t w i n s.

преданность.

Тэхен плавными мазками украшал девственно-чистый холст. Его белые кудри, сильно отросшие за последний месяц, не способные удержаться повязкой, падали на лоб. Из открытого окна ветер трепал его растянутую майку, пробираясь под одежду и лаская теплую кожу.

Парень не заметил, как, увлекшись работой, искусал пухлые губы, кое-где начавшие кровоточить. Его бледные руки, испещренные волнами голубоватых вен, вымазались в переливающейся палитре всевозможных цветов, которые, смешиваясь, образовывали новый, лично им созданный, тэхеновский.

— Лисенок, ты не думал рисовать для широкой публики? — спросил Сокджин, склоняясь над сыном. Тэхен дернулся от неожиданности, едва не перечеркнув кистью свои труды.

— Ой, пап, привет! — заулыбался Тэхен, суя кисть за ухо. Это вошло уже в привычку, порой он даже забывал доставать ее, проходив так весь день. — Я и не заметил, как ты пришел.

— Потому что я, в отличие от некоторых, умею двигаться тихо, — ухмыльнулся старший омега, и принимаясь заправлять чонгукову постель, которую тот даже не удосужился убрать.

— Ты это на отца намекаешь? — хихикнул Тэхен.

Сокджин улыбнулся, пожав плечами. Эти братья были такие разные: Тэхен — аккуратен и чистоплотен, но зачастую рассеян и витающий где-то в своей Галактике, и Чонгук — импульсивный и временами грубый, за что Намджун его часто одергивал. Квартира у них не такая большая для четырех человек, но сыновья кое-как ютятся рядом. Тэхенова часть комнаты убрана, постель бережно заправлена, на тумбе стоят белоснежные лилии, а на полке — многочисленные книги. Чонгук же в этом плане не прихотлив — постель не заправляет, мусор кидает куда глаза глядят, а на полу вечно разбросанные вещи.

— Ну так что, лисенок? Я могу помочь с этим. Договорюсь с начальством, одну-две картины да сможем пропихнуть, — сказал омега, опускаясь на заправленную постель.

— Пап, я не хочу так, — вздохнул Тэхен, бросая короткий взгляд на новую картину. — Во-первых, моя аудитория — это ты и отец, а во-вторых, иногда мне удается продать свои каракули в интернете. Мне пока что хватает. А если я буду сидеть всю жизнь на вашей с отцом шее, свесив ножки, чего я тогда достигну? — меж его густых бровей залегла складка.

— Все с чего-то начинают, малыш, — омега поцеловал сына в выкрашенную макушку, улыбаясь. — Ох, хорошо, если на то твоя воля... Но ты знаешь, что можешь обратиться ко мне.