Прекасаемый

часть 18

Отец подвёз меня до дома, а самому ему, к счастью, нужно было вернуться на работу. Как только его машина скрылась из виду, я направился на склад. Я действовал наугад, но нужно было хоть что-то делать. Джинжер ясно дала понять, что поможет, но без Чонгука, которого поймали, и Алекса, не желающего в этом участвовать, я надеялся, что она сделает исключение. Подкинет хоть что-нибудь, намекнёт, чтобы мне было за что уцепиться. Больше не к кому обратиться. Ну, разумеется, когда я туда добрался, склад был пуст. Оставался последний шанс. Крейгслист. Может, ещё не слишком поздно, чтобы узнать, где будет сегодняшняя вечеринка.
Воспользовавшись остатками своей наличности, я отправился на автобусе обратно. Угол сидения был липким, и мне пришлось отклониться вправо, чтобы избежать приобретения весьма сомнительного пятна. О, и запаха чувака напротив. Несло от него, как от застарелой блевотины.
Женщина рядом со мной отчаянно спорила по сотовому, с кем-то по имени ЛиХен. Всё время при этом, ругаясь, размахивала руками. Это раздражало, но избавило меня от хлопот поинтересоваться у неё или у «блевотины», который час. Её часы показывали 9:45. Хуже всего было то, что, походу, мне попался водила — единственный в этой стране верящий в ограничение скорости и тормозящий на каждой остановке, хотя в автобусе нас было всего трое. Он высадил меня на городской площади, и, к тому времени, когда я прогулялся по лесу и оказался дома, было уже почти 11:30. Осталось только полчаса до момента, когда дадут объявление.
Мой допотопный комп грузился, наверное, целую вечность. Вытащив из верхнего ящика сомнительную на вид упаковку лакрицы, я потянулся за Крейгслистом и приступил к работе. Найти нужное объявление оказалось сложнее, чем я думал. Тут же стало очевидно, что странных объявлений довольно много. Когда наступила полночь, я мог бы назвать четыре возможных номера: реклама уроков танца живота; обучение правильному мытью собаки; человека, утверждающего, что способен научить хомячков делать удивительные трюки; и женщины, которая предлагает вам отомстить за разбитое сердце.

Ладненько. Вот как раз последнее самое интересное из всех.
Спустя час и несколько очень цветастых ответов на мои звонки я сдался.
Я снова позвонил Югему — по-прежнему никакого ответа — потому я оставил сильно недружелюбным тоном сообщение на голосовой почте. Это становилось уже просто смешным. Он не сбрасывал меня с тех пор, как мы учились в шестом классе, и я поцеловался с его лучшим другом.
Пришёл сон, но спокойным он не был. Всю ночь мучили кошмары. Точнее, один кошмар. Мега-причудливый, леденящий душу и внутренности, достаточно жуткий даже для каракуль .
Я оказался на той вечеринке, после которой ночью встретил Гука. Мы танцевали. Он был без рубашки, в одних потёртых синих джинсах, а на шее у него нечто похожее на собачий ошейник. Недурно. Многообещающий видок.
Всё шло хорошо. Мы в опасной близости покачивались под ритм музыки. Гук обнимал меня за талию. Он склонился, собираясь поцеловать меня, но вдруг дёрнулся назад. Когда я посмотрел через его плечо поверх извивающихся тел на импровизированной танцплощадке, то увидел отца с длинным поводком в руках. Поводок дёрнулся ещё раз, и пространство между мной и Гуком расширилось.
— Ты должен отпустить его, — сказал кто-то у меня за спиной. — Ты мог бы всё это предотвратить.
Я оторвал взгляд от отца и повернулась, чтобы увидеть Югема, одетого в его любимую пару заношенных джинсов и футболку , который стоял, скрестив на груди руки. Его волосы были в беспорядке и выглядели как-то не так. В темных пятнах. А от выражения его лица у меня засосало под ложечкой. Злобно сжатая челюсть в сочетании со странными, практически метавшими искры глазами. Отсутствующий взгляд, но почему-то такой полный гнева.
Даже в темноте я смог заметить, что что-то не так. Но дело было не только в выражении его лица... Было до фига всего, от чего мои руки покрылись мурашками. Его кожа казалась слишком бледной, а взгляд — слишком затуманенным. Даже то, как он стоял, подавшись чуть влево и сгорбившись, говорило, что это неправильно. Нигде поблизости не было видно его скейта. Уже только от этого факта становилось нехорошо.