Бог Разрушения

Осаму Дазай

Наверное, Чуя думал, что его прокляли. Старуха-судьба бросила на съедение Портовой Мафии и лично Дазаю, полностью сняв с себя ответственность за то, что будет происходить потом. Откупилась и ушла в Небытие.

На самом деле, Дазай думал, что прокляли его. Безобразно подставили, свалив на него недоразумение по имени Чуя. Безбожно сломали устоявшуюся систему, подорвав бомбу в слаженном механизме, который работал без осечек годами.

Так бывает: ты видишь человека и понимаешь, что вот здесь, в эту самую минуту, для тебя разверзнется персональный Ад. Земля треснет пополам, с Неба обрушится святой огонь, и Преисподняя примет тебя в свои благостные объятия.

Чуя был живой, удивительный, откровенный. Красивый, и речь шла не только о внешности, Осаму не повелся бы на такую шелуху. Накахара подкупал своей эмоциональностью, тем, каким настоящим он был и насколько собой он всегда оставался.

Чуя был как глоток свежего воздуха, как та самая жизнь, все грани которой были запечатаны в одном человеке. Потрясающий, искренний до последней капли крови, невероятный. Дазая просто смывало волной восхищения каждый ебанный раз.

И он не имел никакого права прикасаться к этому чуду, пачкать его своими блядскими руками.

Дазай разрушает все, до чего дотрагивается. Иначе не умеет, не научен, да и незачем было. Он — слишком конченный, неправильный, с досадным изъяном, которым не обладают другие, адекватные люди.

Его нельзя подпускать к другим людям. Его надо держать от них на расстоянии пушечного выстрела, посадить на цепь, накачать транквилизаторами и никогда не позволять взаимодействовать с социумом.

Это никогда не было проблемой раньше, потому что Дазаю никогда не было жалко других. Расходный материал, нужные детали, податливое сырье. Все, что нужно для достижения цели и дальнейших изысков работы.

Мозг у Дазая устроен достаточно просто. В нем папка, внутри еще одна папка, внутри нее еще одна папка, и так до бесконечности. Огай Мори уверен, что в самой последней папке — файл, который взорвет, нахрен, всю планету.

И только Дазай знает — в последней папке скрывается блаженное ничего. Леденящая душу пустота и одиночество. Темная дыра, засосавшая его однажды и разрастающаяся с каждой минутой все больше.