Кукловод

Пролог

23 апреля 1997 года

Я, Джонатан Смит, мальчишка 11 лет. Такой же, как и все мои сверстники, или почти такой же.

Я как и все хожу в школу. У меня есть друзья, с которыми можно пообщаться, но никому из них я не доверяю своих тайн. Хоть и с виду все выглядит хорошо, но в моей семье все не очень то гладко.

У меня есть мама и папа. Мама выполняет все свои обязанности, как родитель. Она кормит меня, одевает, покупает только то, что необходимо. Она никогда не баловала меня. В детстве, скорей всего у меня не было игрушек, но это и неважно, так как, те годы жизни я не помню, слишком маленький был. А вот в возрасте четырех лет я стал запоминать все. Как только я не просил у мамы игрушку, но она постоянно игнорировала меня. И тогда я начал делать игрушки сам. Я тайком брал у папы инструменты (хотя знал, что если попадусь, то за это мне сильно влетит), и из деревянных брусьев вырезал себе солдатиков. Этого мне было достаточно, хотя я завидовал другим детям, когда они хвастались новой машинкой или самолетиком.

В четыре года я запоминал абсолютно все. И свои первые игрушки, и друзей, и то, как мой отец бил мать. Этого мне никогда не забыть. В основном они только часто ругались, но когда папа был пьян, дело доходило и до побоев. Мне было больно смотреть на все это. Моя мама, конечно, не пресмыкалась перед ним и могла постоять за себя. Но когда он таскал маму за волосы по всему дому, и давал ей пощечины, да такие, что мама падала, не в силах удержаться на ногах, она была бессильна против него. Все это отложилось у меня в голове на всю жизнь.

Но не только мама страдала. И мне тоже хорошо доставалось от папы. Если мама хоть как-то заботилась обо мне, то папа же вообще ничего не делал, и даже не работал, вкалывала только мама. Его раздражало почти все, что я делал. Наверно, само мое существование бесило его. Стоило мне пролить на пол воду, испачкать скатерть или заговорить с ним, как он начинал кричать на меня и бить. Иногда, если у него что-то не получалось или у него были проблемы, он срывался на меня, опять же избивая. Мама ничего не могла с этим поделать, папа угрожал ей. У меня даже остался шрам на спине. Конечно, он не единственный, но самый большой из всех.

Как-то раз я бегал по двору, играл с ребятами в футбол. Играли долго, и вот, я бежал и на большой скорости споткнулся и упал, провезясь по земле животом, коленями и локтем. Я встал, отряхнулся и вот, пожалуйста, огромная дыра на штанах, а майка вся в грязи и пыли. Как я не хотел идти домой потому, что знал что будет. Но день не вечный, на улице стемнело. Я побрел домой. И вот я уже на пороге открываю дверь, и готовлюсь к самому худшему. Как я и предполагал, как только папа меня увидел, он поднялся с дивана.

- Ах ты маленький гаденыш! Тебе штаны только недавно купили, а ты их рвешь!- он кричал, и взяв меня за шиворот потащил к дивану. Его не волновало, что я ободрал колено и локти, его волновали только штаны, больше ничего. От него немного пахло алкоголем. Он снял с меня майку, и снял с пояса свой ремень. Я зажмурился и стиснул зубы, ожидая удара. И вот. Свист в воздухе. Удар. И еще, и еще.

Я сильно сжал зубы и закрыл глаза. Мама что-то говорила ему, на что он, кажется, послал ее. Оглушенный болью, я не мог различать голоса, вообще ничего. Я насчитал где-то 10 и дальше не смог. Я почувствовал что-то мокрое на пояснице. Это сочилась моя кровь. Он исхлестал меня до открытых ран. Наконец удары прекратились. За все это время я не вымолвил ни слова, только одна две слезинки капнули из глаз на подушку.

Я так и лежал бы истекая кровью, если бы мама не подхватила меня за локоть, и не повела на кухню. Она молча обработала раны. Было больно, но не так, как несколько минут назад.

Штаны я заштопал. Я ходил в повязках вокруг грудной клетки почти месяц, а когда снял там был огромный рубец, длиной где-то 8 см.

Побои на этом не прекратились. И меня и маму он бил беспощадно. Со временем, как ни странно, я стал привыкать к боли. Нужно было только перетерпеть крики и удары. Я справлялся, а вот как мама не знаю. С каждым днем она увядала на глазах, от усталости и папиных скандалов. Мне это надоело, и я решил сделать то, чего хотел сделать очень давно.

23 апреля 1997 года, в возрасте 11 лет, мне подвернулась эта возможность.

Весна. Тает снег. Крыша, и без того ни на что не годная, стала протекать. Мама кое-как уговорила папу залатать дыру в крыше. Он полез на чердак. Спустя время я пошел за ним. Он сидел около открытого окошка, держа в руке молоток и что-то заколачивая. Я тихо подошел к нему сзади. Он заметил меня и стал говорить, чтобы я убрался отсюда. Я не слушал его. Я прислонил руки к его спине, делая еще не совсем обдуманный поступок. Со всей своей силы я толкнул его в окно. Он полетел головой вниз, не успев схватиться за что-нибудь. Шансы на то, что он умрет были минимальные. Но все же. Он неудачно упал и сломал себе шею.

Через несколько минут на улицу выбежала мама и закричала от ужаса. Пока она пыталась привести его в сознание, я быстро спустился вниз и подбежал к маме. Я выдавил из себя слезы, показывая, что мне тоже жалко папу. Но это было не так Были похороны. Пришло совсем немного человек.

Мама переживала немного, несколько дней, и потом все стало как раньше, только без этого изверга рядом с нами.

Мне совсем не было жалко отца. Не знаю почему. Может это его жестокость сделала меня таким. Я не знаю. Но сейчас я помню, как будто это было вчера: мой папа летит с крыши, а я улыбабсь ему в след.

Это я. Джонатан Смит. Мальчишка 11 лет. Убил своего отца без капли сочувствия.