Время было клейким, как липкая бумага, на которой медленной мучительной смертью умирали мухи. Лилиан раскрывала потрепанные журналы и тупо смотрела в одну точку, а потом снова захлопывала их; она пыталась читать, но не могла. Она вставала, подходила к окну и снова садилась. Комната пропахла страхом; весь тот страх, который люди испытывали в этой комнате, скопился в ней. Лилиан хотела открыть окно, но рев моторов сразу стал громче, и она тут же закрыла его. Немного погодя в комнату вошла женщина с ребенком. Ребенок начал кричать. Женщина расстегнула кофточку и дала ему грудь. Ребенок зачмокал и уснул. Застенчиво улыбнувшись Лилиан, женщина опять застегнула кофточку.
Через несколько минут сестра приоткрыла дверь. Лилиан поднялась, но сестра не обратила на нее внимания; она кивком пригласила женщину с ребенком следовать за ней. Лилиан опять села. Внезапно она прислушалась. Произошла какая-то перемена. Она это чувствовала. Напряженность спала, как будто что-то прекратилось. Лилиан не сразу поняла, в чем дело. Стало тихо, рев моторов замолк. Гонки кончились.
Через четверть часа Лилиан увидела, что к больнице подъехала открытая машина с тренером и двумя механиками. Сестра из приемного покоя привела всех троих в комнату ожидания. Вид у них был подавленный.
— Вы что-нибудь узнали? — спросила Лилиан.
Тренер показал на механика помоложе.
— Он был там, когда его вынимали из машины.
— У него шла кровь горлом, — сказал механик.
— Горлом?
— Да. Похоже было на горловое кровотечение.
— Исключено! Ведь он не был болен!
Лилиан взглянула на механика. Неужели судьба так зло подшутила над ними? Ведь кровь идет горлом при туберкулезе.
— Отчего у Клерфэ могло быть кровотечение? — спросила она.
— Рулем ему придавило грудную клетку, — сказал механик.
Лилиан медленно покачала головой.
— Нет, — сказала она. — Нет!
Тренер направился к двери.
— Пойду посмотрю, где врач.
Было слышно, что между ним и сестрой произошло бурное объяснение. Потом все стихло, и вновь наступила напряженная тишина, прерываемая лишь громким дыханием механиков и жужжанием мух.
Тренер вернулся обратно. Он встал в дверях. На его коричневом от загара лице глаза казались неестественно белыми. Прежде чем заговорить, он несколько раз пошевелил губами.
— Клерфэ умер, — сказал он наконец.
Механики не сводили с него глаз.
— Они сделали ему операцию? — спросил механик помоложе. — Наверное, они сделали ее неправильно.
— Они не делали ему операции. Он умер раньше.
Все трое посмотрели на Лилиан. Она сидела неподвижно.
— Где он? — спросила она, помолчав.
— Они приводят его в порядок.
С большим трудом Лилиан сказала:
— Вы его видели?
Тренер кивнул.
— Где он?
— Лучше вам туда сейчас не ходить, — ответил тренер. — Завтра вы его увидите.
— Кто это сказал? — голос Лилиан был лишен всякого выражения. — Кто это сказал? — повторила она.
— Врач. Вы его не узнаете. Лучше, если вы придете завтра. Мы можем отвезти вас в отель. Лилиан не двигалась с места.
— Почему я его не узнаю?
Тренер помедлил секунду.
— Лицо, — сказал он потом. — Он очень сильно ударился лицом. А руль сдавил ему грудную клетку. Врач считает, что он ничего не почувствовал. Все произошло очень быстро. Он сразу же потерял сознание. А потом так и не пришел в себя... Вы думаете, — сказал он громче, — нам легко? Мы знали его дольше, чем вы.
— Да, — ответила Лилиан. — Вы знали его дольше, чем я.
— Я не то хотел сказать. Я хотел сказать, что когда человек умирает, происходит всегда одно и то же — внезапно его нет. Он больше не говорит. Он еще здесь, но его уже нет. Кто это может постичь? Я хочу сказать, нам тоже нелегко: стоишь и не можешь постичь... Вы меня понимаете?
— Да, я понимаю.
— Пойдемте с нами, — сказал тренер, — мы отвезем вас в отель. На сегодня хватит. А завтра вы его увидите.
— Что я буду делать в отеле? — спросила Лилиан.
Тренер пожал плечами.
— Вызовите врача. Он вам сделает укол. Пусть даст дозу побольше, чтобы вы проспали до утра. Идемте! Здесь вы ничем не поможете. Он умер. Никто из нас теперь ничем не поможет. Когда человек умирает, все кончено, никто ему уже не поможет. — Он подошел к Лилиан и положил ей руку на плечо. — Пойдемте, я все понимаю. О, Мадонна! Я вижу это уже не в первый раз. Но все равно кажется, что в первый.
