Heilung [Заморожено(?)]

Часть 2

Воскресенье. Утро

— Димитри, прием, ты слушаешь?

Дима не слушал.

Он дремал с открытыми глазами, уткнувшись взглядом в пустоту — единственную стоящую альтернативу тьме под закрытыми веками. Но теперь, когда его медитацию прервали, недоуменно посмотрел на своего начальника так, словно впервые его видел. А потом еще и по сторонам огляделся с видом лунатика, внезапно проснувшегося на краю крыши.

Лев, так бесцеремонно вырвавший его из глубин внутреннего космоса, сидел напротив и укоризненно качал головой, но на лице его было скорее любопытство, чем осуждение. В цепких узловатых пальцах он держал на весу маленькую расписанную журавлями чашку из какого-то тонкого, невероятно дорогого фарфора — подарок одного из клиентов. На самом дне плескался последний глоток крепчайшего эспрессо.

— Снова витаешь в облаках?

Вопрос остался без ответа: и так все ясно.

Но Лев, конечно, сам виноват: кто ж вызывает сову рано утром, аж в девять часов, в воскресенье. По крайней мере, Дима, сидя в кресле перед столом своего начальника и рассеянно крутя в руках точно такую же чашечку, — правда, в отличии от Льва он свой кофе уже выпил, как только пришел, залпом, не обращая внимания на температуру и вкус, — предпочитал думать, что дело именно в том, что он не выспался. И вообще, безобразие это — в воскресенье работать.

А то, что раньше он вообще дней недели почти не замечал, с головой погружаясь в дела галереи Льва, — ну так это когда было-то? Неделю назад. Считай, вечность, целая жизнь.

— Согласен, сейчас не самый приятный период твоей жизни, но сосредоточься. — Несмотря на напускную строгость, Дима явственно расслышал сочувствие. Которое, впрочем, все равно не слишком тронуло.

— Я в порядке, просто привыкаю к другому ритму жизни. — Жалкое оправдание, но, в конце концов, лучше уж так, чем «мне нужно время, чтобы заново склеить сердце, оставь меня в покое», верно? К тому же, о пресловутом сердце, которое зачем-то непременно требуется склеивать, Лев и так в курсе. — Извини. Повтори, пожалуйста?

Лев несколько секунд пытливо смотрел ему в глаза. Окинул взглядом свой кабинет, на секунду задержал его на летающих в луче еще по-летнему яркого солнца пылинках, и только потом, очевидно, что-то для себя решив, сказал: