За жизнью не только смерть [Гамбол И Дарвин]

Глава 3

Дом. Горит свет. Вся семья собралась в гостиной за столиком, на котором неясная цветная бумага привлекала к себе внимание. Сейчас проходил семейный вечер. Я не хочу присутствовать на нем. Уже поздно. Меня клонит в сон. На кладбище особенно вымотался. Кто-то видимо решился позабавиться с памятником Дарвину и привел его в совсем негожее состояние. Я был зол, чертовски агрессивен на того, кто мог это сделать. Но так как я и представить не мог, кто сделал такое и с какой целью, пришлось лишь молча приводить в порядок это место. Это было сложно. Руки трясутся от слабости и ноют от боли.

- Гамбол, - резко вывел меня из транса громкий голос сестры, - твоя очередь ходить!

- Ах, да, прости.

Мне стало неловко. Семья в который раз портит свое время из-за меня. Я переставил геометрическую фигурку на следующий квадрат и поднял карту. Это оказался вопрос. Мне предстоит ответить на то, что склалось из букв в слова. Уныло зачитал:

- "Какой твой любимый цвет?" - стоял совсем простой вопрос. - Оранжевый, - без единой мысли продолжил я, убрав карту и продолжив ход.

Мать и отец несколько скорбно, хотя и с улыбками на лицах оценили мой ответ. Дальше продолжили молча. Процесс игры выходил совсем неудачным. Все время мы неловко молчали, то и дело переглядываясь местами. Анаис пыталась разнообразить обстановку и, как свойственно младшей сестре, интересовалась всем, что можно было узнать. Основа вопросов приходилась на меня, ведь именно в мою сторону смотрели ее глаза. Но я не обращал внимания. Отвечал всегда кратко, скучно и порой даже сложно, что стало моей привычкой.

После игры, которая очевидно не удалась, мать предложила поужинать всем вместе, но я тут же отказался от столь интересного предложения. Мне не стали возражать. Я поднялся к себе. Кажется, в комнате стоял такой холод, которого я не встречал за все мои годы жизни. Руки мгновенно посинели, я почувствовал морозную боль на конечностях, которую тяжело было терпеть молча. Все стало словно каменным, тело напряглось и задрожало, пытаясь согреться.

- Чёт возьми, чего же так холодно!

Мои руки в ловком движении, словно кошачьем, потянулись к окну и закрыли его наглухо (до того оно было чуть приоткрыто) и тут же потянулись к батарее. Она была ужасно теплой, даже горячей, но совсем не согревала. Я видел, как мои руки мгновенно принимают бледность, отказывая в функциях.