t w i n s.

неверие.

Тэхену кажется, что он герой высокобюджетного кино. Или как минимум спит.

Вокруг — цветы. Много цветов, собранных в букеты и арки — белых и нежно-розовых, ароматных и пушистых, словно облака. Гости тихо переговариваются между собой, посмеиваются, папа нервно вытягивает шею в поисках сына, разочарованно сопит и вновь увлекается в разговор с Элен.

Тэхен смотрит на Хосока — красивого, статного, солнечного, улыбающегося ярко, как в первую встречу. Переговаривается неслышно со своим другом — Мин Юнги — свидетелем и будущим адвокатом их маленькой семьи. Чимин начинал особенно сильно пинаться, когда этот угрюмый парень стоял рядом с Тэхеном, заставляя того вопросительно хмуриться. «Чимин-и, ну-ка хватит! Папе, между прочим, больно», ругался Тэхен на него.

Отец сел на корточки, с улыбкой поправляя тэхенов — белый — пиджак. Он провел ладонью по чужим налакированным волосам, вниз — по щеке, задерживая отцовское тепло на чужой коже.

— Он пришел? — тихо спросил Тэхен.

— Нет, — так же тихо ответил отец, сжимая тэхеновы ладони. — Не пришел.

Тэхен вяло улыбнулся, но кивнул. Он его больше и не ждал. Под куполом разнесся «Марш Вагнера», заставляя Тэхена нервно теребить края пиджака, а коленки — слабо трястись. Отец приглушенно рассмеялся, целуя сына в горячий лоб.

— Кажется, нам пора. Ты готов? — интересуется отец, заправляя выбившуюся прядь за ухо.

— Мне кажется, что я умру сейчас, — отшучивается Тэхен, поправляя белую лилию на пиджаке. — Но, думаю, готов.

— Если ты готов, то и я тоже, — у отца улыбка грустная, поцелуй в лоб — долгий.

Намджун поднимается, поправляет собственный костюм и толкает инвалидную коляску наружу. Он не видит, но чувствует, как волнуется Тэхен, как трясутся худые коленки и как он неосознанно кладет руку на живот — так спокойнее, надежнее. Вторую руку Тэхен тянет к отцу, и тот сжимает ее в ответ аккуратно, боясь навредить.

Тэхен ловит взглядом, как плачет папа и Элен украдкой вытирает слезы, как улыбается Минхо и даже Юнги слабо дергает уголками губ, заставляя Чимина вновь больно пихаться Тэхену в печень. Но сейчас это было так неважно. Важно — улыбка Хосока, заливающая светом церковь и его слезящиеся от радости глаза. Тэхен и сам плакал, размазывая пудру по лицу.