Парень из квартиры напротив

𝙿𝚊𝚛𝚝 5

   Антон просыпается от того, что его сильно тормошат за плечи. Недоуменно открывает свои зелёные глаза, жмурится от света, видит нависшего над собой Арсения и не понимает, какого хуя этот пидор от него хочет. Выгоняет?.. Что, настолько негостеприимно? — Какого хуя ты мне не сказал! — кричит он на Антона, который только больше запутывается в происходящем. Он приподнимается на локтях, следит за Поповым, который, добившись своей цели, а именно разбудив его, начинает махать руками, активно жестикулируя, и ходить по комнате, продолжая кричать. — Ты мог нормально сказать! Ты, сука, почему внятно не объяснил, что вчера случилось! — Антон морщится, у него пульсирует в висках от такого пробуждения, и в горле сухо, говорить тяжело. — Я же, блять, тоже человек, мог бы понять ситуацию, а ты просто нахуй припёрся и просил впустить, — всё ещё ругается Попов, постоянно бросая взгляды на юношу. — Что? — тупо переспрашивает сиплым голосом Шаст, пытаясь приподняться повыше, подоткнуть подушку под спину и сесть. Арсений замолкает, смотрит только с сожалением на него сверху вниз, прикусывает язык, сжимает губы в тонкую полоску, подходит ближе. Пальцами берёт за подбородок, отчего Антон дёргается, ожидая, что снова будет больно, но на удивление нежно поворачивает его лицо на себя, внимательно рассматривая рваные ранки в уголках губ. Морщится, как от сильнейшей зубной боли, снова ругается матом сквозь зубы, убирает руки, одной ладонью трёт глаза. — Антон, блять, Антон… — причитает вслух, немного пугая своим странным поведением. — Я только что узнал, что у тебя вчера дома случилось. Ну какого же хуя ты об этом ни слова не упомянул, — Шаст наконец понимает. Даже слегка усмехается, сам не зная, почему, и шипит, потому что губы болят. Антон даже не говорит ничего в ответ, не находит нужных слов. Скажет как есть, что Арсений его и слушать вчера не хотел, а времени не было совсем, чтоб долго разглагольствовать, то Попов почувствует себя виноватым, а, может, даже разозлится, что его в итоге сделали вселенским злом, и за дверь выставит. Он не знает, куда ему идти, если выгонит… — Я думал, ты не всерьёз всё это вчера, уверен был, что уйдёшь, как только я… блять, — снова ерошит смолянистые волосы на затылке, ходит нервно по периметру комнаты, на школьника не смотрит почти. — Ментов ты вызвал? — подаёт голос юноша, прерывая несвязные фразы учителя. — Нет, — отвечает просто, без заминки, искренне. — Хорошо, — Антону надо было это знать. Он хотел убедиться, что Арсений бы не вызвал, зная, что они его упекут в детдом, что не подставил так крупно. — И… откуда ты, ну, узнал? — непонимающе хмурится школьник. Неужели слухи так быстро распространились и до учителя? — Пару минут назад пришли из полиции, расспрашивали, слышал ли я что-то, — отвечает Попов. — А ты слышал? — тут же становится интересно. Неужели, если ответ «да», то Арсу настолько всё равно, что он решил даже не вдаваться в подробности, когда Шаст прибежал к нему ночью. — Нет, я уснул в наушниках, — досадливо поморщился Арсений, явно сожалея в этот момент об этой тупой привычке. Антон кивнул, приняв эту информацию к сведению. — Понимаю, сейчас вопрос тупо прозвучит, но… как ты? — запинаясь, вопрошает Попов, глядя с сожалением. Шаст рассматривает его чёрные ресницы, брови, волосы, сравнивает мысленно с вороном и думает, что Арсений красивый, когда волнуется. И не понимает, как относится к нему. Он вчера вроде сам припёрся, заявил с порога, что готов отсосать, Арсений, как и обещал, оставил его на ночь — всё так, как и планировалось, но внутри всё равно кошки скребутся от того, как грубо с ним обошлись этой ночью. Хотелось верить, что будет как в детской сказке с хэппи-эндом, что Попов вдруг станет его принцем-спасителем и обережёт от всех невзгод, не требуя ничего взамен. Но он живёт в России, а не в сказке. — Можно ничего не отвечать? — наконец отзывается Шаст. Арсений кивает понимающе. — Можешь пожить у меня, сколько нужно, — говорит вдруг неожиданно, удивляя этим юношу. Антон таращит на него свои зелёные глаза, не мигает совсем и на всякий случай переспрашивает: — Ты серьёзно сейчас? — Арсений, прислонившись спиной к дверному косяку, соединяющему коридор и зал, подтверждает своё предложение кивком головы. — У меня репетиторство через час, наверное, будет лучше, чтоб тебя не видели. Мы будем заниматься на кухне, просто час посиди где-то здесь, ладно? — обводит взглядом зал и дверь в свою спальню. — Димка, да? Позов, — догадывается Шаст, вспоминая подслушанный в школе диалог. Арсений выгибает бровь, смотрит слегка прищурено. — Откуда ты?.. — Он никому не расскажет. Ну, что я тут. За это я ручаюсь, — вспоминая тот самый день в заброшке, заверяет подросток, поднимаясь с дивана и разминая затёкшую шею. — Вы же 9 «Б» ненавидите, — хмурится учитель, не понимая, с чего вдруг такая уверенность. — Не все, — фыркнул парень. — Мы с Позовым в одной связке. Только никому, — тут же серьёзно произносит Шаст. Всё-таки никто другой знать не должен. — Ла-а-адно, — протянул несколько недоверчиво брюнет, но спорить не стал. — Завтракать будешь? — осведомляется, вспоминая, что школьника надо бы накормить. — Нет, — подумав, качнул головой, шутку про «сытный ужин» проглотил вместе с комком рвоты, вставшим поперёк горла. — В больницу пойду, узнаю, как мама, — Арсений снова виноватый взгляд отводит, смутившись. — Денег дать на проезд? — интересуется сухо, не жалостливо — и на том спасибо. — Нет, прогуляться хочу, — Антон слепо верит, что днём его Славка не тронет, не посмеет, слишком много свидетелей кругом.
***
      Антон, преодолев дорогу за час с небольшим, устал уже хмуриться в лицо каждому прохожему, который пытался с интересом рассмотреть его разбитые губы, которые парень про себя иронично прозвал «улыбка Джокера». На самом деле, внимание привлекали не небольшие ссадины в уголках, оставленные Арсением, а как раз запёкшаяся тёмная кровь посреди верхней и нижней губ, кожу на которых он остервенело грыз, пока прятался от ментов в шкафу и пока пытался прийти в себя вечером после произошедшего. И теперь навязчивые бордовые ранки стали интересны каждому третьему встречному-поперечному. Шаст натянул воротник ветровки повыше и ускорил шаг. Джинса стягивала стёртую на коленях кожу и добавляла дискомфорт к ходьбе.       Вытягивает пачку «ротманса» на ходу, закуривает. Теперь прохожие смотрят разве что с возмущением, но жалость с их лиц как будто стёрли ластиком — и это Антона устраивает больше.       Видит издалека городскую больницу, рассматривает её осыпавшийся фасад, думает, каким образом здание ещё не развалилось, фыркает, выбрасывает бычок от сигареты, заворачивает во двор. Крыша из шифера, окна старые, в деревянных рамах, зато одно крыло полностью новенькое, недавно только отремонтированное, и выделяется из всей больницы выбеленными стенами и евро-окнами. Смотрится чужеродно, странно, будто вырвали из одной картины — и приклеили к другой. Антон думает, что вот так же и квартира Арсения смотрится в их хрущёвке — слишком свежая, напичканная евро-мебелью, светлая. И сам он какой-то непонятный, загадочный. Антон привык, что его соседи простые как пять рублей, и достаточно на них один раз взглянуть, чтоб понять, что каждый конкретный человек из себя представляет. С Поповым так не канало.