* *Версаль.Хотя работы в резиденции французских королей еще продолжались, но жить там уже было возможно. И Людовик обожал это место. Здесь, именно здесь, он чувствовал себя дома. Не в Париже – слишком памятны были детские годы, Фронда, Мазарини, которого он ненавидел...Нет. Именно не опоганенный воспоминаниями Версаль.И сегодня полувесеннее солнышко, уже яркое, но пока еще холодное, заглядывало в роскошное окно, игриво касалось лучиками позолоты на столе, на стенах... Солнечные зайчики были веселыми и беззаботными. А лица людей, сидящих в кабинете, – очень серьезными.Людовик XIV, которого уже начинали звать «Король-солнце», внимательно слушал своего интенданта финансов – Жан-Батиста Кольбера.И доклад был нерадостным.Людовику нужны были Нидерланды, с которыми он воевал не один год. Но ни оным Нидерландам, ни Вильгельму Оранскому он не нужен был ни в каком виде. Война высасывала время, силы, а главное – деньги, которых и так не было. Долги Франции составляли бешеные суммы – миллионы и миллионы луидоров.Кольбер справлялся, как мог, заслужив всенародную ненависть, но что он мог сделать?Если бы придворные не воровали, фаворитки – особенно мадам де Монтеспан – не тянули деньги на свои развлечения, словно водоворот, а король не требовал роскоши и пышности – интендант справился бы. Финансистом он был от Бога. Но...Сейчас Кольбер докладывал о сложной ситуации. В Турции сменился султан, но это было половиной беды. Второй половиной было то, что северный медведь показывал зубы.Вильгельм Оранский успешно отбивался и вскоре должен был подавить восстание окончательно.Турок вышибли из Польши и, судя по всему, собирались оторвать от них еще кусок мяса.Людовик слушал задумчиво.Турция была ему выгодна. На море этот союз давал отличные результаты – против испанцев, австрияков... да всех, кто мешал Франции. Но вот помогать ли им в беде?А зачем? Перебьются. Османская империя достаточно сильна.А Франции? Выгодно ли им ослабление турок?О да! Тут уж каждый сам за себя! Пока Османскую империю будут рвать со всех сторон, Франция окажет ей помощь но... в Европе! Например, со Священной Римской Империей. Людовику весьма важна была выгода государства. Пусть турок как следует потреплют – тем больше они будут потом ценить союзника. А разорвать? Нет. Русский медведь не настолько силен, чтобы одолеть Империю!В то же время у него есть общий интерес с Русью.А именно – Вильгельм Оранский.Русь далеко, между ней и Францией есть поляки, так что нападения можно не опасаться. Да и к чему ему та Русь?Она богата, но если удастся оттеснить англичан и голландцев, если через поляков можно будет торговать, на что недвусмысленно намекал русский дофин, то Франция получит куда как больше выгоды. И с молодым Корибутом можно иметь дело.Вильгельм Оранский...Сейчас он мешает политике Франции.Людовик усмехнулся. Жестко, холодно...Если он не может стать другом прекрасной и просвещенной Франции – значит, его не должно быть.Справедливости ради Людовик был не одинок в своих мыслях.Вильгельм тоже задумывался о дружбе с Русью. Но....Ему было не до того. Слишком много забот было в родном королевстве, слишком тяжело ему приходилось. Куда уж там на стороны глядеть?Остальные же...Медвежонок вылез из берлоги – и никто не обманывался пушистой шкуркой. Его рассматривали и думали, что выгоднее – получить с него мех, натравить на врага или сразу поднять на рогатину. Мнение медвежонка никого не интересовало.Русские варвары...Фу...* * *Остап внимательно оглядывал море. Вроде как и приказ у них был несложный – походить вдоль берега, разведать фарватер, но ведь тут же и турки шляются! Обнаглели, нехристи!Ужо задаст им Иван Сирко! Ух как задаст!Не было на Сечи человека более уважаемого, чем старый воин-характерник[5 - По преданию, Иван Дмитриевич действительно считался кем-то вроде колдуна. (Прим. авт.)].А уж как не любил он турок с тех пор, как в одной из схваток сложил голову его сын Петр! Глотки бы зубами грыз!И в поход пошел доброй волей и с радостью, а с ним и войско Запорожское! Кто ж такого атамана ослушается? Это, почитай, удачу потерять, а что казак без удачи? Сирко, говорят, сам черт не страшен... Остап быстро оглянулся – и перекрестился. И тут же – словно нечистый ему глаза отводил – и заметил!Парус на горизонте!Схватил подзорную трубу, пригляделся...Галера! Да не одна... двое турок идут вдоль берега...– Скидывай мачту!!!Рев Остапа разнесся на несколько чаек окрест, и казаки ринулись работать. А то как же!Они-то из воды выступают на два локтя, так что заметить их сложно. А вот сами – видят. Сейчас парус уберут, и...– Давай вон туда, ребята!Остап махнул рукой, задавая направление. Точного курса не было, но галеры шли на восток, а это вообще чудесно. Теперь до конца дня чайки будут следовать за галерами, держась с солнечной стороны. Поди, разбери, что там, на воде, то ли лодка, то ли блик, парус уже положили... Не заметят нехристи поганые! Не в первый раз то проверено!Да и сам Остап сомнений не испытывал.Две галеры? Восемь чаек?Бить или не бить? Разумеется, бить! Это вам не Шекспир, тут сомнения ни к чему!Да и не так уж много продержаться осталось – всего-то часа два, – а потом и солнце сядет. Только вот галеры тут себя в безопасности чувствуют. Ну оно и понятно. Казаки ж только пришли, вот и не успели поучить лиходеев! На то Иван Сирко с волком и побратался, чтоб у нехристей медвежья болезнь случалась!Естественно, два часа казаки продержались. На галерах было спокойно, никто не суетился, не готовился к бою, не бегал...Где-то за полчаса до захода солнца казаки постарались подгрести поближе, хотя потерять галеру было сложно – на ней зажгли огни. Опять же в ночи по воде звуки далеко разносятся, а понятие «режим тишины» в обиход еще не ввели. Так что казаки, конечно, подкрались поближе, примерно на пару километров – и стали ждать уже все вместе.К галерам они погребли ближе к полуночи. Тихо, страшно, молча...Восемь темных призраков выметнулось из темноты, окружая турецкие корабли. Команда поделилась на две части – одна половина гребла так, что только весла трещали, молча и яростно, а вторая сидела в лодках, разматывая веревки с крючьями, уже готовая к бою... И какой же неожиданностью стало для турок, когда по бортам галеры застучали десятки крюков!Каждая чайка без натуги несла 50–60 человек, поэтому почти сто крючьев впилось в борта что одной, что второй галеры... Словно простучал коротко и сухо смертельный град.Какое там воевать!Проснуться половина не успела!Казаки уже не молчали. Они шумели, они орали, они вырезали всех, кто встретился им на пути. Прижались к веслам и нырнули под скамейки прикованные гребцы, ужасаясь ярости нападающих. Вышел из своей каюты капитан – и тут же упал с чьим-то ножом в горле. Капитана второй галеры все-таки соизволили рубануть саблей. Тем паче, что турки не гасили фонари на галерах... Куда как удобно для казаков, чьи глаза привыкли к темноте – и теперь турки представляли для них роскошные мишени.А вслед за первой партией лезли и гребцы, собираясь поучаствовать в развлечении. В каждой чайке оставался, дай Бог, десяток человек – и весьма этим недовольных! Такое развлечение мимо проходит! Ну да ладно, следующий бой – их!Уже через два часа все было кончено[6 - Нечто подобное описывал г. Левасер де Боплан, франц. инженер на службе у поляков (1600–1673). Насколько он приврал – не знаю. (Прим. авт).].На галерах практически не осталось живых турок – так, человек пять, в качестве «языков». Сдать на руки Ромодановскому – пусть допрашивает. Просил ведь, ежели получится, кого захватить... ну так для хорошего человека и не жалко!Остальные были грубо обшарены, раздеты – а чего добру пропадать? – и скинуты за борт. Казаки обшаривали трюм, не особо покамест разговаривая с прикованными рабами – потом. Свой карман – он завсегда ближе к телу, чем чужие нервы. Хотя и видели, что рабы дрожали. Как же ж! Про казаков такие слухи ходили, что самим иногда страшно становилось! Здоровы ж эти европейцы брехать! И глотки-то казаки зубами рвут, и режут всех, кого ни попадя, и корабли на дно пускают с прикованными людьми...Разве что новорожденными младенцами казаки не питаются, ну так это еще впереди! Авось придумают!Вот и пусть чутка подрожат!Так что Остап молчал до последнего. И только когда забрезжил рассвет, кивнул Дмитро:– Переведи им. Доведем корабли до Азова – там раскуем их. Получат жизнь и свободу.Дмитро послушно перевел, но радостных воплей не дождался. Не верили. Ну и не надо, что он – убеждать их будет?Сами поймут. Когда все сбудется, тогда и поблагодарят. А пока пусть слушаются и лишних хлопот не добавляют!Ромодановский был весьма рад еще двум галерам – в хозяйстве все пригодится. А турки быстро начали себя чувствовать весьма и весьма неуютно. Казаки не собирались давать им спуску и даже если по нехватке сил не решались идти на абордаж, все равно умудрялись напакостить – подкравшись и от души обстреляв галеру.Вольной турецкой жизни приходил конец.* * *Михайла Юрьевич Долгоруков смотрел на монаха злобными глазками:– Говоришь, ведомо тебе, кто отца моего сгубил?– Ведомо, князь. И ведомо, почему того убийцу не нашли.– Коли узнаю, что лжешь ты мне...– Коли хотел бы солгать – не пришел бы я к тебе сам, князь. Но в то время государь мне доверял, советовался...– А сейчас терпит с трудом.Симеон Полоцкий склонил голову. Это верно, у царицы он впал в немилость, а царь ей во всем потакает, потворствует бабской глупости! Нет бы прислушаться к мудрым словам, тогда б и не пришлось...Ладно. Не о том речь.– Что верно, то верно. Я в монастырь уйти хочу, но до того должен душу облегчить. Грех на мне, знал я об убийстве твоего отца – и не предотвратил.Налитые кровью глаза Михайлы злобно блеснули:– Кто?!– Сам государь.– Лжешь, собака!!!Симеон спокойно, хоть и стоило это немалых усилий, выдержал бешеный взгляд, покачал головой:– К чему лгать мне, князь? Тем более – так?Михайла задумался, а Симеон продолжил плести паутину лжи. Юрия Долгорукова, по его словам, отравили. И приказал то сделать царь, который решил, что после польских побед Юрия на место поставить не удастся. Казнить и не за что, а Романовы куда как худороднее. Вот и взял грех на душу...Кто сделал?По приказу царя – Ордин-Нащокин. Не по норову ему был Юрий Долгоруков. Слишком умен и силен, слишком любим в армии, слишком стрельцы его уважали...Михайла слушал, стискивал кулаки – и видел Симеон, что верят ему, еще как верят! Люди вообще склонны верить в худшее. Тем более, он столько времени пытался доискаться до истины...– Ты-то, князь, при царе безотлучно, а вот отец твой...– Отца я и царю не прощу, – выдохнул мужчина.Симеон внутренне собрался.Не простишь, конечно. Мы все сделаем, чтобы не простил. А поскольку ты к царю приближен, то и сделаешь все необходимое.А вот как сделаешь...Начиналась более жестокая политика. Сильная Русь – а одолев крымчаков, она бы стала куда сильнее – не нужна ордену иезуитов. Слишком опасно для них было православие.* * *– Григорий! Слов нет! Отец в восторге будет!Алексей Алексеевич хвалил от души, уважительно именуя Ромодановского не Гришкой, а Григорием, – и боярин это оценил. Да, такое было у царей в обычае, боярина запросто могли назвать Ивашкой, и кинуть в него чем потяжелее, и царской ручкой за вихры оттаскать... Алексей не стал бы исключением из царственного правила – постаралась Софья. Она и внушила брату когда-то, что бояться люди будут при такой манере, а вот уважения не дождешься. А ежели ты всегда вежество соблюдаешь, то гнев твой куда как страшнее им покажется.Алексей послушался – и не пожалел. Но сейчас речь шла не о простой вежливости, нет! Ромодановского действительно было за что хвалить!За осень и зиму тот крепко поработал над Азовом. Пролом в стене был заделан, насыпи восстановлены, перед крепостью устроена настоящая полоса препятствий – рвы, ямы с кольями, закрытые чем-то вроде легких настилов... если ехать по дороге – все было в порядке. Но когда это осаждающее войско только дорогами и пользовалось?Судя по всему, Григорий спал по два часа в сутки, а остальное время трудился так каторжно, как и на рудниках не заставляют.Азов тоже сиял чистотой и напоминал казарму. Улицы выметены, никаких пьяниц, ни драк, ни скандалов, ни лишнего шума – всяк знает свое место и занимается своим делом.– Я старался, государь!Алексей от души хвалил боярина, видя, как его лицо становится все более спокойным и довольным. А после обеда – короткого, без лишних этикетов, перешел к делу:– Со мной тридцать тысяч человек. Двадцать моих, десять поляков.– Я могу тысяч пятнадцать отпустить, – согласился Ромодановский.– У меня пять тысяч с лихвой, – кивнул Степан.И его, и Фрола, и Ивана Сирко, равно как и Косагова с Хитрово, Ордина-Нащокина-младшего – свой же человек, считай, родственник, дядя – и Ивана Морозова Алексей пожелал видеть за столом. А когда Ромодановский как-то неубедительно запротестовал, махнул рукой:– Мы сейчас в походе, вот и считайте, что у походного костра. Там раскланиваться некогда...Ромодановский едва не фыркнул в ответ. Да уж, видел бы ты, сынок, с каким обозом твой отец в поход ходил! Да как вокруг него стольники-постельничие плясали, как повара павлинов готовили в соусе из соловьиных язычков!А Алексей и правда не видел. Его-то походным премудростям казаки обучали, а у них просто – что на лошади увез, тем и пользуйся. А не увез – оно тебе и не надобно.Так что обед быстро перешел в совещание. Степан и Фрол ждали команды, Сирко поглядывал хитрым глазом, пытаясь составить свое мнение о молодом царевиче, Алексей размышлял:– Сколько народу мы сможем перевезти?– Тысяч двадцать, не более.– Та-ак...На столе развернулась карта, и мужчины пристально вгляделись в нее.– Азов. Наши ворота. – Алексей смотрел серьезно. – Я не обсуждал это ни с кем по пути сюда. И мой отец тоже не писал, потому что надо решать на месте. Это либо авантюра, либо...– Государь?Фрол не выдержал, видя, что царевич колеблется, за что тут же и получил тычок в бок от Ивана Сирко. Молчи, дурак, царевич глаголет...Мысль о том, что царевич не обидится, ему в голову не пришла – не привык атаман к таким царевичам. Собственно, этот был первым и уникальным.– Наше войско здесь. И мы должны выбрать. Либо мы сейчас идем на ногаев и выбиваем их начисто. Черкесы нам не враги, зато с ногайцами не друзья, они нам помогут.– Можно и так, – кивнул Степан. – Это, я так понимаю, не авантюра? Да, государь?– Это – тихо и мирно. Татары туда не полезут, а полезут, так получат со всех сторон, турки нам сильно мешать не будут, а уж потом укрепимся, что-нибудь напротив Керчи воздвигнем...Взгляды мужчин были весьма скептическими. Царевич тоже усмехнулся:– Долго, дорого, неудобно. Это первый путь. Но есть и второй.Алексей помолчал, собираясь с духом. Сейчас он собирался предложить страшную авантюру, после которой турки на них просто рухнут всей империей. А может, и не рухнут. Их уже о том годе потрепали, да и вообще – Османская империя сильно напоминала старого дряхлого льва, который мог страшно достать когтями, но мог при этом и сдохнуть. От дряхлости.– Да. За это время османы придут в себя, татары придут в себя, начнут воевать Азов обратно... Григорий?Взгляд Ромодановского был весьма красноречив:– Из степи идут дурные вести. Селим-Гирей собирает войска, скоро под нашими стенами окажутся татары и турки.– Много ли?– Как я понял, не особенно. Достаточно, чтобы мы не могли делать вылазки в степь, как раньше. Сами же османы сейчас собираются на Крит. Там вспыхнул бунт, в Дубровнике тоже полыхают пожары... одним словом, османы решили додавить венецианцев. Благо с тех есть что содрать, да и по площади куда как выгоднее.– Если мы оставим тысяч двадцать? Отобьетесь? Прокормишь?– Прокормлю, и сорок тысяч прокормлю. И отобьемся. А остальные куда ж пойдут?В синих глазах Алексея блестела шальная искра:– А остальные... мы пойдем водой к Керчи. Сколько на корабли влезет. Остальные – вдоль берега, перекликаясь с кораблями, разоряя все побережье и вырезая татарские поселки. Хватит, пожировали. Керчь надо будет взять.– Государь!Алексей пожал плечами в ответ на шокированный возглас Косагова:– Ее просто не пытались взять. С нашей стороны. Она укреплена с моря, а ежели подойти с суши, высадить десант – не так там все и страшно будет. Переправимся и захватим Тамань. А потом от Керчи пойдем опять вдоль берега. Кафа, Бахчисарай – и Перекоп. Ежели мы захватим эти точки, то отрежем туркам все пути.– Государь, они ж на нас...– Они и так нападут. Но... если мы выполним этот план – нам будет чем с ними торговаться. Отдадим обратно Бахчисарай и Кафу, пусть радуются. Но остальное... нет уж! И начнем выжимать татар с нашего полуострова.Несколько минут все молчали. Потом кашлянул Иван Сирко:– Государь, дозвольте?Алексей кивнул. Мол, дозволяю, говори...– Может, сначала тогда не на Керчь идти? – Желтый, заскорузлый от табака палец характерника заскользил по карте. – Вот здесь, вдоль северного берега, мы можем доплыть до входа в Сиваш. Наши чайки там пройдут. А мы высадимся на берег и тоже пройдем... тут, конечно, «Гнилое море», ну да расстояние невелико. И дойдем, и возьмем, коли прикажешь...Алексей прищурился:– А сколько народу при этом поляжет?– Многовато, государь. Так ведь за свою землицу жизни отдадим, не за чужую...Намек был ясен. Алексей медленно кивнул:– Да, ежели удастся... тут без казаков никуда. Скажем, Засечный полуостров? Тут войск держать придется много, ну да ладно, своя земля, не чужая...Намек был понят правильно. Ежели так получится, что план осуществится – никто казакам препятствий чинить не будет. Пусть обживаются, пусть гонят прочь татар, пусть укрепляются... но под русской дланью. Мягкой, но... не отдельное государство, а провинция в общем составе. Впрочем, при наличии на троне Алексея Алексеевича, казаки не возражали. На Сечи уже все знали, что с молодым царевичем можно дела делать...– Но это часть. Остальные на чайки не влезут... тысяч бы десять прошло?– Меньше, государь. Но остальные войска пройдут на Керчь, как ты и хотел.– Раздробить силы? А продержитесь?Сирко пожал плечами:– Понадобится – мы все там ляжем, зубами вцепимся!Алексей покачал головой:– Нет, так не пойдет. Мне не смерть ваша нужна, а жизнь и служба. Я своих людей не размениваю...– Тогда, государь?..– План твой хорош, Иван Дмитрич. – Присутствующие даже замерли от неожиданности. Чтобы царевич, да с отчеством, так вот к казаку обращался? Но сам Алексей над этим и на миг не задумывался. Он уже оценил гетмана войска Запорожского и не видел в том ничего для себя зазорного. Этот мужчина больше боев повидал, чем Алексей – месяцев. Есть за что уважать. И сейчас... готов ведь голову сложить... за что?!За Русь, которая ему хоть и не чужая, да и не своя! Понял просто, что так надобно – и идет!– Вы вперед пойдете и Перекоп захватите. С той стороны к нам на помощь поляки идут. Вот они там и останутся, да еще и вылазки совершать будут, чтобы как следует татарву потрепать. А вслед за вами, по берегу, чуть медленнее, чтобы не измотаться, пойдет полк Хитрово. Справишься, боярин?– Приказывайте, государь, – исполню.– А части Косагова пойдут вдоль побережья. Впрочем, с десяток чаек я у вас заберу. А ты, Иван Дмитрич, пройдись в порт, посмотри, какие корабли взамен сгодятся? Потому как не хочу я казаков одних на Перекоп слать...– Не доверяешь, государь?Вопрос вроде был задан с подковыркой. Но это ежели не видеть веселых искорок в глазах Сирко. Алексей и не увидел – опыта пока не хватало. И повелся...– Мне всех своих людей жалко. Понимаю, что иначе нельзя, но чтобы одних казаков на передовую... нехорошо это. Неправильно...Сирко задумчиво кивнул. М-да, когда это русских царей такие вопросы волновали? А этот по чести поступить старается...– Схожу, присмотрю...– Тем паче, стараниями казаков у нас куда как кораблей прибавилось, – буркнул Ромодановский. – Команд не хватает – а они галеры захватывают!– Так неужто ж их обратно туркам гнать? – В глазах Алексея тоже заплясали веселые искры. – Э, нет. Если и отдадим – то пару, не более. Есть такое слово – брандер.Слово знали все присутствующие. И обсуждение деталей продолжалось достаточно долго. Только через три дня были окончательно расписаны все роли – кто, что, куда... И чуть отдохнувшие войска ушли из Азова.Печальным взглядом провожал их Григорий Ромодановский. Как ни рвался он в поход, но его все одно решили оставить на хозяйстве. А кто лучше его знает обстановку?Кто лучше его знает крепость, в которой перезимовал?Впрочем, это-то полбеды, но грусть боярина вызвало еще и отсутствие «троянских коньков». Царевичевы воспитанники уходили вместе с войском. Кто с казаками, кто на кораблях, но уходили. В ноги царевичу падать готовы были, чтобы не оставлял их в тылу, дозволил на нехристей идти... а без них ведь сложнее придется.Эх-х-х...Впрочем, долго грустить боярину не пришлось. И месяца не прошло, как под стены Азова явились долгожданные гости – татарва с турками!* * *Кофе был вкусным, фрукты – свежими, а кресло – мягким. Можно себе позволить расслабиться ненадолго. Секунд на десять.Васька и позволил. Пока в кабинет не вошла та, кого они ждали.Государыня Софья.Тогда он встал и поклонился. Не в пол, просто – уважительно. Наедине от своих тщательного соблюдения этикета не требовалось. Так же поклонилась и девушка, которую вызвали одновременно с ним. Софья чуть склонила в ответ голову, принимая их уважение.Васька смотрел на царевну спокойно. И так же смотрела сидящая рядом с ним девушка. Он ее знал.Рада.Одна из немногих, кого он даже чуть побаивался. Хитрая, умная, что та лисица...– Ребята, у меня для вас задание.Царевна была серьезна и сосредоточенна. Что та стрела, которая уже сорвалась в полет – она вся движется к цели, не отвлекаясь на постороннее.– Слушаем тебя, государыня?Рада пока молчала. Она вообще не любила много говорить – не по делу. Вот если требовалось – тут она могла и священника переговорить, и торговый ряд переругать. Но это – по надобности. А просто так, ради пустой болтовни, от нее никто слова лишнего не слышал.– Вы поедете спешно до Архангельска. Там сядете на корабль, который вам укажет наш человек. Будете представляться семейной парой. Молодой купец поехал торговать – и взял с собой жену, не желая расставаться с любушкой. На корабле вы доплывете до Нидерландов. Я хочу, чтобы вы убили Вильгельма Оранского. Он сейчас в Амстердаме. Заподозрить в этом должны французов.Ванька выслушал с непроницаемым лицом.Да уж, скажи кто мальчишке такое еще лет десять тому назад...А вот случилось же!Сначала-то Васька учился по общей программе. Но потом...Потом наставники заметили у него талант к стрельбе из любого оружия – хоть лук, хоть арбалет, хоть аркебуза. Идеальный глазомер, талант к оружию, а еще – Васька оказался одиночкой. Лучшие результаты он показывал один. Нет, в команде он тоже работал, но как-то незаметно уходил на второй план. А вот если требовались результаты именно от него... вот тут он раскрывался с новой стороны, работая вдохновенно и упорно.Об этом было доложено царевне Софье.Та подумала...И приказала Ваську – и с ним еще шестерых ребят и девушек готовить именно так. Еще и смеялась – мол, подразделение ассасинов.Ребята и не обижались.Охотники, да. Но – на человека. А думаете, это легко?Почему кабаньими головами хвастаются, хотя что может тебе противопоставить кабан или медведь, а вот этим – нет?Ответ прост.Боятся.Человек может обернуть свое умение и против своего учителя. Хотя Васька знал, что никогда ничего во вред государю не сделает. Неблагодарность – грех смертный, такое и на потомков падет...– Мы вдвоем? – просто спросила Рада.– Да. У вас будет поддержка, но работа ложится на ваши плечи.– Если нам кто-то понадобится?– Решайте здесь и сейчас.– Если мы попадемся?– Вы знаете.Смерть – и только смерть. Лучшее, что мог сделать пойманный убийца. Они знали об этом и не обольщались. Вася и Рада переглянулись. Они понимали, что царевна ничего им не сделает, что это приказ, но... Да, они могут отказаться, если это – не по силам.Но...– Мало данных.Софья выложила на стол пачку листов.– Читайте. Тут все, что мы собрали на Вильгельма. Я вас оставлю на три часа, потом хочу получить ответ. Хватит времени?Ребята переглянулись, кивнули...– Да, государыня.Софья перевернула колбу песочных часов и мягко прикрыла за собой дверь.В ответе она и не сомневалась, но хорошо, что ребята думают.Они обязаны справиться. Они – справятся.Она не сомневалась в полученном ответе ни сейчас, ни спустя три часа, выкладывая на стол деньги и оружие.Прости, Вильгельм.Прощай, Вильгельм.* * *Иван Сирко хищным взглядом смотрел вперед. На Перекоп. На крепость.С севера это был большой участок Перекопского вала между двумя круглыми бастионами. В центральной части бастионов на юго-западном и юго-восточном углах крепости располагались круглые многоярусные башни. Две большие – вздымались над самой крепостью, а за ними виднелся палисад с прямоугольными башнями поменьше. С запада, юга и востока крепость защищали рвы и валы с каменной облицовкой и зубчатыми парапетами. В центральной части куртин располагались башенные ворота, углы крепостных валов замыкали небольшие прямоугольные башни. С юга к крепости и к большому Перекопскому валу примыкал прямоугольный форштадт, защищенный рвом и валом с крупными и малыми строениями внутри укрепленной территории и весьма далеко выдвинувшийся за пределы рва и вала.Одним словом – неприступно.Было.Сейчас в крепости – тысячи три янычар. А у него более семи тысяч воинов. И словно мало им такого перевеса, есть и кое-что еще...Иван пристально поглядел на отирающегося рядом с ним паренька.– Говоришь, гореть будет?– Так точно, будет! Ничем не потушат.«Троянский конек» Семен смотрел прямо и открыто. Да уж... греческий огонь водой не зальешь. Сами попробовали, потом таких... лещей от сэра Исаака получили, что неделю ухи красные были. И царевич не заступился, куда там! Ругался на чем свет стоит, объясняя, что это для них же опасно. И нечего свою жизнь так бездарно класть! Коли уж так хочется – разбегайтесь, да башкой об дерево, авось его не попортите!Ребята не обижались, царевича можно было понять. За них же беспокоился.– Ну, тогда показывай, что да как!Показать было несложно. Кувшин удобной формы с ручкой и фитилем, внутри – адская смесь. Специально двух видов делали. Есть те, что для моря – там фитиль и не надобен, на воде само полыхнет. Есть те, что для суши. Вот там – да. Поджечь – и кинуть. Как разобьется – так и разольется, и вспыхнет...А что?Делать несложно, сырья хватает...Иван Сирко оглядел своих ребят. Да и не только своих. Три тысячи казаков, четыре русских... с такими ребятами да не взять тот Перекоп? Они сейчас так турок напугают – те еще год штаны не отстирают!В первых рядах пустим своих казаков, в которых уверен, следом пойдут «огнеметы», а за ними и русские. Но не все.Иван кивнул капитану Семенову, который находился рядом:– Капитан, на тебе задача взять человек с пятьсот – и пошуметь на правом фланге. Орите, стреляйте, на укрепления лезьте, но шибко не подставляйтесь. Пусть думают, что мы там штурм начнем.Капитан кивнул. Попробовал бы он не согласиться! Командует Иван Сирко? Вот он и командует! Царевич приказал. Да и сам атаман... поди, не послушайся такого, рубанет от плеча до пояса... волчара желтоглазый.На рассвете начался штурм Перекопа.На правом фланге русские под командованием капитана устроили зверский шум. Было полное ощущение, что там собираются ворваться в крепость. Иван Сирко наблюдал за турками и, когда те сгрудились на правом фланге якобы для отражения русской атаки, махнул рукой.– Па-ашли!!!Казаки ринулись вперед, словно голодные волки. Серыми страшноватыми тенями мчались они ко рву, который, на их счастье, оказался сухим, перекидывали заранее приготовленные доски, бросали фашины, протягивали друг другу руки... ров был форсирован так быстро, что Семен только что рот открыл. Иван Сирко сжал кулаки.Эх, ему бы сейчас туда, рвануться в первых рядах... да нельзя.Командир не рубит, командир командует.Пушки, хоть и было их не слишком много, вели уверенный огонь по противнику. Да противник был такой...Сотни лет никто на тот Перекоп, как надобно, войной не хаживал, откель же им привыкнуть было?Казаки тем временем форсировали ров и взлетели на насыпь. И уже оттуда принялись швырять во двор крепости глиняные кувшины.И вот тут понесся такой вой, что мальчишка зажал уши, а Иван Сирко, напротив, оскалился, усмехнулся зло и хищно...Жалеть турок?Татар?Смеетесь вы, что ли, над честным казаком?Ударяясь о землю, кувшины разбивались, содержимое их вытекало, разливалось горящими лужами, цепко хватало за ноги, взбиралось по одежде, перепрыгивало на других людей – и скоро во дворе крепости метались несколько живых костров, вызывавших безмерный ужас у обороняющихся...Не так много было тех кувшинов, менее сотни, но эффект был... страшный.Не привыкли турки к такому – вот и защититься не смогли.Страшно...А казаки прыгали вниз – и шла жестокая сеча, в которой не щадили никого. Блестели хищно сабли, лилась кровь на камни... и турки быстро начали отступать к крепости, где и забаррикадировались.Казаки же занимали брошенные укрепления, добивая тех, кто пытался сопротивляться. Наконец турки остались только в одном месте – в крепости. И тут уж переговоры взялся вести атаман.На турецком Иван Сирко говорил вполне неплохо, да и понимал, а потому в толмаче не нуждался.– Эй вы, шакалы, – загремел его голос. – Либо вы выходите и сдаетесь в плен, либо я возьму вашу башню, а всяк, кто поднимет оружие, будет уничтожен.– Ты кто таков будешь, чтобы Арслану-паше условия ставить?!– Казачий атаман Иван Сирко!Судя по молчанию, имя вызвало страх среди обитателей крепости.– Мы здесь долго просидеть можем, – раздался чей-то голос из башни. – Припасов хватит.Иван хищно ухмыльнулся.– А у нас огня хватит. Да такого, в котором и камни горят. Обстреляем, так и стены ваши долго не простоят! Хоть и крепки они, да мы покрепче!– Мы сдадимся, а вы всех перебьете!Иван усмехнулся.Ну все, считай, как только допустили мысль о сдаче – точно сдадутся. Это уже торг, не оборона...И ведь пушки у них есть, хоть бы что попробовали сделать...Тьфу, нехристи!Он ведь бывал здесь, и десяти лет не прошло, а вот довелось вернуться. Да по такому радостному поводу! Давно пора Крым своим сделать!К вечеру были обговорены условия сдачи. Около двух тысяч турок выходят, а казаки честь по чести отпускают их. Но без пушек и огнестрельного оружия. Сабли и кинжалы – пусть оставляют, но не более того. Куда идти?Иван сказал бы – куда, но... не стоило унижать себя руганью.Так что дадим вам корабли – и катитесь себе к чертовой бабушке на потребу! Не поместитесь?Так вы ж пленных гребцов оставите, сами на весла сядете – и будет сплошное благолепие.А иначе никак! Никто вам души христианские не оставит, скажите спасибо, что корабли даем!Конечно, условия были не царские, но вполне приемлемые – и турки согласились на них. Тем паче, что слово и имя Ивана Сирко им хорошо известно было. Равно как и то, что слово свое старый характерник не нарушал никогда.С рассветом начался их исход из крепости. Они выходили из крепости, проходили мимо казаков, которые стояли с оружием на изготовку, грузились на корабли, на которых уже расковали всех гребцов и даже – а чего? не оставлять же! – сняли пушки, потом один из кораблей отплывал – и принимались загружать следующий.Четко, спокойно, без суеты...Когда все турки отчалили, отряд казаков в две сотни человек направился осматривать крепость – мало ли какой сюрприз устроили подлые нехристи?Но все было чисто и тихо. Видимо, турки просто не сочли положение достаточно серьезным. Доходили ведь сюда уже казаки, и Ивана Сирко тут с прошлого раза помнили... и что?Огневается султан – и отдадут все обратно христианские свиньи, еще и кланяться будут! Так чего свое имущество портить?У казаков было иное мнение, но турок они просвещать не торопились. Перебьются.Оставив в крепости полторы тысячи человек и почти тысячу бывших пленных под командованием своего сына Романа – и наказав ему держаться и держать всех в строгости, Иван Сирко отправился к Кафе, которую уже брал.Настало время повторить веселье. Интересно, кто первый доберется до Бахчисарая? Он – или Алексей Алексеевич?Ивану было искренне интересно! В кои-то веки он воевал, будучи уверен в своих победах. Их не пустят по ветру!* * *Григорий Ромодановский смотрел со стены на татарское войско, но тоски не испытывал.Явились?Ну, так здесь и поляжете! Сколько их здесь вприглядку? Тысяч десять турок да двадцать – татар. Много ли? Может, и много, но не когда у тебя пятнадцать тысяч в крепости сидит! И так бы отбиться хватило, чай, отражать – не захватывать, а ведь и кое-какие козыри есть!А еще, судя по символике, здесь сам хан. Ну... тем лучше! Обезглавленное войско – хорошо, обезглавленная страна – еще лучше. А пара сюрпризов у них есть, спасибо царевичу. На татар хватит.Ромодановский ждал.Ждал, пока к стенам не подъехал какой-то татарский мурза, ждал, пока не протрубили трубы, вызывая на переговоры. И только тогда кивнул. Теперь затрубили уже и на стене. Заплескались по ветру знамена.Вперед выехало около десятка татар в раззолоченных одеждах, на горячих красивых конях, с драгоценным оружием...– Эй, русский, с тобой желает поговорить великий хан!Григорий молча ждал, пока не перечислили титулы великого хана и не огласили предложение.Русским вменялось сдать крепость и выйти без оружия, после чего быстро убраться к себе и не показываться тут больше. Все, что есть в крепости, – в ней же и останется. Надо бы их вообще в рабство оборотить за коварные нападения на стойбища, но хан милостив. Так что проваливайте, пока вас палками не погнали!Ромодановский молчал еще несколько минут. А потом издевательски рассмеялся:– А у меня свое предложение! Мой государь предлагает крымскому хану сдаться! Тогда он будет доставлен прямиком к своему владыке-султану. В противном случае мы огнем и мечом пройдем по вашим землям за все века, когда вы разоряли наши земли! И пощады не будет!Закричал что-то угрожающее переводчик. Но Ромодановский не слушал. Неинтересно.– У вас три дня. Потом мы уничтожим ваше войско!Хан что-то промолвил. Тихо, но было видно, что он в ярости. Отлично, этого Григорий и добивался.– Через три дня вас погонят плетками на рабские рынки Кафы!!!Ромодановский сплюнул вниз со стены и ушел. Чего с татарами разговаривать? Их бить надобно!* * *Штурм начался на рассвете. Татары ожесточенно стреляли из пушек. Но кто бы подставлялся?Азов покамест не отвечал, хотя мог, еще как мог. Но – зачем?Все было задумано интереснее.И вот наконец татары бросились на приступ. Вот и ров... сухой? Валяются внизу какие-то деревяшки... к чему?Татары закидывали его фашинами, и вот, уже, еще...Во рву взметнулось пламя.Яростное, бешеное, жестокое, в единый миг охватившее все фашины и тех татар, которые не успели отскочить. Ничего сложного тут не было. Просто продукты перегонки нефти были в большом количестве. Вот их и налили на дно рва чуть загодя. Прикрыли, чтобы не размыло, добавили промасленных тряпок, хвороста... а загорается это все в единый миг!И ведь не потушишь просто так...Почти сотня живых факелов с диким воем каталась по земле, поджигая тех, кто рисковал приблизиться, в воздухе запахло паленым мясом... и вот тут-то вступили пушки Ромодановского.Совсем небольшие, корабельные, большая их часть вообще стреляла картечью, но сила была в другом. Пушки были установлены – и пристреляны именно в тех местах, на которых стояли. И палили они не куда понравится, а четко по квадратам.А что такое картечь?.. Это раненые, убитые, искалеченные люди, это стон и плач, тут и силы большой не надобно. Тем более что, глядя на сгорающих заживо, замерла большая часть татарского войска. Лупи – не хочу. Чем пушкари и воспользовались.Волна татар отхлынула, оставляя на земле убитых и раненых. И с новыми силами пошла на приступ. На этот раз во рву ничего не полыхнуло. Ромодановский подумал, что надобно бы ночью послать туда кого по потайному ходу. Пусть еще земляного маслица зальют, раз уж оно так татарам понравилось. Приветим гостей дорогих!На этот раз пушки лупили с обеих сторон, но у осаждаемых было преимущество. Они знали – как, куда, они били почти вслепую, из-под прикрытия толстых зубчатых стен, им даже не надо было высовываться. Они знали – куда.Татарам же требовалось пристреляться, а при точности их пушек ущерба они много не наносили. Так, в паре мест.Но до стен таки добрались – за что тут же и поплатились.Ой, не просто так ходили всю зиму ладьи, не просто так не останавливались кузницы. Не просто так тратились бешеные деньги...Мало завоевать – ты еще удержи!Наверное, хан весьма удивился, когда его воины, то один, то другой, принялись падать на колени, воя от боли. А объяснялось все очень просто.Деревянные «ежи» с ходу и не увидишь. А вот ежели они заострены, ежели у них металлические наконечники – в ногу вопьются очень даже запросто. Пробьют сапог и нанесут рану.Не опасную?Была б она не опасной! Но там же грязи будет! Считай – ногу человек потерял! Горячка, заражение крови, муки, боль... именно то, что пугает всех воинов больше смерти.Конечно, штурм захлебнулся второй раз. Попробуй подберись к стене не опрометью, а внимательно глядя под ноги, тщательно прикидывая, куда бы наступить, да если еще со стены цинично кидаются камнями и стреляют из пушек. Картечью.Хан отдал бы и еще приказ, но, судя по всему, турки не собирались ему повиноваться. А татары...Конница?Почти без доспехов?И штурмовать крепостные стены?Дураком Селим-Гирей не был никогда. Он отдал приказ остановить наступление и принялся подсчитывать потери. Ромодановский тоже подсчитывал их со стены и усмехался.Более тысячи человек убитыми и ранеными. То есть убитыми не более сотни, но остальные-то! Дай бог, половина от ран оправится, а в строю и того не останется. Да и боевой дух упал ниже низкого.Теперь они попробуют штурмовать иначе – копать рвы, подводить мины... так ведь и для этого способы есть!Что ж мы, гостя не приветим?Так отпотчуем, что на своих не уйдет!Слова с делами у Ромодановского не расходились никогда. И в этом случае тоже.Откуда берется вода для питья? В основном из Дона, но из него так просто не попьешь, надо вином либо уксусом разводить.А еще?А из колодцев...Заботливо оставленных по принципу – пейте, не подавитесь! Еще когда их перетравили!Так что уже к утру Ромодановский наблюдал со стены первый результат – дикое количество мающихся болями в желудке лошадей и татар. И думал, что концентрация отравы таки слабовата...Самое время ночью будет для вылазки.* * *– Присядь, старец, побеседуй со мной.Симеон поклонился государю, послушно присел на стульчик из дорогого рыбьего зуба.– Поздорову ли, государь?– Да возраст уж... – Алексей Михайлович чуть смущенно улыбнулся. – Любавушка все ругается, чтобы я берег себя, а как тут обережешься? Когда сынок невесть где?– Хороший у тебя сын, государь.Алексей Михайлович чуть усмехнулся:– Жаль, что вы с ним не ладите.– Не моя вина то, государь. Просто молод еще царевич.– Ну, на то и будем надеяться.– Государь, разумно ли турок тревожить? Самим льву в пасть лезть?Алексей Михайлович пожал плечами под узорным кафтаном – чай, не тронный зал, можно и снять ризы с бармами.– Не мы к ним, так они к нам. А ведь и то верно, что лучше нам войну начать, чем их готовности ждать. Пусть на чужой земле пожары горят, не на православной.– Прав ты, государь. Только боязно мне.– А ты молись поболее, авось и сладится дело.Симеон соглашался, говорил что-то умное и серьезное – и смотрел во все глаза на царя.Вот он – владыка земли Русской. Царь, правитель, и власть его здесь чуть ниже Божьей. И – все. Он ведь и не знает, что его жизнь – в руках Симеона.А вот Симеон знает.Одно движение – и ниточка перетрется окончательно. Сам же он ее и оборвет.Это – власть.Это – наслаждение, которого еще поискать. Воля твоя в человеческой судьбе. Вот государь – и что?Кто ты, червь, пред властью ордена иезуитов?Пусть наша власть тайная, но от этого еще более страшная и неумолимая.Ничтожество...Хотя ты еще и царь – и ты пока не знаешь о своей судьбе.* * *Михайла Юрьевич Долгоруков чуть сдвинул камень в перстне. Еще одна частичка отравы заняла свое место.Крохотная. Совсем незаметная...Кому легче отравить человека, как не доверенному стольнику? Подносишь вино – и пара белых крупинок падает в кувшин. Где без следа и растворяется.Чем хорош этот яд – он медленный.А еще – действует на сердечную жилу, сворачивает и сгущает кровь, заставляет сердце потухнуть...Но есть у него и главное достоинство. Его надобно добавлять несколько недель, может, месяцев – и только тогда он возьмет свое. А ежели сам Михайла отпробует вина из царского кубка, ничего с ним не случится. Ну, сердце чуть быстрее зайдется – так это ж не страшно. Беда может случиться, только когда ежедневно принимаешь этот яд.А царь, с легкой Михайлиной руки, так и поступает.И поделом!Нечего было моего отца... тварь худородная!Кто такие Романовы рядом с нами? Выскочки, нищеброды, ничтожества...Такого и убить не грех. Я ведь за отца...* * *Ян Собесский обходил лагерь.Коронный гетман старался выматываться до такой степени, чтобы рухнуть в жесткую постель и забыться.Думать не хотелось, но мысли злобно лезли в голову.Любовь – это чудо?Безусловно. Но когда ты понимаешь, что ты-то любишь, а вот тебя?.. Тут и начинается мучение. Иногда Ян желал стать угольщиком и жить в хижине, в лесу, лишь бы знать, что любят его. Не титул, не блестящего воина, а просто – человека. Яна...Вот Ежи Володыевскому в этом повезло... Ян вспомнил, как Ежи вошел в Каменец после победы, как Бася стремительно бросилась к нему... она б и стену прошла не заметив, встань та стена на пути! И такое сияло у нее в глазах... ей-ей, так и Мадонна на сына, наверное, не смотрела. Всем было ясно, что для этих двоих друг без друга и жизни не будет.А ему?Марыся, как ты могла?! Травить беременную женщину!А что потом?Ян чувствовал себя премерзко, и даже предстоящая война этого не искупала. Хоть голову на ней сложи, право слово. Да вот и того нельзя. У него еще наследников нет – предки проклянут. А ведь его матери Марыся никогда не нравилась...Он-то в нее влюбился, еще когда она семнадцатилетней выходила замуж за Замойского... по расчету, опять по расчету...Да видел ли он когда истинное лицо своей жены?!– О чем размышляете, пан?Молоденький епископ Станислав, отправленный в этот поход Анджеем Краковским, смотрел сочувственно. Он-то знал причину – Ян исповедался ему, хотя и нельзя сказать, что почувствовал себя намного лучше.Ответа не потребовалось, стоило только увидеть тоскливый взгляд. Епископ вздохнул, дружески положил руку на плечо пана, разгоняя зловещие тени, прогоняя тоску.– Верьте, пан, иногда мы не знаем, что творим, но Господь наш в неизъяснимой мудрости своей ведает многое. Никогда он не сделает того, что будет чадам его во вред...– И войны? И смерти?– Нам не провидеть его мудрость. – Улыбка епископа стала вдруг лукавой. – Но скажу я так, что потомки наши, обозрев словно с высоты птичьего полета, деяния наши, и поймут, и не осудят. А пока взгляните – коли не напали б на нашу землю поганые нехристи – не было б и дружбы с русским царевичем. Бедой проверенной, ибо тогда и познается, кто друг тебе, а кто – простой приятель. И не пришли б мы на эту землю, чтобы освободить ее. А это дело весьма богоугодное...– Так ведь многое оправдать можно, святой отец.– Только Он никогда не ошибается, а мы грешны от рождения. – Мужчина пожал плечами. – Но сказано: не суди и не судим будешь. Так лучше оправдывать, чем судить. И лучше вести такие душеспасительные беседы у веселого огня с чаркой доброго вина, чем бродить в холодной темноте, приманивая тех, кого лучше не поминать к ночи.На лице епископа расцвела лукавая улыбка – и Ян невольно улыбнулся в ответ. Да, рана болела, но если можно ненадолго забыть о ней... Грех не послушать умного человека!– Да неужто вы, епископ, верите в нечисть?– Как мне не верить, когда мы идем на земли, населенные нехристями?Перебрасываясь шутками, мужчины направились к костру.Ян не знал, что перед отъездом епископ имел серьезную беседу с королем – и полностью с ним соглашался.Да, Ян Собесский – краса и гордость польского воинства и вообще польской земли. Но коли вот так жена его подставляет... может, она его и вовсе недостойна? И не следует ли заронить в разум мужчины сии мысли, дабы он не переживал так из-за современной Иезавели, которая собирается примерить на себя лавры то ли не тем помянутых Борджиа, то ли и вовсе – Медичи?И епископ старался не за страх, а за совесть. Богоугодное же дело! Да и благодарность государя и государыни – не лишние, не так ли?* * *Темнота легла на землю. Ночь мягко скользила по степи, накрывая своим плащом и турок, и татар...Ей хотелось успокоить всех живущих, убаюкать, нашептать что-нибудь хорошее...В Азове ее намерения потерпели сокрушительный крах.Около трех сотен человек двигались по подземному ходу. Предводительствовал им Воин Афанасьевич, которого царевич, несмотря ни на что, оставил в Азове. Шел под его предводительством и старший сын Григория – Михаил Ромодановский. А и то – уж двадцать лет парню, пора бы пороху понюхать.Что планировалось в ночной вылазке?Порадовать гостей.Греческим огнем, который несли с собой. Острыми саблями. А еще...Не просто так назначена была вылазка, ой не просто.Прилетел голубь, закурлыкал, а на голубе том было одно лишь слово.СегодняКораблям не так сложно было подняться по Дону.Где будут располагать войско?Да не так далеко от реки, иначе не набегаешься!Особенно при отравленных колодцах, при куче скота, при обозе...Вот с воды их и накрыли.Галиоты тем и хороши, что могут нести не только людей, но и пушки. Заряди их специальными картечными снарядами – и коси. К тому же часть пушек была заряжена специальными ядрами. Софья припомнила из прочитанного, что если на ядре выпилить рисунки и борозды, то оно будет лететь с воем.Попробовали.Оправдалось.И четыре галиота в ночи накрыли весь татарско-турецкий лагерь огнем.Зажигательные снаряды!Картечь!И на закуску – воющие ядра!И на берегу Дона воцарился АД.Животные сходили с ума и носились в ночи, затаптывая всех, кто попал им под копыта. Людям приходилось не лучше. Обожженные, раненные, деморализованные...Под огонь чудом не попал Селим-Гирей. Повезло, что его шатер стоял подальше от берега...И тут с тыла ударили осажденные.Сначала выстрелили из пищалей, потом пошли врукопашную – они-то и знали, и ждали, и все видели на фоне разгоравшихся пожаров, и сами поджигали, что на пути попалось...Рубили, резали, кололи...Воин Афанасьевич внимательно следил за схваткой, оставаясь чуть в отдалении – и подавал команды трубачу. А как еще?Как можно донести до всех приказ командира?Только сигналом трубы. И громко, и турки с татарами не поймут.Он отлично видел, как бежали деморализованные татары, как пытался собрать хоть какой-то ударный кулак Селим-Гирей, как опомнились турки...Довольно!– Труби!В ночи разнесся сигнал отхода.Опять-таки, непросто бежать обратно к подземному ходу. Каждый десяток знал, когда ему уходить. Кто после первого сигнала, кто после второго – еще не хватало давку устроить или врагов за собой привести! Нет уж, у них до последнего должно создаваться мнение, что их тут сейчас всех перережут. А потому отходить надо медленно и организованно.– Второй сигнал!Еще сотня скрывается в темноте, добивая всех, кто на пути попадется.Они ведь шли по четкому маршруту, чтобы не сосредоточиться в одной части лагеря. Ни к чему.– Третий...У каждой сотни был свой противник, свое вооружение, своя задача, благо со стен Азова вражеский лагерь был отлично виден. И если планировалось шестой и седьмой десяток отправить к обозу – им были выданы зажигательные материалы. Смола в больших количествах, факелы...А если кто-то нападал с той стороны, где стояла конница, – тут больше к душе бомбы, сабли... там жечь ничего не надо. Распугать скотину и убивать противника...Сам Ордин-Нащокин отходил с последней сотней. И едва успел скрыться. Помогло то, что корабли прошли сначала одним бортом мимо лагеря и как следует его обстреляли, а потом стали уходить обратно вверх по течению – и обстреляли противника второй раз. Ну и какие тут преследования?Спастись бы!У подземного хода их встречал Ромодановский.– Ну, молодцы! Такой красоты! Такой прелести!..Найдя взглядом своего потрепанного сына, он вообще расцвел улыбкой и стиснул Воина Афанасьевича в объятиях.– Спасибо!– Одно дело делаем. А что там у поганых?А у поганых было плохо. Боевой дух они потеряли раз и навсегда, тем более что его и изначально-то немного было...Селим-Гирей пока еще удерживал своих людей от бегства, но... надолго ли?Ромодановский готов был поспособствовать. И даже пинка для скорости добавить.* * *Любава встревоженно смотрела на мужа.Что-то как-то он последнее время начал на сердце жаловаться, одышка мучила...Сонюшке, что ли, отписать?Лекаря хорошего нужно, Блюментрост вряд ли справится. Или срок пришел? Не дай Боже!Мужа Любава искренне любила. Скорее, правда, как отца, чем как супруга, но уж как есть. А разве не за что?Добрый, внимательный, заботливый, ласковый, на нее смотрит – аж светится, ну и сама Любава к нему привязалась. Странная, конечно, любовь, да уж какая есть.У других эвон и того не бывает.– Давит мне как-то, Любавушка, – пожаловался муж. Потер грудь напротив сердца.Женщина захлопотала вокруг...– Окошко распахнуть? Или лучше лампадку возжечь?Но Алексей Михайлович молчал. И женщина с ужасом увидела, как бледнеет любимое лицо, как закатываются глаза...– Лекаря!!!Благо за дверью их покоев всегда были и слуги, и пара сенных девушек...Слуга опрометью помчался к Блюментросту. Девушки же рванулись внутрь, осторожно оттеснили царицу, склонились к оседающему на кровать царю и захлопотали, как могли. Расстегнули кафтан, уложили поудобнее, открыли окно, впуская в душноватую атмосферу сырой воздух...Антонина пощупала пульс на шее государя.– Неладно, Поля... ой, неладно...Вторая девушка – тоже из Софьиных, состоящих при молодой царице неотлучно, в три смены – посмотрела встревоженными глазами.– Ты у Ибрагима лучшей была... что неладно?– Сердце... оно словно сдаться надумало.Девушка без стеснения прижалась ухом к царской груди.– Полька, беги! Со всех ног к нашим беги!!!– Что говорить?– Дура ты, что ли?! – рыкнула Антонина. – Я при государыне останусь, она ведь в тягости! А ты скажи девочкам, что с государем неладно, как бы к утру Алексей Алексеевич царем не стал.– Он же... ой!– Сообразила?Дур у Софьи отродясь не водилось. А потому Полька подхватила подол и что есть мочи рванулась из горницы. Срочно! Гонцов!К царевне-матушке, пусть знает, пусть приезжает!К наставнице Лейле, а точнее, к ее супругу – Патрику Гордону. Мало ли что...К Ордину-Нащокину...К Феодосии Морозовой...Пару переходов девушка одолела с лету, да наткнулась на парня.– Далеко ли торопишься, красавица?Михаил Юрьевич, а это был именно он, держал девушку на вытянутых руках.– Пусти, боярин! – Поля сверкнула глазами, но куда там. И ведь не бить же его, бессмысленного! Не ведает он, что на кону стоит!– За поцелуй выпущу...– Пусти, боярин! Государю совсем плохо, лекарь нужен!Выпустил. В лице изменился.– Го-осударю плохо? Ну, беги...И такая интонация у него была... как ни в раздрызге чувств была сейчас Поля, а все ж тон его запомнила, но не оглянулась. Она потом все расскажет. А сейчас – важнее дела есть!А пока добежала – и паниковать перестала.Надо работать...* * *Патрик Гордон внимательно выслушал жену. И кивнул.– Поеду я в полк. К тебе людей пришлю, человек с десяток, ежели что – они знают...Лейла прикусила губу... неужели опять начнется?Бунт, кровь, люди обезумевшие?Но мужа поцеловала крепко.– Береги себя, любимый...Дети тоже подошли обнять отца. Старший, Иан, которого здесь звали Яшкой, посмотрел на отца:– Пап, а можно мне с тобой?– Сейчас пока нет. Но ты останешься защищать маму и младших, – обстоятельно разъяснил Патрик. – Вот, возьми...В маленькие ручки лег совсем большой и настоящий кинжал. Яша вытянулся, сверкнул глазами:– Клянусь!А Патрик уже спешил в полк.* * *Афанасий Ордин-Нащокин выслушал девушку внимательно. И тут же закричал дворне.Собираться, закладывать карету... он обязан быть в Кремле. Мало ли что...Маша схватила боярина за рукав:– Можно мне с вами, обратно?– Там опасно может быть.Афанасий и не думал отмахиваться от девчонки, понял уже, на что способны Софьины воспитанницы. И верно, из рукава Маши скользнул, проблеснул холодной сталью тонкий кинжал. Оружие убийцы, способное и скрыться в рукаве, и вонзиться под ребро, и перехватить горло. Равно опасное и в мужских – и в девичьих руках.– Сейчас везде опасно. Я ведь все равно обратно.Ну да. Ночью, по улице... как и сюда добежала, и ведь не убоялась? И обратно не испугается. Пусть ее тати боятся.– Со мной поедешь. Где карета?!* * *Симеон не был бы до конца Симеоном, ежели бы не придумал, как дело повернуть. Война – это ведь завсегда хорошо, вернется Алексей Алексеевич али нет – никому не известно. А потому и у трона должен быть настоящий князь!А кто?А Иван Андреевич Хованский. Древний род, еще от Гедимина ведет свою родословную... да и сам князь – что надо. В Литве отличился, со стрельцами общий язык нашел, полки за него в огонь и в воду – зато с государем общего языка не нашел, за что и был частенько руган.А еще – глуп, болтлив, самонадеян, переругался со всей высшей знатью. И прозвище говорящее – Тараруй! Болтун, пустозвон... самое то, чтобы проредить кого надобно!Первым делом, конечно, царицу с ее выродком! Ни к чему романовское семя оставлять!А потом...Руки старца сами собой сжались в кулаки.Дьяково!Вот откуда нечисть-то ползет! Вот где инакомыслие! Всех, всех уничтожить, растереть в порошок, забыть, как зовут!!!Попомнят они свою спесь и глупость! Да поздно будет!!!Старец просто не смог принять простую истину. Хоть и говорили ему, что за спиной Алексея никто не стоит, а советуется он разве что с царевной Софьей, но услышать – одно. А вот сердцем принять и поверить...Ну, БАБА же!!!Где уж ей чем-то командовать? Разве что цветочки вышивать!Не знал старец, как генеральши командуют генералами, просто не подумал в силу своего опыта, что за спиной Алексея может стоять его сестра. Вот и не подослал убийц, не подумал, как ее нейтрализовать...К чему?С Хованским было уже переговорено, и не раз, а потому как только весточка прилетела из дворца от Долгорукова, так сразу и направился старец к Ивану Хованскому.Пусть стрельцов поднимает, кричит, что Милославские царя убили!!! Самое то для толпы – от злого семени и следа не останется!* * *Софья даже не особо удивилась, когда по двери ее спаленки загрохотали кулаки. Просто взлетела с кровати и откинула засов. И предстали перед ее глазами две девушки и молодой человек самого неприметного вида.– Что случилось?– Царь... кончается!Молодой человек едва дышал, но был настроен решительно. Софья задохнулась, взялась рукой за горло.Бунт?На миг, лишь на единый миг она стала той взволнованной девчонкой, которая трепетала перед толпой... но это было давно!Тогда ее спасли. Сейчас же...Ей не пять лет!А бунт... Не допущу! Костьми лягу!!!– Рассказывай. Ты кто, откуда... Девчонки, помогите сарафан натянуть! Да не тот летник, охотничий!Софья метнулась за ширму. Парень свекольно побагровел, но приказ был ясен. И он принялся рассказывать.Зовут его Андрейка, он на конюшне служит у государя, помощник конюха...Как в гонцах оказался?Нравится ему одна из служанок государыни, Полина. Красавица, умница, да и он ей, кажется, тоже по сердцу. А потому, когда прибежала она сегодня на конюшню и сказала, что он должен ехать в Дьяково, к царевне, повиновался тотчас. Знал – просто так она не попросит.А не просто...Просила она сказать, что царь-де совсем плох, что смерть в гости ожидать надобно с часу на час, что недоброе у нее предчувствие... что-то черное затевается...Свел коня, так что теперь вся надежда на государыню...Софья кивнула. Уж что-что, а отмазать мальчишку она – отмажет. К себе в Дьяково заберет, а коли не напрасно шум подняли девушки...Глядишь, и конюхом станет при экспериментальном табуне.– Ничего Полина передать мне не просила?– Сказала, что иногда и в ночи малиновка поет. И все. А к чему то, государыня, и не понял я.Зато Софья поняла. Такие фразы у них у всех были. Кодовые, заветные, и использовать их можно было в крайнем случае. Вот, как сейчас, показать, что взаправду все... Малиновкой они в школе Полю и прозвали – пела она звонко и чисто. И Поля знала: коли скажет она эти слова, царевна поймет. И придет.– Звать тебя как?– Андрейка. Воробей.Софья кивнула, появляясь из-за ширмы. Что-то непривычное было в ее облике сейчас, но Андрей так и не понял – что? Да и откуда ему разбираться в дамских модах?А просто сарафан под летником был очень просторный, не стесняющий никаких движений, и сам летник сшит так, что скинуть его Софья могла в единый миг. Рукава короткие, шелк тонкий, по подолу клинья вшиты, чтобы ноги свободно двигались, ни камней лишних, ничего.Вроде бы и простое одеяние, но сам цвет какой...Алый с золотом. Как царская одежа. На голову – венец. Простенький, но царевна ведь.– Сонюшка!Вбежала в светлицу царевна Анна. Софья посмотрела на нее остановившимися глазами:– Тетя, кажется, царь кончается.Тетка схватилась за горло, другой рукой вцепилась в дверной косяк. Софья подошла к ней, встряхнула:– Не время! Тетя, найди мне пана Володыевского! Срочно!Анна закивала и исчезла за дверью.Софья вздохнула и принялась отдавать приказания. Может, и преждевременные, да ведь потом их уже не отдашь. Поздно будет.Погрузить, привезти, отправить гонца... Срочно!Пан Ежи долго ждать себя не заставил. Даже в двери стучать не стал.– Государыня?..– Ежи, – Софья тоже не церемонилась. – Государь, похоже, умирает. Выдвигай всех, кого можешь, к Москве, ежели бунт поднимется – идите к Кремлю. В бунтовщиков стрелять, давить их, на месте раскатывать, на заборах вешать – ты понял? И чем жестче, тем лучше. Потом все спишется, Богом клянусь, никто тебя тронуть не посмеет. Но что такое бунт – ты сам знаешь. Никому не уцелеть, на месте школы пустошь останется...Ежи кивнул.– А ты, государыня?– А я вперед поскачу.– Одна?– Двоих с собой возьму...– Невместно сие!– Плевать!Софья и сама удивилась, как из нее это вылезло, ан, жива оказалась девчонка закалки девяностых.– Ежи, бунт все спишет. А коли нет... Перед отцом я сама отвечу. Богом клянусь...Пан Володыевский и сомневаться не подумал. Будь на месте Софьи кто иной – не пошел бы. Но царевну он уже успел оценить, еще как успел. Эта ни кричать, ни плакать не станет. А вот выстрелить в лицо может. В упор.И сокрушаться не о жизни человеческой будет, а о том, что ей кровью платье заляпало. И все же не спросить еще раз не мог:– Вы уверены, государыня?И наткнулся на тяжелый взгляд темных глаз. Уверенность? Нет. Сама смерть.– Я сейчас в Москву. Там разберемся. Ежели от меня кто – тебе зеленую ленту покажут и приказ передадут, остальным не верь.– Хорошо, государыня.Ежи сорвался с места. Софья тоже ждать не стала.На конюшню! И пусть коня седлают!Да, пусть и кое-как, но верхом она ездила. Умела – и сейчас продержится в седле, что бы ни случилось. Пусть по-мужски, пусть не подобает, но в карете она черт знает когда в Москву поспеет! Казаки уже седлали для царевны коня, еще пару для ее спутниц – не одной же ехать...Через пять минут на дороге только пыль столбом взметнулась. Царевна, две девицы с ней да десяток казаков – все наметом скакали к Москве, загоняя коней.То самое шестое чувство, не покидавшее Соню в лихие девяностые, било внутри набатом.Успеть!Ус-петь, ус-петь...Только бы успеть!!!* * *Любава сидела возле мужа, стискивая его холодную руку в своих горячих ладонях.Неужели?Как же теперь?..Мысли скакали испуганными зайцами. Было страшно, тоскливо и очень больно. Неужели этот человек уходит?Рядом мелькали чьи-то лица, кто-то что-то говорил... женщина сосредоточилась.Блюментрост с таким лицом, что смотреть не хочется – тут и горе, и осознание своей беспомощности, и ожидание наказания.А еще Лукиан Кириллов – спрашивает что-то... что?!Не стоит ли государю чин принять?Значит...Любава закивала, как марионетка. И еще крепче вцепилась в родную ладонь.Пока еще теплую...Господи, не забирай его у меня!!!* * *Тем временем Иван Хованский вел свой полк к Москве. А на площади...– Горе! Идет великое горе! Царь наш кончается, а кто на трон сядет!? Алешка, который с басурманами породнился?! Сестру за католика выдал?! Загубит он веру православную, как есть загубит!! Кукишем креститься будем!!!Юродивый бесновался перед собором Василия Блаженного, плюя слюнями во все стороны. Собственно, не такой уж и юродивый, но надо же как-то «зажечь» толпу? Не бунтовать ведь силами одних стрельцов?Хотя и у них шла похожая пропаганда, только там упиралось на то, что Алексей Михайлович древние обычаи чтил, а Алексей Алексеевич глуп и стрельцов обязательно разгонит. Потому как не ценит опору трона и не уважает.Люди подтягивались, слушали...Но ежели у стрельцов остановить крикуна было некому, то здесь...Чавк!Гнилая репа обладает неплохими поражающими свойствами.– Да кого мы слушаем! Этот крикун раньше у Матвеева слугой был! – Голос был звонким и ясным. – Вот он языком своим царевича и поганит, изменник пакостный! Слово и дело государево!Этого оказалось более чем достаточно. Народ начал расползаться, недовольно ворча. Но попасть под руки стрельцам никому не хотелось.Стрельцы же сейчас были заняты.Часть шла за Иваном Хованским, часть слушала и его сына Андрея, который обещал денег, вольности и славу. И уважение к стрелецким нуждам, а то как же!Впрочем, не все.Находились и те, кто по одному, по двое тихонько выходили из толпы – и растворялись в московских переулках. Не все забыли, что такое честь. И сейчас тихо шли туда, где царя не предавали. К полкам Гордона, за город.* * *Ежи Володыевский собирал людей. Свой отряд, да те, кто школу охраняет, да часть учеников, да часть учителей – вот и вышло порядка четырех сотен. Мало, да лучше, чем ничего.– Мы сейчас идем к Москве. Ждать приказа царевны. С царем неладное что-то, как бы худого не умыслили, – говорил пан коротко и по делу.А к чему рассусоливать?– Ничего не бояться, если остановить попробуют – сразу не стрелять, только по моей команде.Оговорка была серьезной. Уж чего другого, а пистолей в школе хватало. Ученики и тренировались с ними, а не с тяжеленными пищалями.И выстрелить еще как могли!– А коли на нас первыми нападут?– Тогда все дозволяю, – решил Ежи.– Стойте! Мы с вами!Царевны Анна и Татьяна решительно спускались с крыльца. Какие там приличия, какие там пологи...Брат умирает!За ними поспешал протопоп Аввакум.Ежи посмотрел на них долгим взглядом. Запер бы где-нибудь, но не запретишь ведь? Хоть и не место царевнам там, где власть меняется!– Возок заложен, – донеслось со стороны конюшни.Царевны направились туда. Анна поглядела на пана:– Пан Ежи, для нашей охраны дозволяем любые действия.Ежи кивнул. Он так и собирался поступить. Пану здесь было вполне неплохо, уютно, и позволять кому-то все разрушить? Ну уж дудки! И вдруг, ухмыльнувшись, он вспомнил слова царевны Софьи.Война все спишет.* * *Для Любавы время остановилось. Шептал что-то духовник, причитал неподалеку Блюментрост... и только когда из уголка рта супруга потекла белая пена, а пальцы конвульсивно сжались, она очнулась.– Алешенька!!!Он уже не слушал и не видел.Голубые глаза были широко распахнуты, но смотрели уже куда-то вдаль. За пределы покоев.– Алешенька!!!Любава закричала, забилась... кто знает, что бы она сделала, но ее мигом перехватили сильные руки верных девиц.– Тихо, государыня! Ну-ка, глотните...Успокоительное Блюментрост по их просьбе сварил заранее. А то ж!Государя уже не откачать – это он видел. А государыня... как бы дитя не потеряла! Так что обезумевшую от горя царицу перехватили и утащили за собой, не переставая вливать горький опийный настой. Вредно, да ладно уж! От одного раза беды не будет.Выругался неслышно, едва шевеля губами, Ордин-Нащокин, черной гадюкой выскользнул из царских покоев Симеон.Михайла выскользнул вслед за ним.– Поднимай народ, пусть кричат Хованского на царство, – шепнул старец.Лицо его заострилось, глаза мертвенно блестели в пламени свечи...Михайла кивнул, хищно ухмыльнулся:– У нас кольчуги под одеждой, ножи есть... Еще как закричат!Патриарх принялся креститься и молиться. Цепочкой потянулись бояре – целовать руки покойного. За этим никто и не заметил, как увели обеспамятевшую царицу. Впрочем, все понимали, что толку от нее сейчас не дождешься.Слаба, от горя себя не помнит...Куда ей что в руки взять? Одно слово – баба!* * *Симеон не был бы иезуитом, если бы не просчитывал многое наперед. Многое, да не все.Избыть Романовых он решил еще до отъезда Алексея Алексеевича в полк – и последовательно проводил свое решение в жизнь.Первое – Алексей Михайлович.Стар, слаб... ну, с ним кончено. И даже замена ему найдена.Второе – Алексей Алексеевич. Вот тут... Было, было несколько людей в войске, которое с ним шло, были они и в войске у поляков, но тут Симеон уже ничего сделать не мог – все решит война. Ежели сам сопляк не убережется – хорошо. Если убережется... ему помогут. Еще как помогут.Но это сейчас от него не зависело. А что зависело?Кремль и Дьяково.Нельзя допустить, чтобы на трон сели Федька или Ванька Романов. Нет, никого из мужчин Романовых остаться не должно.Да и Дьяково – выжечь там все до последней щепочки! Огню предать, всех трупами положить – и царевичей, и царевен – где это видано, чтобы девки из теремов невесть куда сбегали?!Но на то послано уже полсотни верных людей.Окружат незаметно, красного петуха пустят, возьмут в ножи... вот только Володыевский... но и того издали снять можно. Для хорошего лучника – это не беда.Хоть Сильвестр и рассказывал учителю об увиденном, да вот беда – видел он не так много. До конца ему не доверяли, вот и складывалась неполная картинка. Так что Симеон заблуждался, когда полагал, что пяти десятков татей на все хватит.Нет, так бы... ежели ночью, да врасплох застать, да всей кучей навалиться – тогда да.Только вот в Дьяково давно уже никакого «врасплох» не получилось бы. Но о том «старец» не знал.И потому удовлетворенно ставил галочку.Дьяково – то да. Сожжем.Кремль.Вот тут...Как сказал мудрый человек – убивайте всех, Бог узнает своих.Разве что пару царевен оставить. Дуньку, Катьку там или Машку... Надо же придать смене власти легитимность.А царица?Молодой царевич Владимир?Ну... зато он еще нагрешить не успел. Прямиком в рай попадет, так что это почти благодеяние. И вот тут-то надобно самому проконтролировать. Ибо Хованский во многом пустомеля. Еще недоделает чего...Надо, надо быть рядом, когда все начнется. И ежели что... яд всегда при нем. Вот кинжал... с оружием у старца были плохие отношения. Не сподобился. Но и яда хватит.* * *Софья летела к Москве, словно стрела, выпущенная из арбалета. Не становись на пути – пролетит насквозь и даже не застрянет!А разум работал, словно мощный компьютер. Разум перебирал варианты, сравнивал, отбрасывал ненужное.Болезнь? Нет, отец не жаловался. Да и известно было бы.Умысел? Разве что...Просто срок пришел?Последнее очень вероятно. Только откуда такая тревога? Почему так свербит в пальцах и тянет запастись оружием?!Своим предчувствиям Софья доверяла, отлично понимая – это не просто так. Что такое предчувствие? Это те обрывки, которые ты увидел, запомнил, не связал с чем-то, а они вцепились в подсознание. И требуют, приказывают не игнорировать их!Вот и не будем!Слишком мало данных для анализа, слишком...И когда впереди горестно зазвенела колоколами Москва, поняла, что не напрасно. Всадники и не подумали замедлить ход. Куда там остановиться, перекреститься... не до того! Вперед и только вперед!Видимо, этой ночью Бог был на стороне Софьи, потому что, не доехав еще до Москвы, она наткнулась на полк Гордона. Только сначала она даже и не поняла, кто это. Выдвинулась из темноты масса людей, ощетинилась пищалями...Девушка резко осадила коня. Тот захрипел, затанцевал на месте, но сейчас она и с чертом бы справилась. Нежная девичья ручка так дернула узду, что конь мигом присмирел.– Стой! Кто идет!?– Государыня Софья! – крикнул в ответ казак из ее сопровождения. – А вы кто такие?!Пищали опустились.– Государыня!Софья вгляделась. Ей знаком был этот силуэт, этот голос...– Патрик?! Гордон?!Уж на что она не верила в Бога, но тут рука сама дернулась перекреститься.– Господи, спасибо тебе!– Государыня, вы... есть... куда...От шока шотландец забыл половину русских слов. Еще бы, не каждый день такое встречаешь на дороге – чтобы царевна, с крохотной охраной...В просвещенных Европах – и то в диковинку бы, а уж в патриархальной Руси-то! Софья резко выдохнула – и мгновенно собралась:– Вы здесь откуда?– Из дворца прибежали, от государыни, сказали неспокойно на Москве, ну я и решил...Софья выдохнула. Хорошо хоть Любава в уме... хотя сильно на нее рассчитывать не стоит. Сейчас впадет в расстройство чувств – и, кроме рева, от нее ничего не добьешься.Это в ней и не нравилось царевне. Она себе в девушки и воспитанницы выбирала тех, кто в стрессовой ситуации собирался и начинал бить лапами, а Любава шла на дно. Ей, конечно, тоже нашлось применение, но... что бы Софья ни дала за умную и решительную царицу здесь и сейчас?И работающую в команде.А не расплата ли это за Нарышкину?Мысль мелькнула и исчезла.– Что именно творится на Москве?– Хованский народ поднимает. Стрельцы, кто верным остался, бегут оттуда, говорят – зазря погибнуть не хочется, а только и Тараруя слушать – себя не уважать.Софья оскалилась так, что шотландец едва не шарахнулся. Сейчас на него сама смерть глядела через темные царевнины глаза. Искала, выбирала жертву, ощупывала души ледяными руками.– Хорош-ш-шо-о-о, – прошипела Софья. – Бунт? Гордон, вы верны моему брату?Патрик молча кивнул. Софья могла бы спросить – верен ли он ей, все равно ответ был бы тот же. За такую жену, как Лейла, за детей, за должность и милость, да просто за уважение...– Кто с оружием встретит – зарубать нещадно. Крикунов стрелять, не вступая в переговоры. Остальное – по моему приказу. Никакого Хованского на Москве не будет. – Глаза царевны горели адским огнем так, что Патрик даже поежился.Откуда ж ему было знать, что сейчас на него смотрит женщина, прошедшая девяностые. Когда каждый день под смертью ходишь, да не под простой, когда родными и близкими рискуешь... что-то в душе ломается. А что-то срастается так, что и не разломишь.Софья решительно направила коня в сторону Москвы, не ведая, что с другой стороны в город входит во главе своего полка Иван Хованский.* * *Софье повезло еще и в том, что она разминулась с татями. Маленький отряд сделал ставку на скорость – и не прогадал. А еще...В Дьяково, как и в любое другое село, вела одна дорога, а вот в Москву – несколько, в зависимости от того, какими воротами надобно было в город въехать.И в то время, как тати двинулись скорым ходом в Дьяково, Софья решила не ломиться напрямую в Москву, а для начала придать себе чуть больше веса.В качестве утяжелителя был выбран полк Гордона, стоящий под Москвой, благо Софья знала где. Туда и направилась. Время она на этом, конечно, потеряет, с дороги свернет, но так на душе спокойнее.Вооруженная сила, да в сочетании с решительностью и правом отдавать приказы – страшная штука. И где-то на последней трети пути Софья разминулась с катами, посланными и по ее душу.А вот пан Володыевский не разминулся.Он и задержался благодаря сборам и царевнам и двигаться с такой скоростью, как Софья, не мог, а потому отставал от нее. А еще...Они ведь шли в Москву, не зная, что их там ожидает. Но отрядом, а потому вперед был выслан авангард. Совсем небольшой, человек десять. Поляки, казаки...А что бывает, когда обоим надо – и в противоположном направлении?Наемники решили, что это кто-то из Дьяково, – и справедливо. Но далее они решили, что это – весь отряд. И напали, не утруждая себя размышлениями.У них-то был приказ!Им надо было дойти и уничтожить. А ежели сейчас пропустить... ведь не получится ни тишины, ни скрытности!Они напали без предупреждения, но в авангарде были не вовсе уж зеленые сопляки. Завязалась жестокая ночная схватка, в которую и врубился Ежи, не сильно разбираясь, кто там обижает его людей.А как он мог поступить иначе? Притом что у него под охраной было несколько членов царской семьи? На его людей напали? Пусть даже по ошибке, но ошибки – они разные бывают.Попробовать остановить схватку и начать мирные переговоры?Поверить, что те, кто в отряде, идут к нему на подмогу?Вот уж чем-чем, а доверчивостью Ежи никогда не страдал. А потому...Ночной бой получился жестоким, кровавым и достаточно коротким. За луки и мушкеты никто схватиться не успел, все решили сабли и кинжалы. А уж ими в его отряде владел каждый, да и людей в отряде было куда как поболее, чем налетчиков.Закипела сеча, за которой с выражением страха на лице наблюдали из кареты прижавшиеся друг к другу царевны Татьяна и Анна.Сабля к сабле, конь к коню, хрип, крики, кое-где взблеск факелов... страшно-то как, ой, маменька!А ежели Соня?..Она ведь раньше ускакала...Господи, защити и оборони!..Пану Ежи понадобилось не более сорока минут, чтобы размазать нападающих ровным слоем по дороге, а потом и обыскать их.И появившиеся на свет вещи не порадовали.Факелы, оружие, причем как пищали, так и самострелы, и масло... а зачем им, собственно, масло? Дорога тут только одна, к Дьяково, к школе... и? Что могли делать эти люди? Что они хотели сделать?С маслом и прочей снастью поджигателя?Двери смазывать? Ночью?..Живых, жаль, почти нет, кто сразу не сдох, тот долго не протянет, ночью пленных брать не получается. Ежели кто и удрал... На одного-двоих можно и внимания не обратить, они в Дьяково нанести вред не смогут. Там и патрули стоят, и секреты... и все равно...Ежи представил, как вот эти тати в ночи подбираются к Дьяково, как летят стрелы с огнем, как безжалостно уничтожают выбежавших в панике людей... и Бася ведь там!Его аж шатнуло от ярости.Сейчас – да, именно сейчас, он готов был убивать. Жестоко и немилосердно. Всех, кто подвернется под руку.Царевна сказала, что война все спишет?Богом клянусь... она еще и не то спишет!Отряд продолжил движение, но теперь уже Ежи нещадно гнал людей, тоже боясь не успеть. Недаром, ой недаром царевна так сорвалась. Боялась чего?Почувствовала что?Все одно – ей решать, ему за спиной стоять, чтобы никто не то что руки не поднял – рта не открыл! И с этим он справится!* * *Патриарх стоял на красном крыльце, чуть пошатываясь от слабости.Возраст, болезни...Народ смотрел на него и волновался.– Православные! Государь наш, Алексей Михайлович умер! Теперь государь наш – Алексей Алексеевич!Чего ожидал старик?Согласия, в крайнем случае легкого ропота... но уж никак не дерзкого свиста и криков.– Не люб! – заорал, надсаживаясь, кто-то. И другие голоса подхватили: – Не люб!!!– Не хотим романовского щенка! Давай настоящего государя!!! Хованского давай!!!Случайные люди, оказавшиеся на площади, начали расползаться, словно тараканы, отлично понимая, что ничем хорошим это не закончится.Патриарх побледнел:– Православные, одумайтесь! Государю его сын наследует...Бесполезно!Будь на его месте Никон, тот же Аввакум – иначе бы было! Те могли увлечь толпу за собой, могли затянуть... Питирим же, хоть и был человеком неплохим, но лидером не был. Не те годы, не та порода...Его перекрикивали, свистели, едва что не закидывали дрянью... и что тут сделаешь?– Хованский люб!!!– Здесь я, православные!На площадь медленно въезжал князь Тараруй. Питирим воззрился на него бараном, глядящим на новые ворота. И потерял инициативу окончательно. Иван Хованский спрыгнул с коня, взлетел на крыльцо к патриарху...– Вот я, православные! Люб ли?! Хорош ли?! Все для вас сделаю, всю жизнь на благо народа служу...Иван Хованский разливался соловьем на жердочке. Люди смотрели, слушали, а что еще Тарарую надобно? Век бы так говорил, тем паче, что и в толпе его поддерживали криками, подбадривали, стрельцы свои тоже кричали – любо! Хованского на царство!..Питирим медленно бледнел на крыльце, из окон смотрели бояре, хватались за голову преданные Романовым люди...Еще немного, и ситуация окончательно выйдет из-под контроля...– Не дело ты творишь, Иван!Ордин-Нащокин не мог не выйти. Его сын женат на одной из царевен, его внуки наполовину Романовы, если сейчас династия сменится... что тут скажешь?– Алексей Алексеевич хорошим царем будет, а ты сейчас, коли на престол сядешь, в крови по уши замараешься. В детской крови! И никто тебя от нее не отчистит!Но если у Хованского были и помощники, и подстрекатели, то у Ордина-Нащокина был только его опыт. Даже на Милославских сейчас рассчитывать не стоило – разыскать их в Кремле и то было сложно. Помнили они Медный бунт!Над площадью разнесся заливистый свист.– Гнать!!!– В шею!!!– Не любо!!!В боярина полетела грязь, мусор... Афанасий что-то пытался говорить, но куда там! Да и где ему, старику, было управиться с Хованскими.– На копья его!!!Толпа ревела и ворочалась, как опасный дикий зверь. Она еще только просыпалась, эта толпа, только ощущала запах и вкус крови, но уже была опасна. Уже неуправляема...Ордин-Нащокин побледнел. Но уйти он уже не мог. Андрей Хованский, мигом взлетев на крыльцо к отцу, ухватил Ордина-Нащокина за ворот роскошной шубы.– Православные!!! Ловите!!!Но столкнуть мужчину с крыльца он не успел.Выстрел прогремел неожиданно для всех. Во лбу младшего Хованского расцвел алый цветок. Кровь брызнула вокруг вперемешку с мозгами – заднюю часть черепа мужчине просто снесло.Замолк Иван Хованский. Осел, схватившись за сердце, Ордин-Нащокин.И в абсолютной тишине прозвучало злое:– Кто-то еще хочет высказаться?* * *Софья едва пробилась к площади. Помогало то, что она ехала во главе отряда. На царевну в настолько неподобающем виде народ реагировал очень однообразно. Либо пучили глаза и разбегались по домам – разносить сплетни. Либо – пучили глаза, отходили с дороги и потихоньку следовали за отрядом. Но ни в том, ни в другом случае – не мешали. Себе дороже выйдет.И к Кремлю Софья выехала как раз, когда толпа заволновалась.Пара секунд у нее была. А пистоли и пищали ее отряд заряжать начал, стоило им в Москву въехать. Чтобы схватить за рукав ближайшего казака и указать цель, Софье хватило одного слова.– Убить.Мужчина понял ее правильно. Миг – и голова Андрея Хованского разлетелась гнилой тыквой. Все замерли. Софья оценивала обстановку.Так, народ пока не подняли, но смутьянов тут хватит.Хованский... удастся ли?А если нет?Выбора все равно не было. Если сейчас она отступает – ее все равно убьют. И не только ее.Если она принимает бой – ее, может быть, убьют. Но только ее и сейчас. Для остальных она выиграет время.Выбор был очевиден.Толпа молчала в ответ на ее реплику, и Софья тронула коня. Спокойно, словно перед ней не толпа была, а так – поле с ромашками.– Стрелять только по моей команде, – приказала она сквозь зубы.Спутники кивнули.Народ расступался. Пока – молча. Но Софье и того хватило. Она спокойно доехала до красного крыльца, смерила обстановку взглядом.Афанасий вроде как жив. Кажется, сердце прихватило, но разбираться некогда. Потом, если выживем.Хованский приходит в себя. Иван. Андрея и Страшный суд уже не поднимет!Патриарх... не зря она не хотела Питирима.Стоит, трясется, как козел на случке! Ты ж сейчас таким глаголом должен разразиться... а ты?!Говорить с толпой бессмысленно. Надо устранять причину.– Ты, Ивашка, никак бунтовать вздумал? – с изрядной змеиной ласковостью обратилась Софья к Хованскому. И мужчина даже шагнул назад.Смерть, глядящая из темных глаз царевны, знала, что не останется сегодня без поживы. И приговор был утвержден.– Отец мой умер, брат мой отечество защищает, а ты народ взбунтовать решил?! Как мило...Софья шла прямиком на боярина – и тот невольно отодвигался. Люди не видели ее лица, да и видели бы... Кто бы сказал Софье, что она словно на тридцать лет постарела. Что сейчас лицо ее было не девичьим, нет. В этот миг из-под девичьей внешности проглянула ее истинная душа – и это было страшно. Словно смерть-старуха с яростными глазами надвигалась на Хованского.– А ответь мне, Ивашка, своей ли смертью отец мой умер? Али ты его ядом заморским отравил?Софья била наугад, но попала в точку. Иван не травил, но знал. И это отразилось на его лице. Он открыл рот, что-то вякнул, но вот тут Софью понесло. А взбешенная женщина страшнее любого цунами:– Цареубийство, значит? Что, православные, слушаете? Гордитесь собой! На вас на всех грех великий! Этот негодяй батюшку моего убил! Царя вашего богоданного, коего вы сами на царство кричали!– Рот заткни, девка наглая! – вызверился Хованский, понимающий, что если он сейчас не перехватит инициативу...Зря он.Что в руках у Софьи было, тем и полоснула поперек холеной морды. А была камча.Хорошая, крепкая, кожаная плетеная косичка... Такой в умелых руках волка насмерть с седла забить можно. Вот ею и пришлось – поперек гладкой морды.Хованский с воем схватился за лицо.«Глаз ему не спасти», – с каким-то ледяным хладнокровием отметила Софья.– Взять негодяя. В кандалы его!А вот это толпе не понравилось. Пошел ропот, шум...Казаки, приехавшие с Софьей, привычно перехватили пистоли на изготовку. Ежели сейчас кто кинется – умирать придется. Но не просто ж так свою жизнь продавать?– Кто-то возразить пожелает?!Софья развернулась тигрицей. Кажется, сейчас с крыльца кинется. И настолько лицо ее было гневным и яростным, настолько сейчас она...Сейчас не царевна стояла пред толпой, а та самая, почти безумная от ярости женщина из девяностых.Тогда у нее отняли мужа – и она не смогла помочь. Не защитила. Тогда от нее ничего не зависело.Но сейчас ей дали шанс – и она его не упустит. Сейчас за ней стоят ее любимые и родные. Софья не заходилась в бабском крике, она не плакала, не билась в истерике, нет. Даже голос у нее сел, словно где-то глубоко в груди девушки рождалось глухое тихое рычание.– Покамест брат мой Русь православную защищает, я никому не дам тут бунтовать!– Не много ль на себя берешь, девка?!Михайла тоже не удержался. На крыльце ему уже места не было, но чуть поодаль он с удовольствием наблюдал, как Хованский идет к своей цели. А вот сейчас, когда все намеревалось рухнуть...Даже стрельцы не рисковали кричать за своего предводителя.Одно дело – когда его права попираются. Это как-то и надо отстоять! А вот ежели он государя отравил...А тут – извините. Такое не прощается.Второй выстрел разорвал тишину. Михайла оборвал крик и утробно завыл, схватившись за живот.Патрик Гордон не стал ждать команды, понимая, что Софья может и забыться от ярости.– Кто желать... еще ругать... царевен?!Нервничая, Патрик позабыл все русские слова, коверкая их как попало. Но народ понял. Глухо заворчал, но было уже видно – бунт не состоится. За отсутствием лидеров.Один валяется с простреленной головой, другой глаз оплакивает, третий... откачают ли? При отсутствии антибиотиков... ежели только лично Богородица припожалует. Но это вряд ли. Зато воет, хватается за живот, кровью плещет, кишки ползут из раны – оч-чень убедительное зрелище, знаете ли. В любые времена – страшно.Сейчас надо бы сказать им что-то доброе, устыдить... только вот Софья таких слов и чувств не находила. Хотелось пулемет. И жать на гашетку, пока не кончатся патроны.Софья вытащила из-за колонны Питирима.– Ну!Хотя с каким удовольствием она бы и его огрела плетью! Судя по творожной физиономии и трясущимся коленям – под рясой видно было, – на патриарха рассчитывать не приходилось.Помощь пришла, откуда не рассчитывали.– Да что ж вы творите-то, православные?!Едва не разнеся ворота, загоняя коней и людей, Ежи тоже поспел вовремя. А с ним и протопоп Аввакум. Который выбрался из возка – и вовсю пользовался преимуществами роста и голоса.Особенно последнего. Чего уж там – отбитые бока болели безудержно, так что взвыть хотелось. И весьма нехристиански убить всех виновных.– Царя убили мученической смертью, а вы его убийцу отстаиваете? Каина на царство хотите? Как же вам не совестно-то?!Перебить протопопа не рискнул никто. А Аввакум медленно двигался к крыльцу, поддерживаемый под руки двумя царевнами. И – стыдил всех. И ведь действовало.– И как вы можете, и что вы – глупее баранов, что вам первый Тараруй уши-то затоптал, и своей головой думать надобно, Русь и так плачет, а вы еще горя добавляете, а вам горе – супостатам радость, и царевич сейчас православных людей у нехристей отбивает, а вы его в спину ударить хотите...Да, в толпе были и специально нанятые крикуны и подстрекатели. Но казаки уж больно нехорошо поглядывали по сторонам, пистоли явно были готовы к бою, а стать третьим никому не хотелось.Толпа распалась на отдельные личности, не успев сформироваться в голодного хищного монстра. И жить этим личностям хотелось. Очень.А Аввакум, дорвавшийся до народа, продолжал стыдить, проповедовать и отечески увещевать.Софья, понимая, что она тут и даром не нужна, кивнула казакам.– Тараруя в допросные подвалы, крикунов тоже.А сама опустилась на колени рядом с Афанасием. М-да...С таким здоровьем в политике не место, вон, губы синеватые, как бы инфаркт не хватил...– Все в порядке. Лежите и не двигайтесь, сейчас вас перенесем в покои, будем лечить. Иначе дядя Воин мне в жизни не простит... Да, все хорошо. Бунт не состоится.И перекрестилась. Выдохнула.Сама бы тут улеглась, ей-ей...Летела, как сумасшедшая, а ведь опоздай она, растерзай толпа Ордина-Нащокина... она бы в жизни себе не простила. Да и толпа...Как тигр-людоед, эта зверюга становится по-настоящему опасна, отведав крови. Вот тогда могли и в Кремль ринуться, и Милославских повытаскивать, и Любаву растерзать...Могли.Не случилось – и ладно.Пальцы девушки сжались на рукояти камчи.– Они мне за это ответят, – поклялась она, еще не зная кто. – Кровью ответят, до последнего человека. Никому не спущу...За неимением времени слуги переносили Афанасия в покои к самой Софье, звали Блюментроста, а сама Софья медленно шла по коридорам Кремля. И плеть так и была зажата в пальцах.Алешка до осени не вернется.Я здесь практически одна.Я выстою. Богом клянусь – я справлюсь!– Сонюшка!!!Софья вздохнула и крепко обняла за плечи царицу. Та хоть и стояла на ногах, но видно было, что ее чем-то дурманным опоили. И сзади ее поддерживали Софьины девушки, серьезно глядя на царевну – ладно ли?– Любавушка, ты в порядке? Володя как?– Сонюшка, Алеша умер...Софья, насколько могла, мягко отстранила царицу от себя.– Я знаю, маленькая. Мне тоже плохо и больно.– А... там что?– Там все в порядке. Покричали и разошлись. – Софья даже попробовала улыбнуться. Получилось.Правда, глаза оставались заледеневшими, но до того ли было сейчас вдовой царице?– А...– Любавушка, милая, послушай меня. Ты сейчас должна сделать то, чего от тебя хотел бы муж. Больше всего на свете.На заплаканном личике изобразилось внимание.– Ты сейчас идешь к Володеньке и остаешься с ним. Ты не можешь бросить сына. И не можешь потерять ребенка. Ты поняла?– Сонюшка...– Ты же не хочешь предать мужа?Любава замотала головой.– Вот и чудненько. Иди к ребенку и не думай ни о чем плохом. Я здесь, я рядом, а значит, с вами ничего страшного не случится. Все будет хорошо.– А ты...– А я сейчас дела улажу и приду.Любава кивнула. Софья бросила взгляд на девушек за ее спиной и поманила пальцем Феню.– Чуть что – к Блюментросту. Казаков пришлю для охраны и чтобы никто и ничто... Всех в шею гнать, кроме меня и царевен!Феня кивнула. Усмехнулась:– Вовремя вы, государыня. Они б нас растерзали...Своим девушкам Софья такие вольности спускала.– Да и вы не подвели. Умницы, девочки. Благодарю за службу!Признательные взгляды стали ей ответами. Она не говорила о награде, ни к чему. Девочки без того знали, что их не оставят милостями. И Софья продолжила путь.Перед дверью на миг замешкалась, а потом толкнула ее – и вошла.Да, там они и были. Бояре, ближники, даже Милославские вылезли, как только опасность миновала. И Иван кинулся к царевне:– Племянница...Софью так и потянуло повторить подвиг. То есть – камчой бы ему по наглой морде, и посильнее, и пожестче. Нельзя...Здесь и сейчас другая драка будет, не руками. Словами придется.– Почему царицу одну бросили? – волчицей зарычала девушка. – Народ шумит, бунтует, а на крыльцо только Ордин-Нащокин вышел? Только он один не предал?Милославский отшатнулся, упал на колени.– Не вели казнить, государыня!Софью вдруг посетило чувство дежавю. Хоть и не похож был Иван на обаятельного Жоржа! Ей-ей, еще минута – и она бы себя почувствовала Буншей. «Ты что же, сукин сын, самозванец, делаешь? Казенное добро разбазариваешь?»И это помогло ей взять себя в руки. Шла сюда – кипела от гнева, боялась рот открыть – такого бы наговорила, что держись. А сейчас заулыбалась. Чуть отпустило.– Значит, так, бояре. Пока мой брат не вернется – я никому бунтовать не дам. Кто из вас Хованскому споспешествовал, я еще разберусь. Одно обещаю твердо – невинные не пострадают. Ежели кто мне захочет на виновников намекнуть – выслушаю. Кто недруга своего огульно оговорит – казню. И ежели думаете, что я не разберусь... думайте... Государя похоронят, как и положено, в Архангельском соборе. А сейчас все вон отсюда. Пока во всем не разберусь, дворца никому не покидать. А ежели уйдет кто – посчитаю изменником и казню сегодня же.Бояре чуть поворчали, но комнату очистили. Поняли, что сейчас сила не на их стороне. Да и то сказать – если б полыхнуло...Не один ведь раз уже вспыхивало, хорошо всем были памятны последних лет бунты, один Медный чего стоил...Софья подошла к телу отца. Посмотрела грустно. Духовник молился рядом.– Государыня?Софья сделала жест рукой. Мол, не обращай на меня внимания. А сама – смотрела.Как же люди меняются после смерти. Вот он жил, говорил, двигался... а сейчас его – нет. Вообще. И нигде не будет.Но она – есть. И она обязана дождаться брата.Софья перекрестилась, опустилась на колени у тела отца. И вдруг ей пришла в голову простая мысль.Именно сейчас она... может... Может стать императрицей.У нее есть войска, есть верные люди, есть... да много чего есть. Она может и захватить власть, и удержать ее...И править долго. Почти как Елизавета Английская. Братья и сестры ей не помеха. Алексей?Даже если он и вернется... да кто сказал, что на него нет ни яда, ни клинка? Милославские ее поддержат, Стрешневы, Морозовы, да много кто – всех перечислять до завтра достанет.Она может и сесть, и удержаться, и править.Власть.А... зачем?Софья чуть улыбнулась, произнося слова молитвы. Губы действовали сами, независимо от разума.Вот для чего ей эта власть? Власть одинокая, несчастная и ненужная, по большому-то счету? Чтобы жить, как захочется? Так она жить в любом случае не сможет. Над царем столько всего властно – даже Елизавета так и осталась королевой-девственницей, зная, что замужество лишит ее если и не всех прав, то очень многого.Чтобы править?Власть ради власти? Бесплодная власть?Наверное, кто-то скажет, что это наслаждение. Управлять чужими судьбами, чувствовать себя Богом... Как же это жалко...Софья усмехнулась еще раз.Власть ради самой власти бесплодна, как бриллианты в пустыне. Они там просто не нужны. Там другая ценность – вода. А для нее...Она никогда не зарабатывала деньги ради денег, не искала власти ради власти. Она всегда старалась ради чего-то еще. В девяностые – это был азарт, веселье схватки, игра ума, состязание, победа. Но мало того – она боролась за достойную жизнь для своей семьи. Боролась вместе с мужем. Это – иное.Сейчас же... она делала все, чтобы не оказаться в клетке. Воспитывала брата, строила, учила, искала, развивала... но ведь не ради пустой власти?Нет. Ради родных и любимых. Тех, кто таковыми стал за эти годы.Ей один шаг до власти. И эта власть ей просто не нужна.Софья договорила молитву, перекрестилась и поднялась с колен.– Делайте, что должно.– Похороны...– Я все устрою.Софья еще не знала как, но она наведет тут порядок. Все двери перекрыты людьми Гордона и Володыевского, змея не проскользнет – и не выскользнет. А значит, стоит начать с допроса господина Хованского. Хоть узнать, кого еще хватать.* * *Есть ли в Кремле пыточная?Обижаете! Если есть Кремль – есть и пыточная. Факт.В данном случае она была в подвале Тайницкой башни. Вот там и приняли Ивана Хованского с распростертыми объятиями. Туда и заявилась Софья.Палачи... ошалели. Дьячки, которые записывали показания, – тоже. Да и стражники...Своим поступком царевна растоптала все существующие нормы поведения и правила приличия. Но сейчас ей это было безразлично.– Что с Хованским?Палач повел головой в сторону – и Софья увидела.Висит, голубчик, пыточная – так получилось – освещена не слишком хорошо, но на дыбу его уже вздернули, хоть пока и не растянули. Ну да всему свое время.– Готов супостат, государыня, – пискнул один из писцов.Софья удовлетворенно кивнула. Не была она кровожадной, но сколько этот скот наделал, а сколько еще хотел... да его бы на клочья рвать! Медленно!– Занимайтесь. Чтобы все рассказал, от и до. Да не сдох раньше времени.– Исполним, государыня, – прогудел один из палачей – здоровущий, косая сажень в плечах, мужик. – Приказ бы нам...– За приказом дело не станет.Софья самолично присела к столу, повертела в пальцах корявое гусиное перо и быстро набросала пару строчек на пергаменте. Подписала, капнула сверху воском и приложила свой перстень.– Делайте что потребно. Мне нужно знать, кто убил моего отца, кто подбил его на бунт, кто участвовал вместе с ним...– Да, государыня царевна.– Как узнаете – сразу же мне все несите. Я брату отпишу.– Дык... ночь ведь, государыня...– А хоть бы и глухой ночью, – усмехнулась Софья.Хованский что-то мычал сквозь кляп. Софья не поленилась, встала, подошла к нему. М-да, то еще зрелище, морда опухла, один глаз закрыт, второй едва открыть можно – и будет ему еще веселее, это точно.– Что, князь, допрыгался? Советую рассказывать все, как есть, не упрямиться. Моего отца убили, меня убить пытались... так что пощады тебе не будет. Расскажешь все как есть – пойдешь на плаху неизломанный. Солжешь – и до костра своими ногами не дойдешь. А лучше – до кола. Подыхать ты у меня до-олго будешь. И мучительно. И род твой пресеку. Весь.Она не лгала, ни капли не лгала. И, судя по лицу Тараруя, он понял.Не испугался бы Иван Хованский просто так. Но вот несоответствие формы и содержания... Царевна ведь! Ей бы по садику гулять с цветами диковинными, яблочки кушать с золотого блюдца да шелками шить, а она?Таких и в древности-то единицы встречались, а уж сейчас! Темные глаза царевны в полумраке светились красными огоньками. Конечно, это отражался огонь жаровни, на которой калились инструменты, но Хованский сейчас этого не понимал. И чудилось ему в полумраке, что не царевна то, а нечистая сила, от коей не спастись. И потел он так, что от вони ничего не спасало.Страшно.Софья молча развернулась и пошла к выходу. За ней неотступно следовало двое девушек и два охранника. Мало ли кто? Мало ли что?Софье предстояло многое переделать.Узнать, что толпа уже разошлась, и отправить соглядатаев – пусть разведают, что и как. Кто был, кто бунтовал... эти полки потом расформируем и разошлем к чертовой матери! От Сибири до Крыма! Пусть на передовой искупают вину.Приказать Патрику Гордону занять Москву своим полком и патрулировать улицы.Переписать всех стрельцов, которые не предали. Из них отдельный полк создадим, им и на Москве дело найдется.Поставить Ежи Володыевского военным комендантом Кремля. Алексей Алексеевич вернется – тогда сам решит, что и как, а у нее доверия ни к кому нет. Где были охранники, жильцы, рынды и прочая шелупонь, когда тут бунт назревал? Под кроватями прятались?Так в слуги их и разжаловать, пусть и далее пыль вытирают!Повидать патриарха и сухо поставить его в известность, что он не оправдал царского доверия. Пусть теперь хоть на похоронах не опозорится. А пока – шагом марш в храм и настраивать священников. Пусть прихожанам объясняют, что в то время, как государь ведет кровопролитную войну, стараясь, чтобы та к ним в дом не пришла, отдельные подонки развязывают братоубийственную рознь... И с оными подонками надо поступать оч-чень решительно. За это никакого наказания не будет.Слово и дело – и на правеж их!А ежели так не дойдет... В принципе война ж дело ненужное, пока не на твоем огороде – надавить, что не просто так государь воюет, а с нехристями за веру православную. И точка.Повидать Ордина-Нащокина и чертыхнуться.Анна сидела рядом со свекром, и лицо у нее было... опрокинутое.– Что?– Соня, все плохо. Пока...Софья покосилась на Афанасия, который был в сознании и явно их слышал.– Блюментрост?– Запретил Афанасию даже говорить... мол, малейшее усилие...Софья вздохнула. Прикинула... ну да. Сейчас ему порядка шестидесяти восьми лет. Даже для XXI века серьезный возраст, а уж тут...– Значит, так, тетя. Письмо напишешь сама, я гонца пришлю. Отца более нет, брат пока еще не приехал, так что моя власть. Хватит тебе с Воином Афанасьевичем по углам прятаться. Слышите, дядька Афанасий? Анна официально будет опекать своих детей, пока Воин сражается в Крыму. А как вернется – так пусть кидается Алексею Алексеевичу в ноги и просит о свадьбе. Брат разрешит. А коли не... – голос у Софьи все равно дрогнул, но она только сильнее выпрямилась. – Так вот. Коли брат не вернется или что с сыном вашим случится, тетка Анна все равно будет детей опекать, им все имения рода перейдут, никто к ним лапы не протянет, никакие родственники. Так что лучше поправляйтесь. И еще. Я прикажу сегодня ваших мелких в Кремль перевезти. И сама сюда переберусь. И учтите – вы все сделали правильно. Народ разошелся, а если бы не вы, могло бы не хватить времени. Так что вы – герой. Вы сегодня нас всех спасли.Афанасий чуть моргнул ресницами в знак благодарности. Софья видела, что даже это усилие ему дается с громадным трудом. Перенапрягся дедушка.– И Блюментроста не слушайте. Я бы на вашем месте из принципа выздоровела.Еще одно движение ресницами. Софья коснулась пергаментной сухой руки мужчины.Холодная. Да и...Что-то подсказывало Софье, что от этого удара Афанасий уже не оправится.Но ведь умрет он в своей постели! А не под ногами, кулаками и копьями разъяренных стрельцов.Нет уж!Хватит с нее этой вольницы! Анна смотрела серьезно.– Сонюшка, так ведь венчаны мы уже, второй раз же нельзя...– С этим пусть попы разбираются. Тетя, а как ты себе представляешь тайную свадьбу царской дочери? И я об этом объявить должна? Сожрут ведь! Блудом попрекать будут!Анна поднесла руку к горлу.– И то верно... так что ж теперь, Сонюшка?– Сиди покамест с тестем, как оправится, там и думать будем. Но ты учти, что свадьбу будем играть широко и весело. Как говорится, не можешь спрятать – клади на видное место.Софья поцеловала тетку и вышла вон. Хоть обдумать что и как... ага, размечталась! Не Кремль, а двор постоялый, проходной и провозной!– Соня! – Тетка Татьяна.– Все в порядке?Тетка выглядела спокойной и довольной:– Народ слушает Аввакума.– И долго еще он будет метать бисер перед свиньями?– Стыдить он их еще долго будет. А вот устыдятся ли...– Если что – поможем. Тетя, на тебе весь этот бабский зверинец.– Соня?– Любава сейчас всем этим заниматься не сможет. Она в тягости, к тому же нерешительна, сама знаешь. А вот ты можешь всем объяснить, кто тут главный. Занимайся. Вся женская часть Кремля на тебе.– А ты?– А на мне будет мужская часть.– Соня! Ты с ума сошла?! Это же...– Попрание всех традиций. Размазывание моей репутации. Да и как еще меня слушаться будут. Знаю. А кто еще? Мальчишки, что ли? Феденька с Ванечкой?Татьяна прикусила губу. А ведь и верно.Некому. Сопливы еще племянники. Как ни странно признавать, но только у Софьи хватит и сил, и решимости, и... ведь по трупам пойдет, коли надобно. А и... пусть пойдет! С Татьяны хватило ночного боя. Куда только и милосердие делось?– Справишься?Софья усмехнулась. Зло и насмешливо.– До Алешкиного возвращения. А там пусть сам разбирается, ежели кого успеет помиловать.Это она уже решила. Пусть она будет плохой, а Алексей – добрым и хорошим. У нас же вечно так! Человек может быть хорошим только при сравнении. А сама Софья может продержаться до осени, только если будет рубить головы направо и налево. И – продержится.– Вернулись бы, – отвечая ее мыслям, вздохнула Татьяна.Софья сделала два шага вперед.– Тетя, – попросила почти шепотом, только чтобы Татьяна слышала. – Отпиши Степану. Расскажи о ситуации, я тоже Алешке отпишу, надо будет, как Степан приедет, замуж тебя выдавать. Жизнь не кончается, а тебе семья нужна, дети, дом свой...Татьяна запунцовела так, что алым даже по шее метнулось.– Сонюшка...– Отпиши, тетя. И начинай гонять всю эту бабью свору. Будет что вспомнить замужней женщиной.Татьяна усмехнулась:– Ох и лиса ты...А Софья того и добивалась. Скорбеть не время – потом поплачем. Жизнь продолжается, и ей не плакальщица над братом нужна, а союзница. Что и получится в результате.Софья подмигнула тетушке и решительно направилась распоряжаться насчет похорон.* * *Анфим Севастьянович смотрел на крепость Кинбурн.Да, высокая. Но...Пушечный выстрел в качестве «здравствуйте, к вам гости» вполне подошел. Ядро громыхнуло в стену. По ней забегали, засуетились. Можно бы вступить в бой. Сделать насыпи, размолоть стены в труху.Можно. Только – не стоит.Кинбурн слишком близко к планируемой границе. Эта крепость им самим нужна как русский форпост. И гарнизон тут будет значительный. Ее укреплять, а не разрушать надо.Так что пришлось поднимать белый флаг для переговоров и ехать поближе к стене.Там парламентеров заметили и тоже махнули белым полотнищем – мол, давайте поговорим. Не прошло и получаса, как на стене появился турок.Ферхад-паша, комендант Кинбурна.Хитрово смотрел на него с безразличием опытного мясника, разглядывающего сотого барана. Резать? Пустить на племя? Нагулять жирок?Кажется, турок это почувствовал. По полному, лунообразному лицу под чалмой струился пот.– Почь...чем пожаль...Кажется, это было «почто пожаловали?». Ну-ну...Анфим Севастьянович кивнул толмачу. Кстати – одному из царевичевых воспитанников, именем Филимон. Мальчишка открыл рот и разразился длинным приветствием, которое сам Анфим понял с седьмого на десятое. Кажется, паренек восторгался храбростью и удалью паши, желал ему всего самого наилучшего и призывал на него и его семью благословение пророка. Как-то так. С другой стороны – война ведь не повод хамить противнику?Паша, чуть пришедший в себя после приветствия, тоже открыл рот. И тоже выдал ответную речь не короче. Минут десять они просто переговаривались, обмениваясь любезностями. Воин не торопил парня. Пусть так, если принято...Но наконец они перешли и к делу. И паша поинтересовался, что привело храбрых русских воинов под стены его ничтожной крепости.Юноша перевел это боярину – и мужчина кивнул:– Скажи, что мы пришли с войной. И предлагаем ему почетную сдачу. Мы выпустим его со всеми людьми – и пусть уходит в Очаков. Мы можем взять Кинбурн. Но нам не хочется сначала рушить, а потом восстанавливать крепость и зазря класть людей. Я знаю, их тут тысячи полторы. Нас же более пяти тысяч. Они погибнут без чести и смысла.Филимон послушно перевел туркам сие рассуждение. Паша задумался – и принялся что-то говорить.– Не соглашается.– А ты еще раз скажи, что мы их перебьем.Филимон кивнул. Торговаться его учить не надо было. Уже обучили. Причем – по самому жесткому методу. Голландскому. Так что следующие полчаса под стенами крепости шли переговоры. Турок сначала сомневался, что крепость возьмут, потом прекратил юлить и согласился, что – да, сопротивляться глупо.Но где гарантии?Честное слово Анфима Севастьяновича убеждало мало – турки пока с ним не сталкивались настолько тесно. Хотя лгать мужчина не собирался.Пусть оставляют крепость и уходят с тем, что могут утащить на себе.Казна? Пес с ней.Рабы? Вот рабов извольте оставить. Мы, православные, в этот поход и пошли, чтобы их освободить.Лошади? А к чему вам там лошади? Да и не ваше это, скорее татарское. Так ведь? Вот, а какое вам, паша, дело до татар? Вас еще и похвалят за сохранение гарнизона.Паша в принципе соглашался с этим. И, поломавшись, все-таки согласился сдать Кинбурн.Анфим Севастьянович довольно кивнул:– Молодец, Филимон.Парень довольно усмехнулся. Ну да. Сначала турок требовал, чтобы их не просто выпустили из крепости, но сделали это со всеми рабами, пушками, казной, и вообще – чуть ли не на руках донесли до Очакова. В отместку ему парень требовал, чтобы турки оставили в крепости все. Разве что кроме нательного белья – а то стирать его неохота. И шли сами пешочком... к Очакову. Сошлись на вполне приличном варианте – и со следующего утра началась сдача крепости.Без единого выстрела. Без единой потери.Собственно, и по дороге-то сюда потерь не было. Разве что татары налетали. Но с башкирами шутки были плохи. На всякое действие есть свое противодействие, на вашу легкую конницу – есть другая. Решили на войско налететь? Пока вы доскачете, мы уже луки изготовим и стрелами вас утыкаем. Налетали татары и на обоз – решили пограбить. Ну, по ним и жахнули из пистолей, лучников-то там не было, а обоз комплектовался серьезно. Результат – двадцать дохлых татар, одна сломанная нога у обозного мужика – из телеги неудачно шлепнулся, у двоих раны от стрел. Всегда бы так воевать.Хитрово назначил комендантом крепости капитана Голотвина – и решил с четырьмя тысячами человек идти дальше. А Петру Голотвину и тысячи хватит. Тем более, здесь пятьдесят пушек есть да четыреста рабов, которых никто не пустит просто так шляться по степи...И коней около двух тысяч.А еще в окрестностях нашлось несколько стад коров, голов так в триста. И бараньи стада общим числом более пятнадцати тысяч.Ну и что еще надо, чтобы пересидеть в крепости хоть десять лет?Петру хватит, а ему надо идти вперед. И догонять Алексея Алексеевича.* * *Симеон в ярости бегал по комнате.Ну где же, где все разладилось?!Где и когда полетела под откос колесница хитроумного замысла?Долгоруков убит, все его приспешники теперь так затаятся, что их и тараканы не найдут. Хованские... Андрей – мертв, Иван – в пыточных застенках. И молчать он там точно не станет. Все выложит. И про Симеона, и про Долгорукова... за такое наказание лишь одно – смерть.Вот тут и пожалел «старец», что живет в Кремле. Из города куда как легче удрать было бы. Но это надобно раньше было делать, а не сейчас, когда царевна своей волей закрыла все ворота...Впускают сюда всех. Не выпускают никого.А мог бы, еще как мог! Уже когда бунт проваливался, на крыльце, но ведь его там не было! Царевна Евдокия в него вцепилась не хуже репья! И оставить ее было никак нельзя, она старшему Хованскому предназначалась, так что уцелела бы в любом случае. И те, кто при ней, – также. Был бы он на крыльце, успел бы удрать. Но Симеон оставался во дворце, желая держать руку на пульсе!Все ж таки Хованский не настолько умен, чтобы самому все без ошибок сделать. Был...А как могло бы все хорошо получиться.Царевна...Да, главная беда именно в ней. В Софье.Симеон отлично видел ее лицо, когда стреляли в Хованского, видел, как она наводила порядок, да и потом в Кремле видел ее. Как она шла по коридорам, даже лица не прикрыв, в сопровождении пары девиц и казаков – срамота! Как распоряжалась, как говорила с боярами...Царская дочь, что тут еще скажешь?Волчица. Хищница, стерва...Шестнадцатилетняя соплюшка? Да, в этом возрасте замуж выходят, но...Чтобы его переиграла... вот эта?!Поверить в такое Симеон просто не мог. Но пришлось. А как иначе? Может, в Дьяково кто-то и оставался, но здесь и сейчас была только Софья. Сначала – лишь она. Потом уже появились ее тетки, потом Аввакум...Симеона снова затрясло.Да что ж такое, как все было рассчитано! Никон вносит изменения в канон, переписывая книги. Аввакум начинает ему противостоять, из него было так удобно сделать мученика, расколоть Церковь на две половинки, а далее – кто знает! – свернуть в католичество, а что в результате?Аввакум, так и не став мучеником, становится героем в глазах своих единоверцев. И не бунтует почти десять лет! Только увещевает, мирит... со всей доступной ему кротостью. А кротким он никогда не был. То есть кто-то держал его на цепи.А сейчас, когда патриарх так обгадился, – вылез! И поди ж ты! Тут не то что Русь к католичеству привести – тут ноги б унести! Ох, не любил протопоп иезуитов. Да и смычка появляется вовсе не та – Марфа замуж за Корибута вышла, так что дети ее...Есть шанс, конечно, воспитать их в верном ключе, можно и королеву отравить, да не вышло бы, как сейчас.А сейчас получалось, что ноги б унести.Ладно. Авось да удастся.Симеон быстро собрал самое необходимое – деньги да пару нужных вещиц, сложил все в карман рясы и быстрым шагом направился к выходу из дворца.Авось да не задержат духовное лицо. А уж где и у кого спрятаться в Немецкой слободе – он найдет.* * *Семен и Павел сидели неподалеку от несущих охрану казаков. Собственно, караул на всех воротах выглядел так. Два казака, два стрельца, два солдата из полка Гордона да пара воспитанников царевичевой школы. Здесь – Сенька и Пашка.Сидели, истории травили о царевичевой школе, о своем житье-бытье.– ...есть у нас один парень, вот он всякой живности до ужаса боится. Мы однажды приходим на речку, а там лягушек – видимо-невидимо. Ну, наловили десятка два да ночью ему в постель и выпустили! Ох, как же он кричал!– Не выдрали вас? – поинтересовался со смешком один из стрельцов.– Нет, дяденька. Но лягушек мы ловили, и комнату потом мы отмывали...– А надо б выдрать!– Так царевич хуже придумал. Сказал, что ежели мы так лягушек любим, то он от нас работу ждет. Где в природе сия тварь живет, что ест, как размножается, почему квакает... кажный день вместо игр на пруд бегали и наблюдали. Чуть сами не заквакали...Сенька скорчил жалобную рожицу. Мужчины хохотнули.– Да, нас за такие проказы бы по-простому, хворостиной. А тут мудрит царевич, – усмехнулся один из казаков.– На то и царевич, чтоб мудрить, – отозвался солдат. Но мирно, без малейшей подковырки. Сенька облегченно выдохнул. Да, чтобы в одну упряжку свести ужа, ежа и бабочку, надобно много сил и терпения. Не перегрызлись бы – и то ладно.– Стой!Бердыши скрестились пред носом невысокого седобородого человечка в черной рясе.– Полоцкий, – шепнул Пашка.Сенька поверил. Сам-то он больше к воинским делам склонялся, а вот Пашка хотел для себя стезю подьячего выбрать, так что всех и обо всех, кто при царе, знал.Симеон остановился.– Пропустите, мне в город надобно.– Царевна приказала никого не выпускать.– Так я вернусь вскорости.– Царевна приказала, – с каменным лицом повторил стражник.Он бы и пропустил, будь один, но еще почти десяток свидетелей? Не-ет... таких неприятностей никому было не надобно. Так и в допросных подвалах окажешься, за царевной не заржавеет. Уже весь Кремль знал, что Хованского она приказала пытать нещадно.Симеон еще покрутился, да и ушел. Пашка толкнул приятеля:– Я к царевне, а ты здесь будь. Понял?И умчался. Сенька кивнул. Чего ж тут не понять? Ежели кому так выбраться надобно, так ведь не зря? О таком царевне всяко сказать стоит!* * *Известие о Симеоне Полоцком царевна приняла без особой радости. Пашку допустили к ней сразу же, царевна выслушала – и задумчиво покусала кончик пера.– Спасибо, Павел. Я запомню. Я теперь отправляйся обратно на пост. Дмитрий!В комнату заглянул еще один из выпускников царевичевой школы, только старший – лет уже двадцати пяти от роду.– Звали, государыня?– Приказываю Симеона Полоцкого схватить и доставить ко мне. Вежливо.Софья пока сидела в кабинете своего отца. Сидела, разбирала пергаменты, удивлялась количеству кляуз и прошений, но сортировала упрямо. И в том ей помогали двое ребят – Пашкиных ровесников. Это ж прочитать надобно, отложить в нужную кучку, пометить, кто и от кого или на кого, ежели донос...Полоцкий...Софья сдвинула брови. Неужто без этой гадины не обошлось? Хованский покамест молчал – из злости и ненависти. Палачи клялись и божились, что за пару дней его сломают, но сколько его сообщников скрыться успеет?Из Кремля она пока, конечно, никого не выпустит, все посты расставлены, тайные ходы... откуда б Симеону их знать?Хотя при местной вольнице...Только за последний час в кабинет шестеро бояр заявилось, а за дверью царских покоев куда как более толкаются. Неуютно им. Маетно...Ничего, помучаетесь со мной, так Алешку на руках носить будете...Ох, братец, ты только выживи да вернись!Софья отчетливо понимала, что такой бунт не может вспыхнуть сам по себе. Вернулся бы Алешка – головы полетели бы вмиг. Отсюда вывод – что-то да сделано, чтобы он не вернулся.Легко ли на войне несчастный случай подстроить?Очень легко. Для солдата. А вот царя все-таки охраняют. К тому же, ежели там кто и есть – сотовых-то здесь нет, по времени не согласуешь. Даже ежели отца и отравили – все равно точную дату предугадать не могли. Так что в идеале – написать брату.Только вот о чем?Отца отравили, берегись?Неубедительно.Значит, надобно расколоть Тараруя и допросить, а лучше исповедать Долгорукова, пока еще не сдох. Но это она уже распорядилась, к нему Аввакум должен направить кого, а заодно пару ребят спрятать за дверью, пусть подслушают. И таинство исповеди соблюдем, и дело сделаем.И вот тогда писать брату.– Государыня, Долгоруков преставился.– Как...Заглянувшая в дверь девица вздохнула:– Рана серьезнее оказалась, чем думали, ему становой хребет перебило. Как переносить начали, думали вроде и ничего, а кровотечение открылось вмиг. И исповедаться не успел...– Твою же ж... – не сдержалась Софья. Девица запунцовела – не привыкли на Руси к восьмиэтажным сложносочиненным конструкциям. – Свободна. Сходи, погляди, как там Хованский, да скажи, чтоб не уходили ненароком. Больше у нас никого нет.Девица исчезла. Софья рассерженно прикусила кончик пера.Вот о чем тут писать брату? Вызывать его сюда, под удар врага?!А пока еще письмо дойдет?Он же не сидит в одной точке и о себе не сообщает, он где-то в Крыму...А если он уже...Так! Молчать! И нечего о таком думать!Алексей вернется и коронуется, обязательно! Он жив, он проживет еще долго и будет великим государем. Точка.* * *Алексей Алексеевич тем временем смотрел на землю Крыма с корабля. Его часть отряда шла на Керчь морем. Сначала – казачьи чайки, потом все корабли, которые были в гавани у Ромодановского.Рядом удобно устроился Иван Морозов.– Сколько ж нам тут дел предстоит!Алексей кивнул:– Да уж, захватить просто, но надо ж еще удержать, надо обжить... чтобы и духу тут всей этой турецкой нечисти не было!– А татары?Алексей сдвинул брови:– А что с ними?– В степи пахать нельзя, лучше скот водить.– Надо что-нибудь придумать. Найдем, кто, кого... Софья придумает, кого сюда переселить так, чтобы и люди были верные, и выжить здесь смогли.– Как-то она там...– Зная Соню? Она справится! Что бы там ни было!– Две галеры справа по борту!!!Крик вахтенного матроса разнесся по судну. Алексей пригляделся.– Действительно. Обнаглели турки. Как бы там ни сложилось – но в Азовском море их больше ноги не будет!Галеры тоже заметили противника. Но прежде чем они решились сделать что-то – к ним устремилось два десятка чаек.А и то! Чего их отпускать? Чтобы другие галеры привели?До ближайшей турецкой крепости еще плыть и плыть, ни к чему тут нападения. А лучше чаек ничего не придумаешь. Вместе они не то что галеру – фрегат заклюют!А им воевать пока никак нельзя. Взрывчатка на борту, пушки дальнобойные... дойти бы к Керчи по морю, не встревая в серьезные стычки, а уж потом...И это Алексею Алексеевичу таки удалось.Ни турки, ни татары не ждали такой откровенной наглости от русских. Потому, видимо, отряд и прошел невозбранно вплоть до самой крепости Керчь. А девять галер отловленных по пути, – не в счет. На них и чаек хватило. Для казаков это дело было привычное, а остальные смотрели и учились.Когда-нибудь Русь станет великой морской державой, но первые шаги надобно делать уже сейчас.* * *– Государыня, вот он.Симеон Полоцкий здорово напоминал затравленную крысу. Кто другой не увидел бы в нем этого, но Софья, с ее опытом, подмечала и слабо подрагивающие пальцы, и слишком резкие жесты, и даже опасливый взгляд на нее...– Надеюсь, вы никуда не спешите, Самуил Емельянович?Вот теперь старец вздрогнул, услышав свое имя-отчество. Не принято такое было, но в устах царевны... Уж лучше б ругалась – безопаснее было бы.– Государыня... я к вашим услугам.– Тогда, полагаю, вы на меня и не обидитесь. – Софья криво усмехнулась – и кивнула казакам: – Обыскать!Симеон дернулся, но куда там! Обыскивать казаки умели, так что через пять минут на столе выросла горка предметов. Софья принялась перебирать их.– Кинжал. Да интересный какой, почти мизерикордия... – Действительно, тонкое, игольно-острое лезвие было предназначено не для резки мяса. А вот вонзиться между ребер – в самый раз. Потаенное оружие. – А что у нас еще? Деньги, просто отлично. А почему три кошеля? Так, ну тут золото и камни, это понятно. Не нищим убегаем. Здесь серебро и мелочь на мелкие расходы. А тут?Симеон дернулся, но остался на месте. Софья вытряхнула на стол четыре монеты, покрутила в руках, полюбовалась на вырезы.– А у кого двойники?– Государыня? Не понимаю я, о чем вы...– Ничего, палач поможет, – «утешила» Софья. Уж Александра Дюма читывали, и парные монеты секретом не были. У тебя одна – с определенными вырезами, у меня вторая... ключ, пароль, опознавательный знак для своих. Дело житейское, этим многие баловались. Просто подбирается оригинальная монета, можно с эмалью или камушком, делаются вырезы, отверстия, договариваешься до кучи о пароле – азы шпионской азбуки.«Приедет... и или нашпионит, как последний сукин сын...» – вспомнился Софье незабвенный булгаковский Коровьев, он же Фагот. Ах, как же хорошо было работать свите Дьявола! Делай, что пожелаешь, а проблемы людей – это их проблемы.И она б сейчас схватила Симеона, вздернула на дыбу, так нет же! Нельзя покамест, все ж уверены, что он добрый, хороший, чуть ли не святой. А она пока и так... шатко все, очень шатко. Нельзя ей рисковать.– Государыня, нешто виновен я в чем?Симеон смотрел невинно, но царевна не обратила внимания на честный открытый взгляд. Она смотрела дальше.Пара склянок с непонятным содержимым ее заинтересовала больше остального.– Это что?– От сердечной боли, лекарь смешал, – отчитался Симеон.Софья кивнула и отдала оба флакона Дмитрию.– Отвезти Ибрагиму, пусть проверит.– Да, государыня.– А вы, любезнейший, расскажите мне, что у вас за нужда такая в городе объявилась. – Софья смотрела ласково, но от такой ласки морозцем по спине продирало.– Да я к лекарю хотел наведаться в Немецкую слободу, – признался Симеон. – Переволновался я за сегодня, вот и...– Нож взяли, потому что на улицах небезопасно. Монеты – чтобы заплатить за лекарство. Склянки – для сравнения. Чтобы знал, что делать, – Софья рассуждала вслух. – Ладно. А вот это вы как объясните?Два кошеля – большой и совсем крохотный, мягко звякнули под ее рукой. Симеон, впрочем, уже успел найти ответ.– Государыня, я тут немного людям помогаю, вот и сегодня решил. Беспорядки же, наверняка кто-то да пострадал, а я бы деньгами и помог.– Как это мило с вашей стороны.Софья разозлилась всерьез. Этот ухватистый угорь просто выскальзывал из рук. Она носом чуяла, что с ним нечисто, но... что?И как?Можно бросить его рядом с Хованским, пытать, но... нужна или причина, или повод. Под пыткой-то человек в чем хочешь признается. Лучше сейчас не волновать народ. Опять же, у Симеона настолько хорошая репутация, что точно – тварь. Порядочных людей обычно куда как меньше любят.– Я лично попрошу вас никуда не уходить из дворца. – Софья мило улыбнулась.– Да, государыня...Симеон уже понял, что вывернется, и обнаглел:– А ежели мне лекарство понадобится?– А на тот случай я к вам приставлю... Дмитрий, кто у нас в приемной?– Алексашка, государыня. Алешка еще, Любимка...– Отлично! Вот Любима и приставь!– Государыня?Царевичев воспитанник влетел, поклонился.– Тебе вменяется следовать везде за старцем Симеоном, – ласково сообщила Софья, – а ежели плохо ему станет, срочно звать лекаря. Понял?– Да, государыня.Судя по хитрому блеску серых глаз, понял парнишка намного больше. Вот и ладненько, Софью это устроило. Симеона – явно нет, судя по благочестиво-кислому выражению лица, но на всех же не угодишь, верно?– А вот это, – Софья повертела в руках кошелечек со «странными» монетами, – я оставлю у себя. Дмитрий, выдать Самуилу Емельяновичу из казны четыре равные по ценности монеты.Симеон скривился еще больше, но протестовать не решился. Раскланялся – и ушел, сопровождаемый Любимом. Софья проводила его злобной ухмылкой, смахнула в ящик стола кошелек и взялась за бумаги. Как царь умудрялся во всем этом разбираться?Не-ет, надо здесь наводить порядок. Все равно ведь придется.* * *Симеон у себя в покоях в это время клокотал от злости. Да так, что стоять рядом с ним было небезопасно.С-сука! Дрянь, гадина, девка непотребная!!!Вот сейчас он точно знал, кто верховодит в Дьяково. Именно она! Она...То, как царевна держалась, как говорила... не могла так себя вести соплюшка! Его просто провоцируют... и ведь он поддастся! У него нет выбора!Из Кремля его не выпустят, но если не станет царевны Софьи... Остальные – нет. Не то. Слабы, глупы... а вот эта...Симеон прикрыл глаза, вспоминая разговор. Софья смотрела на него, как кошка. Только вот она не играла, она всерьез была настроена его сожрать, как только появится хоть малейший повод. И сожрет.И все вытряхнет.Так что же делать?Да ясно и что, и чьими руками... вот сейчас отошлем мальчишку за лекарем – и займемся. Набросать пару строчек в записке было несложно. Спрятать ее в рукав, чтобы долго не искать, как раз, пока он в свои покои шел, нужного человечка видел – и тот за ним последовал...Симеон достал из шкапа пузырек с зеленоватой настойкой, глотнул, сморщился от мерзкого вкуса... Выветрится быстро. А теперь...Мужчина вскрикнул достаточно громко, чтобы паренек заглянул в комнату, застонал, схватился за сердце и сполз по стеночке.Мальчишка влетел, пощупал пульс, от волнения стучавший с дикой скоростью, взглянул в зрачки Симеону – и помчался за Блюментростом. Ежели Полоцкий помрет раньше допроса, царевна ему голову отвернет.Этого времени Симеону как раз хватило, чтобы выглянуть из покоев и подозвать одного из стрельцов. Письмецо ушло к своему адресату.Есть, есть еще в Кремле и яд, и кинжалы...* *
ВЫ ЧИТАЕТЕ
Азъ есмь Софья. Государыня Галина Дмитриевна Гончарова
Fantasyкнига 3 Не успел царевич Алексей вернуться с победой из Польши, как надобно идти на Крым - пока турки присмирели, вразумлять татар, чтобы не разоряли южные рубежи, не уводили в полон православных. Огнем и мечом по Кафе, Бахчисараю, Керчи, во имя сп...
