Мой город превратился в лес

2.

Пламя разгоралось жарче, народу вокруг собиралось все больше. В этот раз к Костру пришли не только литовские ведьмы, казалось, вся Прибалтика собралась на пиршество и танцы. Обещалось что-то воистину эпичное. Ведьмы были готовы и ожидали гостей.
К Костру приближалось одиннадцать человек.

***
Мы почувствовали запах ещё до того, как увидели сам костёр.
Они танцевали вокруг, их было так много, они так активно двигались, что, несмотря на сырой промозглый воздух, быстро стало очень жарко.
По карте это была самая высокая точка Ведьминой горы. Пологий холм, который круто обрывался в непроглядную чащу. На холме стояли огромные деревянные ворота без створок, через которые можно пройти к кривому и косому черту и положить ему монетку в рот. Кто-то умудрялся эту монетку даже между деревянных зубов засунуть.
Рядом с воротами вилось пламя выше человеческого роста. Его было еле видно за телами — они все танцевали. Я не уверена, что это были люди. Люди, даже хорошо обученные, не могут так извиваться, изгибаться. У них не может быть настолько длинных рук. У людей не бывает рогов. Я точно знала, что это были настоящие рога, не ободки, не маски. Ободки бы давно слетели, а маску можно было зацепить в диком танце.
Их было очень много, но на нас никто не обратил внимание, когда мы подошли ближе.
Круг становился шире и в какой-то момент мы оказались в кольце танцующих тел. Костёр грел, но не обжигал, через него пробегали, проходили, иногда прыгали. И пели, очень много пели.
— Привет, как тебя зовут? — ко мне подлетела запыхавшаяся девушка с длинной растрепанной косой. Я даже опешила и не ответила на вопрос. — Идём с нами танцевать!
Меня схватили за руку и увели в круг.
Они танцевали солнцу и по солнцу. Пели ему гимны и ждали хороший урожай. Я не помню такой праздник у нас, но совсем не против была отметить его здесь.
Холодным днем на Ведьминой горе было очень жарко.
— Как тебя зовут?
Я снова услышала этот вопрос. На этот раз его задавали не мне.
— Тамара.
Её имя гулким эхом разнеслось по горе, танцующие радостно завопили и потащили Тамару  во второй круг. Я не обратила внимание, как наш хоровод разделился: в первом стало не протолкнуться. Теперь вокруг костра танцевали по солнцу и против солнца. Внутренний круг завораживал своим синхронным танцем. Во внешнем кто-то из наших иногда да спотыкался.
— А тебя как зовут? — пели рядом другой моей знакомой. — Идём, мы научим тебя танцевать.
— Лана, — отвечала та и тоже заходила во внутренний круг и больше не спотыкалась.
Следующей была Жанна, она споткнулась, упала и сказала, что больше не хочет танцевать. Тогда девушка с рогатой прической наклонилась к её уху, что-то сказала и увела во внутренний круг. У Жанны словно открылось второе дыхание. Славу постигла та же участь. Как и всех остальных. А я так и не ответила на этот вопрос. Я не любила своё имя и все время пыталась придумать какой-нибудь звучный псевдоним.
А ещё, я начала бояться, что мне зададут вопрос снова. Но этого пока что не происходило.
Из нашей компании я единственная осталась во внешнем круге, все остальные носились как угорелые против солнца. Круг за кругом, кругом за кругом.
А потом хоровод распался и танцующие превратились в одно бурлящее море.

***
Новые приходят каждый год. Потерянные, сбитые с толку, живущие не своей жизнью, а вынужденные проживать то, что другие выбрали для них. Эти новые всегда готовы погрузиться в танец на горе. Ещё никто не приходил к Костру, имея за плечами то, что жалко оставлять. И эта компания была не исключение.
Статуя наблюдала за ними, катая на языке тёплую монетку: кто-то уже успел загадать желание, потратив пять центов. Желание исполнилось в ту же минуту и забылось. Радости его детей не было конца. Сейчас закончится танец, их всех отпустят, но они больше никогда отсюда не уйдут.
По дороге поднимались деревянные люди. В эту ночь им разрешено было присоединиться к празднику у Костра, а не только развлекать туристов, изображая полусгнившие скульптуры. Люди танцевали со всеми.
Только одна не нравилась черту в этой гармонии тел. Одна, сопротивляющаяся, желающая остаться собой, цепляющаяся за свою жизнь и свои мечты, как цепляется маленькое насекомое, не желающее падать в огонь. Её трагедия в том, что она уже была в круге.

***
Танец оборвался так же внезапно, как и начался. Вот мы носились, орали вместе со всеми песни. А теперь сидим на скамейке у выхода из лесопарка и тупим на едва пробивающееся через деревья солнце.
Продавщица возле палатки посмотрела на нас, как на привидений.
— Что вы всю ночь там делали? — её голос сильно дрожал, мы устало повернули к ней головы. Женщина быстро исчезла за мешками с сувенирами.
До нас долго доходило, что прошли целые сутки, прежде чем мы вернулись к машинам. Телефоны у всех разрядились и пришлось сидеть в разбитой кофейне возле зарядок, чтобы построить маршрут к нашему следующему пункту.
Возвращаться домой мы решили через эстонскую Нарву. По дороге ещё хотели заглянуть в Юрмалу, но не успевали по времени. Все ужасно хотели спать.
Как мы доехали до Таллина, я не помню. Заселились в какой-то колоповник, проспали ещё сутки, а потом поехали на границу. В голове постоянно гудело, слышались какие-то странные голоса. Но не навязчиво, как это любят в фильмах описывать, а будто на краю сознания. Тихо-тихо что-то пело далеко за спиной, далеко впереди, куда бы я не поворачивала голову.
Граница на Нарве красивая: длинный мост через саму реку и по обе стороны высокие крепости с флагами. Мы стояли два часа на этом мосту, пока подошла наша очередь.
Когда стояли, я слышала, что в реке что-то стонало. И этого чего-то было очень много. Вода будто дышала каждым стоном, доносившимся снизу. Я подняла глаза на крепости: они стояли чёрные, ни намека на движение. Крепости стоны не слышали. А звуки плача не прекращались. В один момент мне показалось, что я вижу тела в реке. Множество изломанных, истерзанных, гниющих тел, которые запутались друг в друге и ревут от безысходности. Я мечтала поскорее пройти границу, чтобы уехать подальше от этой страшной реки, от стонов, тел, вообще от Прибалтики. Я чувствовала настоящее отвращение к тем местам, где мы побывали.
Я была уверена, что сюда я больше никогда не вернусь.