Они прошли под арками Пале-Рояля. Вечер был прохладный, в саду резко пахло землей и весной. Порывистый ветер казался намного теплее ночного воздуха. Клерфэ остановился.
— Не спрашивай. Не проси меня ничего объяснить. Это невозможно.
— Что объяснить?
— Ничего.
— В самом деле ничего? — спросила Лилиан.
— Я тебя люблю.
— Потому, что я не устраиваю тебе сцен?
— Нет, — сказал Клерфэ. — Это было бы ужасно. Я тебя люблю за то, что ты устроила мне совершенно необыкновенную сцену.
— Я вообще не устраиваю сцен, — ответила Лилиан, поднимая узкий меховой воротничок жакета. — Возможно, я бы просто не знала, как за это взяться!
Она стояла перед ним, и теплый ветер перебирал ее волосы. Она показалась ему очень чужой: эту женщину он никогда не знал и уже успел потерять.
— Я люблю тебя, — сказал он еще раз, обнял ее и поцеловал.
Он почувствовал легкий аромат ее волос, похожий на аромат свежих кедровых стружек, и горьковатый запах духов на ее шее. Лилиан не противилась объятиям Клерфэ. Безучастная ко всему, широко раскрыв глаза, она, казалось, прислушивается к шуму ветра.
Потеряв терпение, он встряхнул ее.
— Скажи же что-нибудь! Сделай что-нибудь! Лучше уж прогони меня! Дай мне пощечину! Но не будь как каменное изваяние.
Она выпрямилась, и он отпустил ее.
— Зачем тебя прогонять? — спросила она.
— Значит, ты хочешь, чтобы я остался?
— Сегодня вечером слово «хотеть» кажется мне каким-то чугунным. С ним ничего не поделаешь. Оно слишком ломкое.
Он посмотрел на нее.
— По-моему, все, что ты говоришь, ты действительно думаешь, — сказал Клерфэ, помолчав немного.
Он был поражен.
Она улыбнулась.
— А почему бы и нет? Я ведь уже сказала: все гораздо проще, чем ты считаешь.
Клерфэ молчал. Он не знал, как быть дальше.
— Пойдем, я отвезу тебя в отель, — сказал он наконец.
Она спокойно пошла за ним, спокойно шла рядом с ним. «Что со мной происходит?» — думал он. — Я сбит с толку, и я сержусь на нее и на Лидию Морелли, а ведь мне не на кого сердиться, кроме как на самого себя.
