотелось вставать, когда его разбудили в пять утра, и он удивился, услыхав, что нужно опять собираться в путь. Но чтоб утешить его, я объяснила, что ему предстоит провести некоторое время со своим отцом, мистером Хитклифом, которому так не терпится скорее увидеть сына, что он не пожелал отложить это удовольствие до тех пор, когда тот хорошенько отдохнет с дороги.
— С отцом? — смутился мальчик. — Мама никогда не говорила, что у меня есть отец. Где он живет? Я лучше останусь у дяди.
— Он живет неподалеку от Мызы, — ответила я, — сразу за теми холмами. Расстояние тут небольшое, когда вы окрепнете, вы сможете приходить сюда пешком. И вы должны радоваться, что едете домой и увидите отца. Старайтесь его полюбить, как вы любили вашу мать, тогда и он вас полюбит.
— Но почему я о нем не слышал раньше? — спросил Линтон. — Почему они с мамой не жили вместе, как живут другие?
— Дела задерживали его на севере, — ответила я, — а вашей матери по слабости здоровья нужно было жить на юге.
— Но почему мама не рассказывала мне о нем? — настаивал мальчик. — Она часто говорила о дяде, и я давно привык его любить. Как мне любить папу? Я его не знаю.
— Эх, все дети любят своих родителей, — сказала я. — Может быть, ваша мать боялась, что вы станете проситься к нему, если она будет часто о нем говорить. Но вставайте живей: проехаться спозаранку верхом в такое прекрасное утро куда приятней, чем поспать лишний часок.
— И она с нами поедет? — спросил он. — Та девочка, которую я видел вчера?
— Сегодня нет, — ответила я.
— А дядя? — продолжал он.
— Нет. Вам придется поехать со мной, — сказала я.
Линтон опять откинулся на подушку и в раздумье насупил брови.
— Я не поеду без дяди, — объявил он наконец. — Почем я знаю, куда вы надумали меня отвезти?
Я уговаривала, пеняла ему, что это дурно с его стороны не радоваться встрече с отцом. Но он упрямо не желал одеваться, и мне пришлось призвать на помощь моего господина, чтоб выманить Линтона из кровати. Наконец бедный мальчик встал после лживых наших уверений, что его отсылают ненадолго, что мистер Эдгар и Кэти будут навещать его — и разных других посулов, таких же вздорных, которые я измышляла и повторяла ему потом всю дорогу. Чистый воздух и запах вереска, яркое солнце и резвый бег Минни вскоре развеселили его. Он стал расспрашивать о своем новом доме и его обитателях все с большим любопытством и живостью.
— Грозовой Перевал такое же приятное место, как Скворцы? — спросил он и оглянулся в последний раз на долину, откуда поднимался легкий туман и кудрявым облаком стелился по синему краю неба.
— Дом не утопает в зелени, как наш, — ответила я, — и не такой большой, но оттуда открывается прекрасный вид на всю округу. И воздух там здоровее для вас — чище и суше. Здание, пожалуй, покажется вам поначалу старым и мрачным, но это почтенный дом: второй после Мызы в этих местах. И вы с удовольствием будете гулять по полям. Гэртон Эрншо — он тоже двоюродный брат мисс Кэти, а значит, и вам сродни — будет водить вас по самым чудесным местам. В хорошую погоду вам можно будет взять книгу и заниматься где-нибудь под деревьями. И время от времени ваш дядя будет брать вас с собой на прогулку: он часто ходит в горы.
— А каков из себя мой отец? — спросил он. — Такой же молодой и красивый, как дядя?
— Такой же молодой, — сказала я, — но глаза и волосы у него черные; он более суров на вид, выше ростом и плотнее. Поначалу он, может быть, не покажется вам таким добрым и любезным, потому что он другого склада. Все же я вам советую, будьте с ним искренни и сердечны, и он, конечно, станет любить вас, как ни один дядя на свете. Ведь вы его родной сын.
— Черные глаза и волосы! — повторил раздумчиво Линтон. — Я не могу себе его представить. Значит, я не похож на него, нет?
— Не очень, — ответила я. «Ни капельки!» — подумала я, глядя с сожалением на слишком белую кожу и тонкий стан моего спутника, на его большие томные глаза — глаза его матери, с той лишь разницей, что не было в них искристого огня, если только они не загорались вдруг обидой.
— Как странно, что он никогда не приезжал навестить меня и маму! — пробормотал Линтон. — Он видел меня когда-нибудь? Если да, то, верно, совсем маленьким. Я его не помню.
— Что ж вы хотите, мистер Линтон, — сказала я, — триста миль — это большое расстояние. А десять лет не кажутся взрослому таким длинным сроком, как вам. Возможно, мистер Хитклиф из лета в лето собирался съездить к вам, но все не представлялось удобного случая, а теперь уж поздно. Не докучайте ему вопросами об этом предмете: только расстроите его понапрасну.
Мальчик ушел в свои мысли и молчал до конца пути, пока мы не остановились перед воротами сада. Я следила за его лицом, чтобы уловить, какое будет впечатление. Он важно и внимательно оглядел лепной фронтон и частые переплеты окон, редкие кусты крыжовника, искривленные елки, потом покачал головой: втайне он не одобрил наружный вид своего нового жилища. Но у него хватило рассудительности повременить с осуждением: еще могло вознаградить то, что его ждало в самом доме. Он не успел сойти с седла, как я уже пошла и открыла дверь. Был седьмой час; в доме только что позавтракали, ключница убирала со стола. Джозеф стоял возле кресла своего хозяина и рассказывал что-то про хромую лошадь, а Гэртон собирался на покос.
— Здравствуй, Нел! — сказал мистер Хитклиф, увидев меня. — Я боялся, что мне придется самому идти за своею собственностью. Ты ее доставила, да? Посмотрим, можно ли сделать из нее что-нибудь толковое.
Он встал и подошел к дверям; Гэртон и Джозеф остановились за его спиной, разинув рты. Бедный Линтон испуганно переводил глаза с одного на другого.
— Ясное дело! — сказал Джозеф, с важным видом рассматривая мальчика. — Вас надули, хозяин: это девчонка!
Хитклиф, смерив сына таким взглядом, что того охватила оторопь, презрительно рассмеялся.
— Бог ты мой, какая красота! Какое прелестное милое создание! — воскликнул он. — Его, верно, вскормили на слизняках и кислом молоке, Нелли? Ох, пропади моя душа! Он еще хуже, чем я ожидал, а я, видит черт, не из оптимистов!
Я попросила дрожавшего и ошеломленного мальчика спрыгнуть с седла и войти. Он не совсем понял, что означали слова отца и к нему ли они относились. Да он и не был еще вполне уверен, что угрюмый насмехающийся незнакомец — его отец. Но он в трепете прижался ко мне, а когда мистер Хитклиф снова сел и сказал ему: «Поди сюда!» — он уткнулся лицом в мое плечо и заплакал.
— Ну, ну, нечего! — сказал Хитклиф и, протянув руку, грубо приволок его к себе, зажал между колен и поднял ему голову за подбородок. — Что за чушь! Мы не собираемся обижать тебя, Линтон, — ведь так тебя зовут? Ты сын своей матери, весь в нее! Где же в тебе хоть что-то от меня, пискливый цыпленок?
Он снял с мальчика шапку и откинул с его лба густые льняные кудри, ощупал его тонкие руки от плеча до кисти, маленькие пальчики; и Линтон, пока шел этот осмотр, перестал плакать и поднял большие синие глаза, чтоб самому разглядеть того, кто его разглядывал.
— Ты меня знаешь? — спросил Хитклиф, убедившись, что все члены этого тела одинаково хрупки и слабы.
— Нет, — сказал Линтон с бессмысленным страхом в глазах.
— Но ты, конечно, слышал обо мне?
— Нет, — повторил он.
— Нет? Какой стыд, что мать не внушила своему сыну уважения к отцу! Так я скажу тебе: ты мой сын, а твоя мать — бесстыжая дрянь, раз она оставляла тебя в неведении о том, какой у тебя отец. Нечего ежиться и краснеть! Хоть это кое-чего и стоит — видеть, что кровь у тебя не белая. Будь хорошим парнем, и тебе со мной будет неплохо. Нелли, если ты устала, можешь посидеть; если нет, ступай домой. Я понимаю, ты собираешься дать на Мызе полный отчет обо всем, что ты слышала и видела у нас. Но пока ты тут мешкаешь, дело улажено не будет.
— Хорошо, — ответила я. — Надеюсь, вы будете добры к мальчику, мистер Хитклиф, или он недолго пробудет с вами. Не забывайте, он у вас единственное родное существо на свете — другой родни, если и есть она у вас, вы никогда не узнаете.
— Я буду к нему очень добр, не бойтесь, — сказал он со смехом. — Только уж пусть никто другой не будет к нему добр: я ревнив и хочу всецело властвовать над его чувствами. А чтобы он сразу же ощутил мою доброту, Джозеф, принеси мальчику чего-нибудь на завтрак. Гэртон, чертов теленок, марш на работу! Да, Нел, — добавил он, когда те удалились, — мой сын — будущий хозяин вашей Мызы, и я не хочу, чтоб он помер раньше, чем я закреплю за собой право наследства. К тому же он мой: я хочу торжествовать, увидев моего отпрыска законным владельцем их поместий. Их дети будут наниматься к моему сыну обрабатывать за поденную плату землю своих отцов. Вот единственное побуждение, из-за которого я готов терпеть около себя этого щенка; я его презираю за то, каков он есть, и ненавижу его за те воспоминания, которые он оживляет! Побуждение единственное, но достаточное; мальчишке у меня ничего не грозит, и уход за ним будет такой же заботливый, каким твой господин окружил свою дочь. У меня приготовлена комната наверху, обставленная для него в наилучшем вкусе. И я нанял преподавателя ходить сюда три раза в неделю за двадцать миль, учить мальчишку всему, чему он только захочет учиться. Гэртону я приказал слушаться его. В самом деле, я все наладил, имея в виду сделать из него джентльмена, человека, стоящего выше тех, с кем он должен будет общаться. Но я сожалею, что он так мало заслуживает моих стараний. Если я ждал чего-то от судьбы, то лишь одного: найти в своем сыне достойный предмет для гордости, — а этот жалкий плакса с лицом, точно сыворотка, горько меня разочаровал.
Он еще не договорил, когда вернулся Джозеф с миской овсяной каши на молоке и поставил ее перед Линтоном, который брезгливо заерзал, глядя на простое деревенское блюдо, и заявил, что не может этого есть. Я видела, что старый слуга в большой мере разделяет презрение своего хозяина к ребенку, хоть и вынужден хоронить свои чувства в душе, потому что Хитклиф требовал от подчиненных почтения к своему сыну.
— Не можете этого есть? — повторил он, глядя Линтону в лицо и понизив голос до шепота из страха, что его подслушают. — Но мастер Гэртон, когда был маленьким, не ел ничего другого, а что тоже было для него, то, мне думается, тоже и для вас!
— Я не стану этого есть! — возразил с раздражением Линтон. — Уберите.
Джозеф в негодовании схватил миску и принес ее нам.
— Что же это, скажете, тухлое, что ли? — спросил он, ткнув миску Хитклифу под нос.
— Почему тухлое? — сказал Хитклиф.
— Да вот, — ответил Джозеф, — наш неженка говорит, что не может этого есть. Все, скажу я, идет, как по писаному! Его мать была такая же — мы все были, поди, слишком грязны, чтобы сеять пшеницу на хлеб для нее.
— Не упоминай при мне о его матери, — сказал сердито хозяин. — Дай ему что-нибудь такое, что он может есть, вот и все. Чем его обычно кормили, Нел?
Я посоветовала напоить мальчика кипяченым молоком или чаем, и ключнице велено было приготовить что нужно. Вот и хорошо, раздумывала я, эгоизм отца, пожалуй, пойдет сыну на пользу. Хитклиф видит, что мальчик хрупкого сложения, значит, надобно обращаться с ним сносно. Мистер Эдгар успокоится, когда я ему сообщу, какой поворот приняла прихоть Хитклифа. И, не найдя предлога оставаться дольше, я потихоньку ушла, покуда Линтон был занят тем, что боязливо отклонял дружелюбное заигрывание одной из овчарок. Но он слишком был настороже, и мне не удалось обмануть его: едва притворив за собою дверь, я услышала всхлипывание и отчаянный, настойчивый крик:
— Не уходите от меня! Я тут не останусь! Не останусь!
Затем поднялась и упала задвижка: Линтону не дали убежать. Я вскочила на Минни и пустила ее рысцой. На этом кончилась моя недолгая опека.