Мафия

Часть 2

Немного удивляется такой силе парня, который крепко сжал стекло машины. Ещё чуть-чуть и он сломает это несчастное окно, но Юну совсем не это волнует. Засматривается на его большую, покрытую набухшими венами и побелевшей от цепкой хватки мужскую руку. Кусая губы представляет, какое удовольствие они могут ей доставить, насколько нежны и трепетны его касания, способные обжечь кожу. Погружение в мечты оборвал грубый, отдающий от долгого курения хрипотцу голос, снова приводя в себя:

– Мне все-равно, из-за чего ты плачешь, но сейчас ты выглядишь очень жалко. – слова больно ударили в грудь. Юна резко открыла дверь, дабы отвлечь Чонгука и быстро уехать, что несомненно получается. Он смотрит в след уезжающей машине и снова задается вопросом: «почему я соврал?» на который не может найти ответа последние 15 лет. Парень чувствует отвращение к самому себе, не понимая собственное поведение рядом с ней. Не понимает свою реакцию на её слова о том зазнавшемся парне с США, от которого отчаянно хочет получить помощь. Самолюбие гордого юноши задето девушкой, которая отнюдь небезразлична его сердцу, пускай и не признаёт этого по сей день. Пересилить себя и завершить эту войну, приносящая одно лишь горе он не может, коря себя за ту же безысходность, трусость, от которой задыхается и Юна . Парень сегодняшним вечером снова сгубит себя в пьяном угаре, не замечая происходящее вокруг, ставя во внимание только свою, на его мнение, безответную любовь, растрачивает себя в скандалах день ото дня, чувствуя, как жизненно важный орган разлетается кусочками от ревности и бессилия. В пьяную голову наиопаснейшего человека страны, но абсолютно безобидного перед ней мальчика приходит мысль о том, что пора отпустить Юну  и никогда больше не задумываться о светлом будущем с той, кого любил так сильно, но так небрежно и болезненно. Внушает себе, что никогда не сможет сделать Юну счастливой, ведь погряз во лжи и самообмана, трусости. Алкоголь прожигает горло, вынуждая морщиться и шипеть, громко бьет кулаком поверхность твердого стола, но ему нипочем эта резь, прошедшая током от плеча до кончиков пальцев. Одна единственная Юна  – самая неистовая боль, не дающая покоя. «Лучше гореть в аду, чем так безнадежно любить» - думает он, бросая на стол смятые купюры денег, не обращая внимания на то, что они слишком крупные для каких-то три стакана крепкого виски. Эта ночь стала последней для его раздумий о Юне , директор крупной криминальной корпорации в самом деле решает отказаться от своей первой любви, чего бы ему это ни стоило. Но, сердце может противоречить мозгу, что знакомо каждому человеку.

Едет по пустой трассе к тому самому дому, где хранятся все воспоминания, о котором все уже позабыли, оставив его Юне на раздумья в одиночестве. Возле дома маленькое ручье, течение которого всегда так успокаивало душу, забирая, хоть и малость разделяющую сердце на пополам боль, но облегчало. Выдыхает , шумно так, не боясь, что кто-то услышит. Худенькими ручками обнимает себя за плечи в попытках хоть как-то согреться, садится на мягкую, густую траву, совсем не чувствуя холодной, давно остывшей под покровом ночи почвы.

Не плачет , и не хочет. Мучительно-резкие слова Чонгука не выходили из головы, прокручиваясь сотню раз, как сломанная, заевшая пластинка. Бесчисленное количество звезд в небе напоминало ей о том, что так же велика её надежда, сердце предсказывало хороший конец, а суровая реальность твердила обратное – ирония. Табун мурашек окутывает тело, то ли от холода, то ли от переполняющей её, на её мнение, безответной любви, но ёжиться , кусая губки. Теплый взгляд устремляется на маленькое колечко, самое дорогое и ценное, что есть. Губы растягиваются в улыбке, но, к сожалению, не в радостной. Очень может быть, что ни один человек не улыбался так грустно и тоскливо, пытаясь отпустить прошлое. Однако, попытки тщетны, ибо все нутро этого не желает, отрицает. Устаёт от противоречий, слишком частых думок и резко встаёт , когда чувствует скопившиеся слезы в уголках глаз. Так же едет по пустой трассе обратно домой, пытаясь хоть как-то не думать о нем. Тем не менее, даже очаровывающая луна в темном небе напоминает того самого холодного Чона.


В квартире так же холодно, почтовый ящик пуст и сообщений на телефоне нет. Как же скучно она живёт .

У главы мафии нет подруг, с кем можно выпить и посекретничать, да и любовника тоже, слишком горда для этого. У убийцы нет друзей, у неё есть лишь деньги и ствол в дамской сумочке. Не женское дело – управлять грязью и преступностью, но Юну  это не касается. Её меткость и ловкость в управлении оружием, поразительная логика, беспроигрышная стратегия и навыки в рукопашном бою вынуждали окружающих сомневаться в том, что Юна– самая настоящая, хрупкая и миловидная девушка, да еще с прекрасной фигурой, а мраморное, сошедшее с обложек журнала лицо – в подарок, от чего каждый парень сходил с ума. Но не знали они, какую боль Юна  носить под сердцем, не имея возможности даже выговориться, поделиться страданиями и о наболевшем — вот, чего стоит звание и авторитет самого опасного и первого в истории мафиози-женщины. Будь у людей возможность выбирать себе судьбу, по такой дороге Юна  не пошла бы точно. Валится на кровать, раскидывая надоедливые каблуки по разным углам огромной комнаты и блаженно стонет от долгожданной свободы скованных в лакированных туфлях ног. Этот день настолько измотал, что стоило закрыть глаза на минуту - открывает их только в обед из-за ярких лучей солнца, настойчиво пробирающихся через шторы. Просыпаются одновременно, только вот из-за разной причины: у него похмелье, а у неё дикая усталость. Картина казалась бы даже милой, будь они рядом, а не порознь. Не успеваеют до конца пробудиться от долгого сна, как солнце сменяется луной, а через несколько часов состоится банкет, в котором будут, довольно таки, почетные гости. Чонгук совсем не хочет идти, наблюдать за тем, как девушка, засевшая глубоко в сердце будет мило флиртовать с другим, пусть и в интересах работы. Заранее знает, как будет сгорать от ревности, поэтому не раздумывая делает телефонный звонок едва знакомой девушке, предупреждая о скором выходе, в то время, как Юна тщательно готовится к мероприятию.


Вполне интеллигентный, невероятно опасный вечер, где каждый из гостей вооружен и всегда готов к любой ситуации, проходит очень даже хорошо. Видит  у входа рыжую макушку и улыбаясь, грациозно ступает к нему, словно по красной дорожке.

—Добрый вечер, господин Пак. – слегка кланяется, отличаясь хорошими манерами не взирая на то, что является шишкой намного крупнее, чем эта мало кому знакомая пешка с США. Его единственное преимущество — люди, блестяще выполняющие свою работу, в которых Юна, собственно, и нуждается.
— Выглядишь так же шикарно, какой я видел тебя в последний раз, Юна . – этот парень всегда умел делать комплименты и легко располагал девушек к себе, но с Юной этого ему не удавалось. Все же, он нисколько не терял надежды, протянув ей руку, в которую она аккуратно и изящно положила свою, проходя к своему месту. Трапеза не мешала деловым переговорам, что доставляло удовольствие им обоим, пока она не заметила того, кому вообще не стоило появляться, да еще и с подобной девушкой на один вечер под руку. Прожигает  его взглядом, пока он вальяжно проходится по коридору, обращая на себя внимание всю женскую половину зала, вызывая у них ахи и вздохи, а рядом идущая шваль задрала нос до самого потолка, вцепившись в его локоть. Он замечает Юну  и рядом сидящего Пака, на что заметно злится, или это замечает только она, ибо знает его не первый день. У Чона внутри бушует агония и злость, он задыхается от сущности собственника, хмуря брови. Он ненавидит всех, кто находится рядом с Юной, смотрит и дышит в её сторону, но ничего не может с этим поделать, лишь до хрустов сжимает кулаки. Дураки, вызывающие ревность друг у друга и страдание одновременно обречены провести этот вечер в напряжении. Паку как-то удается отвлечь её от кипящей ретивости, привлекая к диалогу, временами шутя и рассказывая что-то. До Чонгука доходит её звонкий смех, на который он резко оборачивается, видя то, чего видеть не стоило: смеётся, покраснев, а ладошки её в руках Пака, так трепетно смотрящего на неё. В груди щёлкает, болит невыносимо и он удивляет рядом сидящих гостей разбивая стакан в руке. Кровь капает на белую простынь стола под ошарашенные взгляды непонимающих, подобное поведение, людей. Парень оглядывается, понимая, что напугал незнакомых и нервно улыбаясь, спешит в уборную, смывать бурлящую от ревности кровь. На самом деле, ему одно смыть хочется неистово — свою любовь к Юне или парней рядом с ней, жуткий собственник не выдержит подобного проишествия и скоро даст вылезти этой сущности наружу, но пересиливая себя сидит до конца мероприятия. Надоедливая пассия Чонгука всего на один день вешается на шею каждый раз, когда кто-то засматривается на её «спутника» данного вечера. Больше всего она акцентирует своё внимание на Юне. Аура двух женщин, заинтересованных в одном и том же молодом человеке накаляют всю атмосферу, невооружённым глазом можно увидеть искры молний между ними. Только вот, очень жаль, что девушка совсем не разглядела огромную скалу, на которой Юна  возвышена над землёй. Проще говоря: человек, не понимающий, с кем связался не останется безнаказанным.

Отходит в уборную, изрядно уставшая от всей суеты вокруг. Не любители таких вечеров себя так и чувствуют, очевидно. Юне бы домой, в тёплую кроватку и бокал вина в руки, быть унесённой собственными мыслями в собственном пристанище. Мысли о скорейшем возращении домой обрывает писклявый голос той самой особы, которая разжигала хамам на её сердце, прижавшись к Чонгуку:
– Чего, пришли остудить пыл? – тон надменный и до жути высокомерный, как и её взгляд – дёшево и жалко. Улыбается, подкрашивая губы, от чего омерзительная блондинка раздражалась, не дождавшись нужной ей от неё реакции.
– Не думаю, что тебе смешно. – игнорирует, не желая тратить время и энергию на абсолютно этого не стоящего человека. Пропускает её глупый лепет мимо ушей, но совсем не ожидает следующего: шпильки стучат по холодному кафелю дорого-обставленной уборной, подстилка Чона приближается к Юне, замахиваясь длинными когтями. Теперь уже её надменная улыбка озаряет лицо, а отменная реакция даёт о себе знать. Ошарашенная девушка прижата к холодной стене, а к её горлу приставлен пистолет, находящийся для «удобного» случая в её чулках под платьем. Она тяжело дышит, явно пугаясь такому повороту событий, наверняка жалея о содеянном, о том, что недооценила Юну  и не знала, кто есть кто.
– А ты не думаешь, что женщины могут быть опасны? – усмехается, сильнее давя на её горло металлическим оружием, возрастая в ней напряжение. Глаза её полны страха и отчаяния, что безумно раззадоривает Юну.
– Отпусти меня... пожалуйста. – голос настолько жалобный, что Юна наигранно надувает губки, цокая несколько раз.
– Наша смелая девочка испугалась, правда? – Сюсюкается  с жертвой, как самый ненормальный маньяк перед убийством, но тут же становится серьезной, а взгляд Юны до жути устрашающий. Блондинка гулко сглатывает, моля всех богов о том, чтоб выйти с этого туалета живой, а глаза становятся в миг хрустальными от скопившихся слез.
— Знаешь... – заправляет её высохшие пряди за ушко, горячо выдыхая в него, не видя её поморщившееся от ужаса лицо – Главе мафии ничего не стоит убить такую букашку, как ты. О тебе никто не вспомнит, не будет искать и не напишет заявление сраной полиции, потому что даже полиция под моим каблуком. — шипит последние слова, давя на глотку так сильно, перекрывает дыхательные пути, от чего она краснеет и задыхается, брыкаясь ногами. Юне надоедает это мимолётное развлечение и она отпускает руки, дав ей сползти по стене на кафель, приводя дыхание в норму.
— Второй раз объяснять не буду. – коротко отрезала Юна, заправляя любимую игрушку в чулочки. Наверняка ни один человек не испытывал такого везения с теми, кто не осматриваясь простреливает лоб, достаточно лишь одного неправильно вздоха в их сторону. Выходит, как ни в чем не бывало, но не замечает Чимина на месте. Что-то внутри подсказывает о плохом конце вечера. Взволнованно обходит людей, ища Пака, так же не замечает в зале и Гука. Всё становится слишком ясным, как тут послышался выстрел. Бежит на звук, обегая коридоры и углы, слышит басовый голос Чонгука, а страх окутывает сердце. От этого парня можно ожидать чего угодно, ему плевать на то, что люди могут начать войну с ним за убийство своей главы, ведь он знает, что перед ним уязвимы все, а Юне это вовсе небезразлично. Пытается отдышаться, внимательно вслушиваясь в разговор тех двух:
— Если с неё спадёт хоть один волосок, а этому причиной будешь ты - я пройдусь собственными руками по твоим внутренностям. – угрозы, почему-то доставляющие удовольствие, нисколько не пугали ни Юну, ни Пака. Однако, Пак лишь отдёрнул руку, хмыкая на его непрямое признание в любви той, кто стоит за стеной.
— Ты объявляешь мне войну за женщину? – ехидно спрашивает рыжеволосый, как-будто чувствуя её присутствие. – Прости, в трате времени впустую я не заинтересован. – Прячется за угол, пытаясь остаться незамеченной, а Чимин лишь сделал вид, что не заметил Юну, пройдя мимо, но улыбаясь, как Чеширский кот. Прижимается  к стене спиной до конца не понимая, что имел ввиду Чонгук. Пытается переварить, сделать правильные выводы и не летать в облаках от счастья раньше времени, но в этом ей здорово помогает Чон, пугая так сильно, что она подпрыгивает:
— Долго прятаться вздумала? – он выглядывает из-под угла, глядя на Юну горящими от ненависти глазами.
— Когда это я пряталась? — не замечает, как краснеет, выписывая все эмоции на лицо. До него быстро доходит, и он снова фыркает, как делал всегда прежде чем задеть колкой шуткой или словом.
— Думаешь, это что-то значит? Я просто не выношу этого парня, в этом вся и причина. — снова нож в спину, а сердце сжимается под тысячными проколами иголкой, причиняя неистовую боль. Не знает, как поступить и впервые полагается чувствам и эмоциям, выкрикнув давно крутящиеся в голове слова:
— Зачем ты обманываешь самого себя, и меня тоже?! — поджимает губы, сжав руки в кулак, ждёт его ответа, а он лишь медленно поворачивается к ней, вскинув брови.
— Себя? тебя? Послушай, ты... — Говоря сквозь зубы, Чонгук резко вжимает Юну в стену, от чего слегка вскрикивает, но не сопротивляется. Он смотрит в самые глаза и находится непозволительно близко к её лицу, обжигая дыханием губы.
— Что?