о неважном

тебе и себе

Подле всяких неважностей, среди разных странностей — до сих пор выбираю тебя, и среди твоих звезд вижу пламя огня, накручиваю его на висок, пока наше время в часах сыпется сквозь песок; ты не горишь, но время сжигает меня, время, что холод, что сталь, совсем как и страсть твоя. Между нами — огни, только ты их не видишь в упор; сквозь задор моих глаз искры летят и, на полпути угасая, рассыпаются — а ты как думала, кто делает время? — на секунды, минуты, часы; они глубоки, словно море, в них тонуть — ничего не стоит: то мой печальный удел.

В сердце живут цветы — они прорываются через мечи, через острые шпаги жить пытаются. Звезды тоже иногда тяжелы — падают только слабые (да и то, небо их удержать не может): мы со звездами иногда так похожи! И их отражение у тебя в глазах, а я во всех твоих зеркалах отражаюсь рябящей тенью. Я не тень, а ты — все-таки не звезда, ведь звезды — они наверху, а ты здесь, на земле, ты тоже подвластна греху (я не сужу), ты, скорее, прекрасный цветок, как и те, что живут в моей мгле, в моем теле.

Во мне тоже есть тот бунтарский дух, во мне, может быть, — зверя кровь, и этот зверь мне чужой, не родной — он томно дышит и громко сопит, пока спит, его когти заточены остро, я, по правде, его боюсь. Этот зверь во сне говорит, его войско из тьмы тоже спит, но скоро может проснуться. Этот зверь тоже скулит и дрожит, пригвозденный к земле твоей снежной стужей, но неслышно, невидно, он прячет это в себе. И все же я у него учусь, у меня есть мечта — стать сильной, и когда-нибудь я его разбужу — тогда он будет моим питомцем, а вместо него страх уснет. То будет крах, пойду вперекор твоей и моей системы: за революцией следует расцвет, перемены.

Тогда я приму меры, буду стараться: понравлюсь тебе и себе самой. Быть может, я стану другой, но я буду рада себе измененной. Тогда и прорвутся цветы, прорастут, как тебе и себе обещала, — тогда я и мой зверь придем, наконец, домой. А дом где? В твоих, конечно, объятиях.