Мой город превратился в лес

5.

Мы шли через лес.
Густой, пахнущий прелой травой, сыростью и смолой. Лес пел, радовался солнцу, радовался новой жизни, которая уже бурлила в нем, выгоняла из-под земли свежие побеги, двигала соками. Лес пел каждому новому дню и новому гостю, который беззаботно гулял по дорожкам, находил ещё совсем юные цветочки и просто дышал.
Нам пел не лес. Нам пело то, что жило в этом лесу. Оно чувствовала нас и приглашало пройти в самую чащу, чтобы познакомиться. И там и остаться.
Мы с котом в ответ приглашали его в наш каменный лес, пусть тоже сходит в гости и если захочет, останется. Оно не хотело.
— Я так и не вспомнила про друзей и родных.
— А они не вспомнили про тебя. И не вспомнят. Про тебя больше никто не вспомнит.
— А если на это повлиять?
— Дерзай, но ты не можешь жить на два мира. Ты не какая-нибудь там столетница.
— Кто?
— Не важно. Ты в любом случае ничего не можешь сделать.
— Я всего лишь хочу, чтобы моя обычная жизнь вернулась. Пусть вся это новая фигня останется. А я хочу снова сидеть в офисе, ругаться с бухгалтерией, ходить в кафе, удивляться человеческой тупости. Хочу, чтобы меня пихнули в метро, чтобы стояли и смотрели, как я прячу мелочь на кассе, а она разбегается. Как же я хочу вернуть себе всю эту мерзкую социальную жизнь.
— Не хочешь. Да даже если бы и хотела, если хоть один человек к тебе обратится, это будет уже прогресс. Сейчас ты для всех все равно, что ветер. Вроде дуешь, а не видно.
Это так было похоже на слова существа об унесённых душах. Я так надеялась, что меня это не коснётся. Что я вернулась домой, немного странная, но вернулась. Это они, назвавшие своё имя, остались там, танцевать дальше под пристальным взглядом деревянного черта, а не я. Я дома.
Только реальность говорила об обратном: меня словно изолировали от всех.
Я решила все-таки попробовать до кого-нибудь достучаться. Ближе всего была лучшая подруга, к ней не надо было добираться в другой город на перекладных.
Подруга не брала трубку, не отвечала в Телеграме, не заходила в ВК, даже ничего не выкладывала в Инстаграме. Пришлось ехать лично. Я полчаса тарабанила в двери, слышала, как завывала с той стороны кошка, слышала шаги человека, с которым общалась  больше десяти лет. Вот только она меня не слышала.
Через полтора часа она сама вышла из квартиры, даже не заметив, что я стояла под дверью. На мой оклик только удивленно подняла голову: решила, что послышалось. Когда я схватила ее за руку, медленно повернулась ко мне. Я видела, как сфокурисовался её взгляд. Только узнавания в нем не было.
— Юль, это же я, — у меня, впервые с возвращения из Клайпеды, дрогнул голос.
— Кто?
— Мы же с тобой дружили, играли, помнишь, как ты списывала у меня? А эти дурацкие жженые тряпки за гаражами? Как они воняли!
— Я помню только одного человека, с которым мы жгли тряпки, и ее нет в живых уже больше пятнадцати лет.
— В смысле? Мы же это делали от силы лет десять назад, когда с тобой только познакомились.
Юля пожала плечами и ушла.
Пятнадцать лет назад я погибла, неудачно упав с гаража. Для Юли я была не закадычной подругой, а страшным воспоминанием из детства, от которого закрываешься всеми силами, но оно все равно тебя рано или поздно находит.
Весь день я ходила разбитая. Почему же мне раньше казалось, что меня не коснулось то, что было вокруг костра? Я же ощущала саму себя, и нормально ощущала. У меня было мое тело, моя душа, мой кот. Не было только моей жизни, получается. Если мои десять попутчиков не заметили, что не вернулись домой и их жизни подменились, то я теперь в этом жила. Я не стала пытаться связаться с мамой или братом. Я не выдержу ещё и их равнодушного взгляда.
В метро на меня никто не обращал внимания, но стоило пнуть человека, он это чувствовал, правда ко мне так и не оборачивался. Никто. Не оборачивался. Не трогал, даже держал дистанцию. Если я занимала свободное место, человек рядом вставал. Он говорил, что очень сильно дует, свищ в форточке. В толпе вокруг меня образовывалось свободное пространство, будто на моем месте был открытый канализационный люк, в который никто не хотел упасть.
Меня метало по городу до позднего вечера, я вернулась домой лишь с последним автобусом, да и тот мне пришлось ловить, потому что водитель собирался проехать мимо.
Дома ждал голодный кот. Существа нигде не оказалось, ведьму я зачем-то весь день проносила с собой и  сейчас достала из рюкзака и оставила в прихожей.
А ночью не было снов. Все мои сны вышли в реальность. Сейчас я особенно остро почувствовала, что осталась совсем одна. Что я больше не смогу позвонить маме, сказать, что я дома. Что не поговорю с бабушкой лишних два часа. А мальчик, который мне так понравился, даже не вспомнит, что мы хотели сходить в кино.
И эта чёрная пустота по имени одиночество накрыла меня с головой. Хотелось выть, кричать, чтобы вернуть назад эти несколько дней, чтобы не ходить на ведьмину гору.
— Никто не вернулся. Одиннадцать человек просто стерлось из жизни, — мой голос звучал глухо в темноте. — Одиннадцать разных судеб, которые влияли на мир, просто растворились.
Да, существо говорило мне, что остаётся фантомная боль, ощущение пустоты. Я видела Юлю, которая больше не была моей подругой. Я попыталась представить, что же получилось у других. Лучше бы я этого не делала. Осознавать, что десятки людей за одну ночь обрели воспоминания, которых у них не должно было быть, оказалось невыносимо.
И я заревела.
Кот скользнул ко мне и пустым пятном улёгся рядом. Он стал ещё больше, что-то среднее между мейн-куном и рысью. И больше не урчал, а тихо подрыкивал.
На этот звук что-то во мне медленно стало раскрываться. Это что-то было чёрное, пустое, покрывающее собой всю боль, которая образовалась от осознания, что меня больше нет в этой жизни.
Я никогда не думала о том, чтобы закончить жизнь искусственно, никогда не хотела наложить на себя руки. До этого момента.
Кто-то заворочался, кот настороженно поднял голову. Два знакомых белесых глаза внимательно смотрели на меня.
— Хочешь назвать своё имя? — спросило существо голосом кота, голос звучал очень неуверенно, словно оно хотело говорить, но очень боялось.
— И ты туда же?!
Моя собственная тьма больше не сидела внутри, не ждала, когда я засну, чтобы разрешить ей действовать. Моя собственная тьма просто встала, встала мной и моим телом. Существо больше не могло говорить голосом кота, потому что кот тоже был частью моей собственной тьмы. И тварь дрогнула, шарахнулась от меня, вытянуло вперёд руку, словно выпрашивало милостыню. В прихожей забормотала ведьма, запахло соленой водой
— Душе нужна душа. Так давай я предложу сотрудничество, — я и тьма были единое целое, и если в явном мире я бы испугалась, спрятала голову, решила, что пусть оно лучше так пронесёт, то сейчас мне терять было нечего. Я больше не часть своего родного мира, я часть хтони. —  Я хорошо поняла, как работает навий мир, и ты тоже преследуешь какие-то свои цели. Я знаю, что ты. Ты падальщик, слабый, безвольный падальщик, который решил, что ему проще всего забрать совсем юную, мечущуюся душу, которая ничего не может сделать. Ты пришёл, потому что сам умираешь, тебе нужна новая душа, чтобы продолжить своё жалкое существование. Решил, что ко мне легко подкатить, приплёл психологию. Что же, ты тоже просчитался в этой своей психологии. Что-то у тебя пошло не по плану, ты слишком затянул свою охоту.
В прихожей скрипело дерево, ведьма бормотала все громче.
Одиннадцать человек приехало в поисках «приключашек» в Прибалтику. Походило по Вильнюсу, навело шороху в Клайпеде, а все остальное произошло только в моей голове. Я так хотела вернуться, что пронесла себя, схлопнула  пространство. Десять из нас растворились в этом мире, отдали свои души тем, кто, как и я теперь, заполняет вечную пустоту в себе. В своей чёрной, искореженной, убитой душе, которая никогда больше не станет такой, какой была раньше.
Существо скрючилось, стало меньше, спряталось от меня за стулом. К существу медленно подходил кот.
— Ты научишь нас охотиться? — кот говорил сам, без вмешательства, без помощи.
Существо медленно кивнуло.
— Ты назовёшь нам своё имя? — продолжал спрашивать кот.
Длинным пальцем существо стало царапать пол. Буква за буквой, он представлялся мне и больше не пытался узнать, как зовут меня. Пять букв, слово, которое и имя, и текст и событие. Теперь он мой. То что от него осталось.
Кот удовлетворённо кивнул.
А моя собственная темнота почувствовала, что немного наполнилась, стала цельнее. Так, наверное, ощущают себя ведьмы, которые слышат имя от новой души. Так ощущал себя кот, когда жрал тех, кто пришёл за нами. Кошки хорошо чувствуют своих хозяев, особенно те, что стали их частью.
Существо стало распадаться, медленно сыпалась его оставшаяся жизнь, растворялась, касаясь пола. А мы с котом смотрели на это с удивительным спокойствием. Я вспомнила про ведьму и пошла в прихожую.
Дверь в мою квартиру была открыта. За ней был виден холм, на котором стоял деревянный черт, он катал языком монетку и скалился в мою сторону.
— Имя, скажи имя, и он тебя не тронет, — шептала ведьма, надеясь, что я боюсь.
Я молча взяла её в руки и переступила через порог.
Когда я возвращалась, чтобы закрыть дверь, черт все еще стоял за моей спиной, а у него во рту вместо монетки лежала ведьма с обглоданными ногами. Деревянная фигура больше не скалилась, в её глазах был ужас. Или мне это всего лишь показалось.

***
Каждый раз, когда новая душа уходит в царство хтони, с огромного дуба падает один маленький листик. Листик летит, желтеет, и, не долетая до земли, рассыпается прахом. С каждым новым упавшим листиком в дубе вырастает один маленький червячок, который начинает точить корни. Эти корни больше напоминают изрытую, кротами землю, корни кровоточат, от чего все вокруг пахнет железом.
Каждый раз, когда одна светлая душа оказывается в ловушке и принимает свою новую форму, в мире становится темнее. Каждый раз, когда навьим  удаётся провернуть своё гадкое дело, большое древо плачет.

***
Я не представляла, что охота может быть настолько интересной. Мне никто не мешал подходить, дышать в ухо, застужать голову, развивать только зарождающуюся простуду, которая потом морально выматывала жертву. Под конец дня я знала пятерых, кто был готов расстаться с душой, потому что реальный мир уже опостылел. На первом человеке моя совесть пыталась протестовать, но быстро была задавлена. Я разве как-то могла на него повлиять?
Вообще, могла, но не хотела. Я же не столетница, как сказала ведьма, чтобы это не значило, я не должна помогать. Пусть сами себе помогут. Себе и моей, разрастающейся с каждым разом все больше, пустоте.
Я стала тем самым пограничным существом, которое радостно подкидывает новые души, не забывая про себя. И сбивает листья с великого древа. Я была тьмой, с которой считались все.
Я первое время ещё переживала, что кто-нибудь вспомнит про мою квартиру, пустующее жилое помещение. Но и её тоже словно не стало. Подменилась складом, от которого давно потеряли ключ. А потом и эти бытовые вопросы перестали волновать меня. Нам с котом больше ничего не было нужно, кроме душ. А потом я решила, что души могут прислуживать.

Первая душа, которую я забрала, была душа подростка, которому уже надоело жить. Он стал моей первой тенью, которая согласна была служить. В один момент их стало сотни. И следующий Костёр загорелся по моей воле.