Энола Холмс и Маркиз в мышеловке

Глава первая

Хотелось бы знать, почему мама выбрала для меня имя Энола, значение которого — «одна, одинокая» [Англ. Alone. Имя героини по-английски пишется Enola.]. Ей всегда нравились — а может, нравятся и до сих пор — загадки, и она, вероятно, что-то хотела этим сказать или предсказать, хотя тогда папа был еще жив.
Чуть ли не каждый день при любом удобном случае она замечала:
— Ты и одна прекрасно справишься, Энола.
С этими словами она беспечно уходила гулять в поле, захватив с собой альбом, кисти и акварельные краски. И на мой четырнадцатый день рождения она действительно оставила меня одну — тем июльским вечером она не вернулась домой, в Фернделл-холл.
Сначала меня это не особенно встревожило, и я спокойно отправилась праздновать вместе с дворецким Лэйном и его женой, кухаркой. Мы с мамой всегда сердечно здоровались при встрече, но не интересовались заботами друг друга. Я предположила, что у нее возникли срочные дела и она поручила миссис Лэйн передать мне несколько свертков за ужином.
Вот список подарков от мамы:
  набор для рисования: бумага, графитовые карандаши, перочинный ножик для заточки, индийская стирательная резинка — все аккуратно уложено в плоскую деревянную коробку, которая на поверку оказалась раскладным мольбертом;
увесистый том под названием «Тайный язык цветов, а также вееров, носовых платков, сургучных печатей и марок»;
тонкая брошюра с шифрами.

Мама всегда поощряла мой интерес к рисованию, хотя особым талантом я не обладала. Она знала, что мне нравится делать карандашные наброски и читать книги на любую тематику, но вот к шифрам я интереса не испытывала. Однако эту брошюрку она явно сделала своими руками: сама сложила листы, сшила их вместе и украсила изящными акварельными бутонами.
Очевидно, мама долго ее мастерила. «Значит, я ей небезразлична» — эти слова я повторила про себя несколько раз за вечер, стараясь саму себя в этом убедить.
Я понятия не имела, куда она ушла, но не сомневалась, что рано или поздно мама вернется домой или хотя бы пришлет записку. Спать я легла со спокойной душой.
Следующим утром на мой вопрос мистер Лэйн покачал головой. Нет, хозяйка не вернулась. Нет, никаких писем от нее не было.
Пасмурное небо и ливень за окном полностью отвечали моему настроению, а оно ухудшалось с каждой минутой.
После завтрака я ушла к себе в комнату, в свое чудесное укрытие, где шкаф для одежды, туалетный столик, комод и все остальное было выкрашено в голубой и розовый цвета с узором из букетиков по краям. Такую простую и дешевую мебель называли «деревенской» и ставили только в детских, а мне она очень нравилась. Обычно.
Не сегодня.
Я больше не могла оставаться в доме; я не находила себе места и присела лишь затем, чтобы натянуть галоши поверх сапожек. А поверх рубашки и бриджей — удобной одежды, которая осталась мне от старших братьев, — накинула непромокаемый плащ. В таком резиновом виде я с топотом спустилась на первый этаж и взяла зонт с подставки в прихожей. На улицу я вышла через кухню, бросив миссис Лэйн на прощание:
— Я пойду прогуляюсь.
Забавно; чуть ли не каждый день я говорила ей одно и то же, сама не зная, зачем и куда иду и что надеюсь найти. Я залезала на деревья, выискивала там желто-коричневые ракушки улиток, орехи, птичьи гнезда. В гнезде сороки я высматривала пуговицы от сапожек, блестящие ленты, чужие потерянные сережки. И делала вид, будто ищу нечто ценное...
На этот раз притворяться не приходилось.
Миссис Лэйн тоже поняла, что это не обычная прогулка. Она всегда спрашивала: «А где ваша шляпа, мисс Энола?» — потому что я не носила шляпы. А в то утро кухарка промолчала.
Я отправилась на поиски матери.
И всерьез полагала, что сумею ее отыскать.
Когда за мной закрылась дверь кухни, я принялась рыскать по двору, словно бигль на охоте. Вчера в честь дня рождения мне разрешили понежиться утром в постели, и я не застала маму до того, как она ушла. Но ей всегда нравилось гулять в поле и часами рисовать растения и цветы, а значит, в первую очередь надо было проверить территорию поместья.
Мама предпочитала не вмешиваться в дела природы. Поэтому наш цветник больше походил на дикие заросли, лужайки наводняли кусты ежевики и дрока, деревья оплетали лозы винограда и плюща. А сегодня серое небо еще и обрушивало на эти джунгли потоки воды.
Реджинальд, старый пес породы колли, преданно трусил за мной, пока ему не наскучила прогулка под дождем и он не отправился искать укрытие от плохой погоды. Разумный поступок. Мне бы последовать его примеру, ведь я промокла до нитки, — но нет. Мои шаги все ускорялись в такт тревожному сердцебиению, и ужас подгонял меня, словно плетка. Вдруг мама лежит где-нибудь в лесу или в поле — одна, раненая, или больная, или... Все-таки она уже немолода, и сердце могло ее подвести. Возможно... Нет, напрямую об этом сказать не хватает сил. К тому же есть и более красивые выражения. Дожила свой век. Ушла из жизни. Вознеслась на небеса. Воссоединилась с мужем.
Нет. Только не это. Пожалуйста!
Казалось бы, меня не должно было задеть ее исчезновение, раз уж мы с мамой никогда не были близки. Но нет, совсем наоборот: я считала себя ответственной за любое несчастье, которое могло с ней произойти, и на душе у меня кошки скребли. Мать родила меня в непозволительно преклонном возрасте, я стала обузой, причиной скандалов и всегда ощущала свою вину за все, за то, что дышу. И надеялась это исправить, когда вырасту. Каким-то волшебным образом пролить на свою жизнь яркий свет, который прогонит тени позора.