t w i n s.

мастер и маргарита.

Мастер сошел с ума.

И Тэхен в этом не сомневался. Он любил искусство и хотел жить им, пытался развиваться в разных направлениях — от литературы до написания картин (примитивных, наверное, но Тэхен вкладывал в них свою душу). Однако он никогда не знал о еще одном, неизвестном для многих направлении — боли. Боли по нему, по его телу и по сочащейся мраком душе. По его вырванным волосам и по россыпи гематом на коже. По созвездиям порванных капилляров и по красным полосам вдоль его талии.

Чонгук был истинным мастером в этом направлении. Он бы получил первое место за свои шедевры, если бы его, Тэхена, выставили экспонатом в Лувре, закрыли под стеклянным куполом и повесили табличку «Разбитый Ким Тэхен. Художник: Ким Чонгук».

Но Тэхен молчал. Еле-еле содрал себя, окровавленного и изнасилованного, с пола и даже смог одеться. Вот только идти не смог — лишь ползти на четвереньках, приваливаясь боком к стене и стеная сквозь сжатые зубы. Под аккуратные ногти забилась кровь и грязь, волосы слиплись от кровавой жижи, Тэхен не чувствовал половины лица и мог только ронять соленые слезы на крылечко.

Когда его нашел дедушка, первое, что он сделал — вскрикнул. Тэхен, собравший в себе яркость и красоту, чье лицо светилось лучезарно и совершенно ослепительно красиво, был похож на месиво. Скула заплыла и глаз почти не видел, разбитые губы посинели и мелко дрожали, рассеченный лоб с запекшейся кровью слабо блестел раной в свете фонаря. Дедушка поднял его осторожно на руки, умостил ослабшую голову на своем плече и отнес в дом.

Тот вечер Тэхен помнит урывками. Кажется, были крики бабушки и строгий дедушкин голос, холодные компрессы и болеутоляющие, потом его помыли чьи-то заботливые руки и влага на собственном лице. «Кап-кап-кап». То была не вода и не кровь — слезы, которые прародители лили по нем. Дедушка уложил его бережно на кованую железную кровать и накрыл кремового цвета одеялом, целуя в лоб.

Тэхену хотелось плакать от тупой, режущей, колющей, тянущей и еще много «щей» концентрации боли в разных уголках его тела. Если честно, он даже удивился, почему он не умер там, избитый и истекающий кровью. Лежа в своей теплой постели, умытый и согретый, с обработанными ранами и кучей бинтов на лице (он не помнит точно, но, кажется, нос все-таки пострадал), Тэхен думал лишь об одном — Хосок будет ждать его. Принесет свой полароид, просидит на мягкой траве до наступления темноты и появления светлячков, а после уйдет. Тэхен просто не сможет прийти. Не сможет передать дружелюбное «привет» и попросить лунной морковки. И извиниться перед Хосоком тоже не сможет.