Звёзды с балкона, увидимся позже

Часть 11

Соседи усердно работают на протяжении всей недели. Антона напрягало, что участие в этом проекте для колледжа — обязательное. Видимо, его мнение никого особо не интересует. Посему он без лишних тактильностей прямо сейчас помогает Арсению с макетом здания, где обучается. У них ровным счётом есть ещё одна неделя. — Я заебался, — тяжело и громко выдыхает Попов, поднимаясь с пола. — И я пошёл курить. Антон вздёргивает голову, переводит взгляд с уходящей фигуры Попова на часы. Времени у них предостаточно. Они договорились работать с шести вечера до двенадцати ночи, а когда Антон работает, то с одиннадцати до часу ночи. С течением времени Шастуна это занятие конкретно так подзаебало. Почему бы администрации колледжа не нанять профессионалов, которые смогут сделать идеальные макеты учебного заведения? Но, вместо этого, они скидывают всё это на бедных студентов, у которых и так забот навалом. Да и к тому же, преподаватель сам виноват, что убрал парня из пары с Кузнецовой. А ведь за всю эту неделю он почти не общался с Ирой и Оксаной, а также с Димой и Серёжей, что было для него самого просто удивительным. И эти семь дней показались ему просто сумасшедшими. Он так и не узнал, что с девушками, а у его друзей-геев всё отлично. Он прекрасно знает это, даже не контактируя с ними. Всё-таки Антон поднимается с пола, уходя вслед за мужчиной. На балконе, к удивлению, не так холодно. В изумрудные глаза бросается прекрасная картина: Арсений, сидящий в пуфике; на балконе работает подсветка, освещая всё лёгким фиолетовым светом, который только украшает, а не режет глаза, как некоторые цвета; в руках Попова тлеет сигарета. В сердце у парня что-то предательски закололо. Убивать свое здоровье — не жалко. Но вот когда это делает Арс... Так это сразу ощущается по-другому. — Арс, а давай попробуем неделю без сигарет? — первое, что приходит в голову подростка, сразу же слетает с языка. Мужчина поднимает умопомрачительный взгляд на парня, словно пытаясь испепелить его. — У меня просто сломался айкос, а по гарантии я его уже сдать не могу, — совершенно спокойно оправдывается Арсений, словно ему такие предложения прилетают каждый день. Теперь Антон на него смотрит, кажется, как на придурка. — Нет, ты меня не понял. Я имею ввиду и сигареты, и айкос. — А что мне за это будет? — ехидно улыбнулся он. Шпала сгибается в три погибели, чтобы поднять совесть Попова, которую тот только что потерял. — Ничего, — парень обиженно переступает порожек балкона, стремясь забыть это ужасное чувство. То самое чувство, когда кажется, что человеку на тебя абсолютно всё равно. Он выглядывает из-за балконной двери, но Арсению же виднеется только светлая макушка Антона, на которую ложится приятный фиолетовый свет. — И вообще, я с Ирой не встречаюсь, скажу больше, я её даже не люблю, а ещё я устал делать вид, что не хочу с тобой обниматься, и ты тоже самое делаешь, а ещё динамишь меня! — на одном дыхании выдаёт Антон, ни разу не запинаясь, при этом он уже полностью стоял на балконе. Арсений, в свою очередь, проводит сигаретой по пепельнице, чтобы затушить её. Он бы сейчас точно обнял мальчика, если бы от самого Попова не пахло точно так же, как от пепельницы. — Я знаю, просто считал как же долго ты выдержишь. — Да? Как же это смешно, — Антон глубоко в душе начинает плакать, но, на самом деле, у него не дёргается ни одна мышца на лице. — Тебе это не нужно. Ты молодой. Это выглядит так, будто ты просто одержим мной. И Арсений сам не знает, зачем отталкивает его. В который раз. Это похоже на бесконечные качели, которые никогда не закончатся. И, казалось бы, вот он, совсем рядом — шанс остановиться раз и навсегда, но затем кто-то отталкивается вновь и они снова летят на высоту. — Откуда ты знаешь что мне нужно? Если мне восемнадцать, это не значит, что я не могу самостоятельно выбирать, чего сам хочу. Я хочу с тобой большего, чем дружбу. Хватит уже всё пытаться решать за меня. Конечно же ты заметил, что я нарочно сделал эти фотки. А ещё знаешь что? Я увидел, что Павел Алексеевич поделился этой самой записью в личном сообщении, представляешь? — Антон мысленно уже в крайне сильной истерике. Но в жизни же он по-прежнему старается говорить всё спокойным тоном, словно его вся эта ситуация вовсе не задевает никаким образом. И Попова это начинает изрядно выбешивать. Хотя мужчина прекрасно знает, что это психологический трюк. Но ведь от того, что он знает о том, что это всего лишь уловка, она работать же не перестаёт. — Ты обиделся?.. — Арсений смотрит на Шастуна, который грустно вздергивает бровями, собираясь уходить в тёплую квартиру. — Ну вот скажи что такого мне надо сделать, чтоб ты не обижался, солнце? У парня от этих слов резко теплеет на душе. — Попробуй не курить со мной неделю. Тогда я не буду на тебя обижаться. Преподаватель соглашается на правила игры, а затем они возвращаются к макету. Им остаётся доделать только несколько деталей. Антон сидит в позе по-турецки, потому что ему некуда девать длинные конечности. Арсений обнял себя за ноги, наблюдая, как Шаст пытается открыть колпачок от секундного клея, который, по всей видимости, приклеился. — Дай-ка его сюда, — Попов выдергивает из рук замученный клей. — И вообще, иди лучше рисуй, у нас всего неделя осталась, а тут я и сам уже могу тихо доделать. Ему на самом деле осталось мало чего сделать: доклеить крышу, в некоторых местах закрасить следы клея и аккуратно вырезать завершающие детали. Пока Антон молча сел за стол мужчина, ища ватман, а после уходя к себе, чтобы забрать кисти, краски и фломастеры. Арсений много думал о том, что это всё бессмыслица. Ему двадцать семь, а он страдает какой-то хернёй. Но если быть честным, то за выигрыш их могут отправить в Москву, представлять их учебное заведение. Правда, преподавателю на это всё равно. Ведь ему-то это совершенно ничего не даст. И по итогу выйдет так, что он просто так потратил время на эту фигню вместо того, чтобы заниматься чем-то поистине важным и полезным. Что они будут делать в этой Москве несколько дней? Ему и в Питере живётся прекрасно. Правда, из-за малого количества свободного времени, ему пришлось урезать количество контрольных, проверочных и домашних работ до самого минимального количества, которое он когда-либо давал. А у Антона и вовсе нет домашнего задания по истории. — Останешься у меня? — с надеждой спрашивает Арсений, отрываясь от макета. Он кладёт открытый клей на салфетку, прижимая крышу к стенке. — Ладно, — Антон, который до этого повернулся к Попову, обратно разворачивается к рисунку, принимаясь вновь что-то там вырисовывать на этой несчастной бумаге. На ватмане постепенно вырисовывается чертеж, а после Шастун стирает ластиком границы грифеля, чтобы на бумаге остались едва заметные линии, по которым он и будет ориентироваться, когда начнёт орудовать красками. Затем уходит на кухню, чтобы набрать в стакан воды, и только после всего этого принимается разукрашивать своё художество. Цвет получается не слишком насыщенным, что, в принципе, устраивает парня, ведь именно так он и видит свою шарагу. Приходится несколько раз пройтись кисточкой по определённым местам, чтобы получить тени. Он в детстве ходил в художественную школу, и всё-таки эти навыки ему хоть когда-то, да пригодились. Только ватман — не самая подходящая площадка для того, чтобы что-то рисовать. По каждому краю надо ставить что-нибудь, чтобы бумага не сворачивалась в трубочку, иначе вообще хоть как-то работать невозможно. Арсений уносит мини-здание колледжа на кухню, чтобы оно высохло. — Антон, — Арсений стоит над душой юного художника. — М? — Антон отрывается от раскрашивания, снимает один наушник, чтобы слышать Попова. Арсений становится в полуприсед, притягивая к себе парня. Попов вжался в податливые губы мальчишки, аккуратно приподнимая его подбородок едва касаясь пальцами. Антон, в свою очередь, одной рукой как бы придерживал мужчину за шею. И вроде бы это могло закончиться, как обычный поцелуй, но парень разомкнул губы преподавателя, скользнув языком в чужом рту. И это теперь кажется чем-то запредельно интимным. Но обоим парням даже нравится. Шастун настолько увлёкся этим поцелуем, что случайно мазнул кисточкой по лицу Арса. В голову ничего не пришло лучше, как слизнуть медовую акварель. Он очень щедро набирал на кисть краску, но, несмотря на воду, что была в ней, вся щека его соседа была с немного заметным оттенком горчицы. Попов добился куда большего, чего хотел изначально, поэтому он с довольной душой лёг на кровать, предварительно сходив в ванную, дабы всё же смыть следы акварели, и начал листать ленту в инстаграме. Он открывает историю Иры, на которую, к своему удивлению, подписан. Там она идёт, держась с кем-то за руку, явно с девушкой, а рядом отмечена Оксана. — Тош, а Ира — лесбиянка? — с нескрываемым интересом спросил преподаватель. — Нет, с чего ты это взял? — Антон решает оставить кисти в воде, краску аккуратно закрыть, а рисунок оставить высыхать, его он дорисует чуть позже. Шастун подползает к Арсению, а тот перелистывает историю обратно, чтобы показать парню. — А... а... ахуеть. Мужчина проводит подушечкой большого пальца по чужим костяшкам, а затем и вовсе перехватывает руку, дабы поцеловать её. Кольца на руке тёплые, что довольно сильно удивляет. — Арс, давай спать, пожалуйста, мне на работу завтра идти надо, — милым тоном попросил он. — А у меня завтра выходной, — словно дразня, ответил Арсений, а затем улыбнулся Шастуну. — Это, конечно, круто, что у тебя восьмого ноября — воскресенье, но вот для меня это будто ёбанный понедельник, потому что люди набухиваются в зюзю именно в выходной день. Арсений молча выключает свет во всей комнате, ложась спать вместе с Антоном. Они не дуются друг на друга, и это делает парня чуточку счастливее.