starry dust of the soul 🔭🌟

Джуд-синоним слова "лето"

-Слушай, мой чердак - сверхсекретное место, и то, что я привел сюда именно тебя делает тебе честь, указывая на мое безграничное доверие, -величественно заявил Джуд, подавая мне одну из тысячи заполненных хламом коробок.
-Звучит неплохо, если только не учитывать тот факт, что позвал ты меня сюда не ради великого дела, а чтобы я тебе старые вещи помог разобрать, -ответил я.
-Ну, знаешь ли, у нас с тобой абсолютно разные представления о “великих делах”, -ворчливо ответил он, -все зависит от восприятия.
Джуд обиженно фыркнул, разочаровываясь в том, что я не смог оценить всей значимости нашего занятия. Мы с ним были знакомы ровно два месяца: мои родители сняли за городом дом у реки, обосновывая это тем, что моему шаткому здоровью категорически необходим свежий воздух, а моему одинокому сердцу - хотя-бы один настоящий друг, которого я получу возможность найти. На самом деле я вовсе не был против: в городе меня абсолютно ничего не держало, более того, я устал от слишком быстрого ритма его жизни: от вечно спешащей невесть-куда толпы и серых, неприемлемых сознанию в своей глубокой тоске домов. Поэтому перспектива сменить обстановку и получить спокойный отдых с чашечкой чая и книгой широко мне улыбалась. Однако, надеясь на умиротворение, я очень сильно ошибался. Однажды вечером я отправился к реке. Погода стояла солнечная, облака отчетливо напоминали путешествующие по небу корабли, в нос бил терпкий запах полевых цветов, голые ноги щекотала сочная молодая трава. Другими словами, обстановка вроде этой в любой душе пробудит благоговение и желание взять в руки любимый том. Итак, я, с Оскаром Уайльдом и пледом в руках, расположился в тени высокой ивы, чьи тонкие и нежные ветви касались самой земли. Я погрузился было в чтение, как кто-то совершенно бесцеремонно приземлился прямо рядом со мной, опрокинув только что налитый в кружку горячий чай. Я с раздражением и негодованием повернул голову и увидел перед собой огромные, словно две полные луны глаза, усыпанный веснушками нос и растрепанные волосы, перепутанные с маленькими листьями, лепестками, и обломками веток.
-Я - Джуд,- незнакомец как ни в чем не бывало пожал мою руку и доброжелательно улыбнулся. Ворот его далеко не новой рубашки был покрыт разноцветными пятнами краски, на футболке красовалась эмблема неизвестной мне группы, а вельветовые штаны перенесли далеко не одну перешивку и перекройку.
-Уильям, - резко ответил я, - слушай, мне сейчас не очень-то хочется...
-Пойдем, Уилл, покажу тебе кое-что, - беззаботно ответил меня юноша поднимаясь с места и ожидая, пока я проделаю тоже самое.
Все мои знакомые хорошо знали о двух вещах, раздражающих меня больше всего на свете: когда меня перебивают, не дав возможности закончить мысль, и когда мое имя сокращают. В тот момент этот самодовольный чудак умудрился проделать и то, и другое одновременно, что в иной раз пробудило бы во мне целую бурю негативных эмоций. Однако в тот раз я не почувствовал ничего такого. То ли из-за хорошего настроения, то ли накаляемый мыслью о том, что у меня может появиться наконец пусть и странный, но всё же друг, я поднялся с места и послушно последовал за моим новоприобретенным знакомым, который с тех пор стал моим неизменным проводником в мир приключений и ярких эмоций. Через несколько дней, проведенных за бесконечными разговорами обо всем на свете и чтением вслух любимых стихов, мне начало отчетливо казаться, что я никого и ничего в мире не знаю так хорошо как этого чудака, и что, вопреки всем законам логики, никто и никогда не знал и не узнает меня лучше чем он. Мы делали всё,  чтобы это лето стало особенным и незабываемым для нас обоих, вслух и молча боясь его окончания. Мы делали всё, и делали это путем воплощения в жизнь самых нелепых и захватывающих идей, приходящих в непричесанную голову Джуда. Он с легкостью мог влезть в мое окно посреди ночи, опрокинув и разбив несколько моих любимых фарфоровых фигурок, и, даже не извинившись и не дав мне надеть пальто, уволокти меня смотреть на звезды и соревноваться, кто больше звезд сумеет соединить в созвездия, или чтобы смастерить лодку для исследования противоположного берега холодной реки, или чтобы испечь яблочный пирог с корицей на кухне, пытаясь не разбудить родителей, для танцев под дурацкие песни, для выслеживания светлячков, для развешивания плакатов, превращения листов бумаги в белых журавлей, словом, для чего угодно. Таким образом он, просто будучи собой и абсолютно о том не подозревая, сделал эти два месяца самыми насыщенными и счастливыми в моей жизни, и накрепко привязал меня к себе тысячью толстых нитей, сплетенных из нашего звонкого смеха, душевных разговоров и безграничного понимания. Это случилось. Я нашел того самого друга, которого мне так не хватало.
Я был безгранично рад каждой минуте проведенной вместе, потому что с этим человеком даже уборка на чердаке казалась захватывающей и увлекательной. Ему об этом говорить я, разумеется, не собирался.
Игнорируя поданную мне коробку, я достал другую из самой глубины огромного пыльного шкафа. В этой коробке, под грудой пустых кассет и сломанных грампластинок, лежало ничто иное как прекрасная, хрупкая, украшенная цветочным орнаментом скрипка.
-Сыграешь что-то ?- обратился я к другу, протягивая найденный инструмент.
-Сомневаюсь что мои умения достаточно хороши,- возразил он,- я не умею играть.
-Да брось, на моих нервах каждый день отменно играешь, а со скрипкой не справишься?- с вызовом продолжил я.
Он снисходительно улыбнулся и осторожно взял смычок и скрипку.
Через несколько мгновений комната погрузилась в веселые, нежные звуки, в изумительную, неповторимую мелодию, полностью захватывающую внимание, не позволяющую отвлечься. Я слушал его прекрасную музыку и невольно прокручивал в голове уходящее лето. Река, на поверхности которой солнце небрежно, в лучших традициях импрессионизма, выводило неясные блики, теплый абрикосовый сок, цитирование Гамлета в шалаше из одеял, отдых на цветочном лугу: когда ты лежишь, позволяя игривому солнцу менять цвет твоей кожи, исписанные неясными линиями и завитками блокноты, лимонный чай, десятки персиковых рассветов и разноцветных закатов, придуманные истории и бесконечные искры в глазах. Джуд, несомненно, сам являл собой лето. Он комбинировал в себе все, что теперь ассоциировалось у меня с летом. Его растрепанные, выгоревшие под солнцем волосы были летом, его желтые рубашки были летом, его краски, смех и книги были летом.  Та самая футболка с до сих пор неизвестной мне группой, синяя зубная щетка, привычка заламывать пальцы, глупые комедии на дисках, улыбка с неровными зубами, отрывки стихов на клочках бумаги - все это было летом, по частям и вместе.
Когда он закончил играть я поаплодировал, и осторожно спросил:
-Эй, Джуд, мы ведь останемся друзьями когда вернемся в город, да?
Джуд загадочно усмехнулся, будто подтверждая мои догадки о том, что когда лето закончиться, он расствориться вместе с ним, как  неотьемлемая его часть.
-Конечно, Уилл, что за вопрос. Не отвлекайся, вон сколько хлама еще нужно разобрать. Если успеем до захода солнца, покажу тебе ящериц с красными спинами. Встретил вчера одну на лугу.
И мы принялись разбирать хлам под Луи  Армстронга, прислушиваясь к доброму, мудрому и величественному дыханию окружающего нас мира. Ничего и никогда я не хотел тогда сильнее, чем поглядеть на ящериц с красными спинами.